School of tears

Чонгук не ожидал, что воскресенье наступит настолько быстро. Кажется, еще вчера они с Тэхёном делили обед на крыше, Гук смеялся над беспечностью хёна по отношению к учебе и не мог оторвать взгляда от красивого профиля, а уже сейчас он носится по своей комнате, в надежде спрятать куда-нибудь все грязные вещи и мусор. Нельзя сказать, что он такой уж неряха, но, как и большинство ребят подросткового возраста, Чонгук не горит желанием без особого повода наводить порядок. Тем более, он и без того знает, где какая важная вещь лежит в данный момент и из какой кучи футболку брать стоит, а из какой все вещи пора бы закинуть в стирку. И все же перед Тэхёном светить собственным творческим беспорядком совершенно не хочется. Какая-то до жути фанатичная часть Чонгуковского сознания настойчиво требует избавиться от всех фантиков, пакетиков, недоеденных снеков, упаковок из-под салфеток и прочей грязной лабуды, коей в комнате парня, а в частности на рабочем столе, невиданное множество. К моменту встречи с Тэхёном комната выглядит непривычно вылизано, а если не заглядывать под кровать (что конечно же первым делом сделала перед уходом мама), то и вовсе копия фотографии с обложки какого-нибудь журнала для домохозяек. Чонгук нервно потирает друг о друга вспотевшие ладошки и, еще раз взглянув на дисплей электронного звонка, где улыбающийся хён активно машет рукой точно в небольшую камеру, тянется к ручке входной двери. В повседневной одежде Тэхён выглядит просто потрясающе: растрепанные игривым ветром прямые волосы, белая футболка с забавной рожицей пикачу, свободные хлопковые шорты, открывающие вид на длинные ноги с худыми икрами и выпирающими коленными чашечками, массивные сандали, пара браслетов на правой руке и рюкзак за левым плечом. В тщетной попытке запечатлеть в памяти каждый нюанс непривычно-домашнего образа, Чонгук хаотично цепляется то за одну, то за другую деталь. На несколько секунд он, кажется, уходит глубоко в себя, потому что следующим, на чем фокусируется его заторможенный взгляд, оказывается возникшее перед самым носом лицо хёна. - Эй, я могу уже войти? Очень нужно в туалет, - дыхание Тэхёна практически опаляет щеку Чонгука, и парень смущенно отшатывается в сторону, не найдя в себе сил справится с такой близостью. Сердечный ритм сбивается с привычных шестидесяти в минуту и легкий румянец трогает острые скулы. Младший не находит ничего лучше, чем поспешно отвернуться и неловко махнуть рукой в сторону коридора с нужной темной дверью. - Ах, ты мой спаситель! Всю дорогу думал о том, как хорошо было бы просто отлить. Тэхён говорит без стеснения, юрким ужом проскальзывая в квартиру и на ходу скидывая с ног сандали. Он неплохо ориентируется в чужой квартире, гонимый базовой потребностью и прирождённый любопытством, пусть даже обычно такое поведение расценивается как невежество. Но Чонгуку совершенно нет до этого дела. Он только коротко выдыхает и, подцепив рюкзак старшего, который тот оставил прямо на полу у входной двери, плетется в свою комнату со странным, клокочущем внутри предчувствием. Идея провести с Тэхёном целый вечер и ночь за просмотром аниме-новинок и дурацких видео с ютуба, поглощая вредные снеки и содовую, греет душу сама по себе. Тогда что же может омрачить столь сладкую идиллию? Никаких уроков, никакого надзора матери и бесячего ворчания старшего брата над ухом. Только он, Тэхён и полная свобода действий. На лице Чонгука непроизвольно вылезает лёгкая полуулыбка. Вот уж точно - ничего. И вот - спустя две литровые бутылки колы и почти десяток серий моей геройской академии Чонгук готов признать, что он самый счастливый ученик старшей школы. Они валяются на полу: Чонгук сидит, опираясь спиной о кровать, а Тэхён звездочкой растягивается на жестком коричневом ковре, уложив голову на колени младшего. Ноутбук, который они стащили со стола, располагается на невысоком кофейном столике, вокруг которого уже образовалась горка из фантиков и полупустых пачек чипсов. Мама будет в ужасе, когда вернется домой, но вряд ли это имеет хоть какое-то значение в данной ситуации. Тэхён гогочет как ненормальный и постоянно комментирует действия главного героя. На его некогда чистой футболке теперь красуется пара бледно-рыжих пятен от специй, а в волосах запутались крошки от чипсов, которые неаккуратно сыпались изо рта растяпы-Чонгука. На самом деле, со старшим просто невозможно смотреть что-либо всерьез. Эти извечные смешки, отсылки к прошлым сериям, истории из своих фантазий к месту и не очень... Тэхён - шебутной и неутомимый сгусток энергии, не иначе как по ошибки заточенный в клетку человеческого тела. Но Чонгук все равно бессовестно наслаждается беззаботной атмосферой и теплом чужого тела. Даже сейчас, когда этот бесноватый хён передразнивает корявый акцент переводчика, все, чего хочет младший - это зарыться пальцами в густые растрепанные волосы и стать с недругом чуточку ближе. Единственное, что забывает учесть Чонгук, это простую человеческую истину - желания имеют свойство сбываться. Только вот не факт, что реализуются они именно в том виде, который так старательно прорисовывается в нашей голове. Но это ведь мелочи, правда? А иначе формулируйте свои запросы четче, господа. Чонгук успевает разве что набрать побольше воздуха в легкие, чтобы как следует отсмеяться над очередной выходкой Идзуку, но в следующую секунду буквально спотыкается о собственный выдох, проглатывая смех со странным булькающим звуком. За ребрами что-то гулко ухает не иначе, как к нижним позвонкам, а по всему телу прокатывается мелкая, но такая ощутимая, дрожь. У Чонгука в голове пульсирует нечто схожее с мигренью, разве что приятнее на порядок и накрывает совсем уж основательно. Дурацкое "пуф", как мини-апокалипсис в сознании героя на экране, и не остается ни одной связной мысли в чертогах юношеского разума. А все потому, что Тэхён, будь он трижды неладен, в буквальном смысле зарывается лицом в живот тонсена и давит свой истеричный смех куда-то в область чувствительного пупка. Горячее дыхание прожигает кожу даже через плотную ткань футболки, и, Чонгук готов провалиться сквозь землю, член под щекой хёна отзывается даже на такое случайное прикосновение. Скажите, где вы были, заветные желания, когда вас так не хватало, почему именно сейчас? Но Тэхён, кажется, ничего не замечает. Смеется только сильнее, до икоты, вжимается твердым лбом в ощутимо напрягшийся живот и дышит-дышит-дышит. По ощущениям, так просто пытается выжечь дыру в нервной системе Чонгука. А она у парня хрупкая, точно голый стебелек на ветру, того и гляди сломается под натиском бушующей стихии. Вот и телу от такой близости по-настоящему тяжело: мышцы на ногах становятся каменными, ладони увлажняются, корпус рефлекторно склоняется вперед, а на спине проступают противные капли пота. Внизу живота медленной пульсацией зарождается слишком знакомое раззадоренному гормонами организму тепло, еще чуть-чуть и быть неловкому юношескому конфузу. Все естество парня так и тянется к хёну, мурашками вниз по позвоночнику струится желание прижаться еще плотнее, зарыться ладонью в густые непослушные пряди на затылке и... Чонгук нервно сглатывает избыток слюны, которой во рту образовалось до неприличного много. Он гонит прочь заманчивые образы своей разыгравшейся фантазии, потому что и без того тошно, и без того внутри все раскаленной пружиной сводит от осознания безнадежности ситуации, своего бессилия. Чонгук никогда не был пай-мальчиком, и желания его вполне себе соответствуют бурному созреванию организма, но оказаться неожиданно так близко (и одновременно так далеко), от мокрых вечерних образов, скрытых плотным душным одеялом. Нет, в такому он оказывается совершенно не готов. Но стоит Чонгуку шагнуть к той грани, когда пунцовый цвет лица не скроет челка, а внушительную выпуклость в штанах не объяснить глупой случайность, как Тэхён отнимает взмокшее, покрасневшее от духоты и собственного горячего дыхания, лицо от живота тонсена. Вот так просто, разворачивается обратно к экрану, мазнув туманным взглядом по Чонгуку, и продолжает как ни в чем не бывало смотреть аниме. Словно у них это в порядке вещей, словно нет ничего странного в том, что один парень завёлся от тесных обнимашек с хорошим другом. Чонгук не представляет, как в такой ситуации можно оставаться спокойным, ведь его фактически потряхивает от накатывающего возбуждения, но Тэхён просто... Смотрит. Ёрзает на коленках, пытаясь улечься поудобнее, и продолжает похихикивать скорее не в силах быстро остановиться, нежели от чего-то еще. А Чонгук молчит, сжимая покрепче кулаки для успокоения, и старается дышать как можно глубже. Он не может попасться так глупо, только не сегодня. Они ведь только стали по-настоящему близки... - Ты чего? - Тэхён замечает, что в атмосфере что-то изменилось лишь спустя пару минут отпускаемых в никуда шуток. Тишина в ответ его немного задевает, поэтому парень разворачивается и кидает вопросительный взгляд снизу вверх на напряженного Чонгука. А для младшего это является последним гвоздем в крышку гроба трещащего по швам самообладания. Таким же острым, проникающим под кожу и глубже, куда-то в самую дрожащую от восторга и обожания душу. Чонгук откровенно побаивается таких взглядов, потому что они могут вытащить на поверхность то сокровенное, хранящееся за семью печатями в самом глухом, но нежно оберегаемом, углу сознания. То, от чего он сам бежит и прячется под неумелыми масками. Парень смаргивает наваждение и наконец понимает, что от него ждут ответа. Тэхён смотрит упрямо и немного обиженно, словно Чонгук сделал что-то крайне порицательное, но тот совершенно потерял нить какого-либо диалога, запутавшись в собственных горячих ощущениях. Наверное именно поэтому он выдает совершенно не то, что на самом деле хотел бы сказать. - Отсмеялся? - из-за эмоционального напряжения его голос звучит грубее и ниже, чем обычно, и Чонгук на секунду сам теряется в сложившейся ситуации. - Мне нужно в туалет, пусти. - Мог бы и раньше сказать... - растерянно бубнит Тэхён, поспешно отрывая голову от теплых ног младшего. В обычно задорных глазах теперь же читается непонимание, колкая обида с толикой жгучей боли, и от того хоть волком вой. Чем заслужил такую резкую немилость со стороны младшего? Что такого сделал, раз Чонгук перешел в режим глухой обороны и принялся огрызаться? Все эти вопросы отражаются на лице Тэхёна точно бегущая строка на огромном информационном табло, пока сам парень отсаживается чуть в бок и подтягивает к ближе пачку с остатками кукурузных чипсов. Чонгук чувствует дрожь на кончиках пальцев, когда песочная ткань съезжает выше и собирается крупными складками у паха, открывая вид на гладкую кожу внутренней поверхности бедра. Он неловко поднимается на ноги и, скосив взгляд в сторону, практически бегом ретируется из комнаты. Кровь в висках пульсирует и гудит точно вода в старых водосточных трубах, а лицо так сильно обдает жаром, словно он сидел не рядом с живым человеком, а как минимум с горящим адовым костром. Только закрыв дверь на защелку, Чонгук позволяет себе сцедить жалкий полустон с губ и приложиться горящей лбом к холодному кафелю на стене. Сердце в груди отбивает тяжелый бешеный ритм, а по телу мелкой дрожью простреливает постыдное возбуждение, закручиваясь низу живота тупым болючим узлом. Чонгук делает глубокий вдох и на выдохе гонит прочь картинки худых чуть загорелых ног и симпатичных раскрасневшихся щек. Он выкручивает кран на половину и яростно плещет в лицо ледяной водой, стараясь не думать о физическом дискомфорте, который приносит это самое возбуждение. Ни при каких условиях он не будет дрочить, пока Ким Тэхён находится в его квартире, буквально за стенкой. Холодный пот прошибает вниз по спине, стоит Чонгуку только представить, что будет, если хён услышит его задушенные стоны и всхлипы через деревянную дверь. А ведь он вполне серьёзно может кончить только лишь от одного звука этого глубокого голоса. С трудом придя в себя и остудив пылающие щеки, парень поднимает взгляд к зеркалу и с сожалением отмечает, что выглядит достаточно паршиво: мокрая челка сосульками спадает на лоб, из-за холодной воды остатки румянца на лице проступают лишь в виде бледных пятен, а круги под глазами словно становятся на несколько тонов темнее. Чонгук зажмуривает тяжёлые веки и делает несколько глубоких, размеренных вдохов. Помимо прочего, он задел Тэхёна неловко брошенной фразой, и надо бы извиниться. Все же хён не виноват в том, что организм младшего так реагирует на близкий контакт. Когда Чонгук заходит в комнату, Тэхён всё так же сидит на полу, скрестив и поджав под себя ноги, но на лице его нет даже намека на улыбку. Взгляд направлен на экран телефона, но с этого ракурса Чонгуку хорошо видно, что хён просто бездумно листает главную страничку на navere, не заостряя внимание ни на чем конкретно. Выглядит он откровенно расстроенным, хотя, младший уверен, стоит ему обнаружить себя, как Тэхён попытается скрыть подавленное состояние за деланным равнодушием. Именно поэтому Чонгук просто плюхается на пол рядом с хёном, тесно прижимаясь своим плечом к чужому, тут же напрягшемуся, и бурчит еле слышное "капец желудок прихватило". В социальном плане он все ещё довольно неловкий, даже с друзьями и близкими людьми. Слишком сложно это - человеческие отношения, непонятно, в какой момент времени какую фразу нужно произносить. Наверное, именно поэтому он предпочитает просто молчать, молчать и делать, не тратя понапрасну кислород и время. Тэхён ещё с минуту крутит в руках телефон, приходя к некоторому соглашению с самими собой, а затем просто откладывает его в сторону и опирается в ответ на плечо Чонгука. Никаких лишних слов и неловких любезностей. Тэхён не во всем может понять Чонгука, но искренне пытается, не разводя на пустом месте глупые обиды, а тонсен просто выражает свои чувства немного по-другому. И благодарит он так же, по-особенному: прижимается теснее и подталкивает пачку с оставшимися чипсами открытой стороной к хёну. Когда они укладываются спать, часовая стрелка уже медленно переползает за полночь. Чонгук освобождает место у стены для Тэхёна, в надежде, что так тот не сможет упасть, даже если будет сильно ворочаться, а сам умащивается с краю, благо размеры кровати позволяют расположиться двум подросткам без лишнего вмешательства в личное пространство друг друга. Как это обычно бывает, засыпают они и того позднее, не в силах наговориться о всякой ерунде вперемешку с высокоинтелектуальными (и не очень) шуточками. Ночью на них словно бы нападает второе дыхание, и только когда паузы между фразами начинаю туманить нить повествования, ребята вынужденно прерывают к этому моменту далеко не самый бурный диалог и желают друг другу добрых снов. Откровенно говоря, Чонгук мог отдельно постелить для гостя матрас на полу, или же побыть истинно гостеприимным и полностью уступить своё место Тэхёну, но... Ладно, его мама предлагала оба варианта, но он заверил её, что на одну ночь они как-нибудь да разделят его большую и комфортную кровать. Каким бы понимающим и осторожным ни был Чонгук, он ничего не смог (и не хотел) сделать с тёмными закоулками своей натуры. Эгоистичная часть его сознания буквально вопила о том, что этот шанс побыть настолько близко к Тэхёну может быть первым и последним в его жизни. Наверное именно поэтому он сдался под напором собственных желаний и просто сказал хёну, что так его маме будет меньше хлопот с постельным бельём. И кто такой Ким Тэхён, чтобы доставлять неудобства родителям друга? *** Тэхёну максимально тепло и уютно. Впервые за несколько месяцев он чувствует комфорт и защищённость в той концентрации, когда выпадение из реальности становится глубже, а сны - ярче. Сложно объяснить, почему это происходит, но парню, на самом деле, совершенно плевать. Да и о каком самоанализе может идти речь? Он уже очень давно не чувствовал настоящего умиротворения. Обычно Тэхён спит не спокойно: ворочается, сопит или даже хнычет, балансируя на тонкой проволоки размытых видений-кошмаров (об этом около полугода назад рассказал Джин). Хорошо хоть от собственных криков стал просыпаться гораздо реже, а то бабушка пугалась не на шутку и даже несколько раз плакала. Но в этот раз всё иначе. Тепло окутывает Тэхёна большим пуховым одеялом, нежит в своих объятиях точно в коконе и призрачно материальным ощущается на коже. Источник этого тепла находится так близко, где-то здесь, в бесконечном умиротворении, и легкий жар незаметно цепляет мягкий живот, опаляет не агрессивной болью, а еле заметным напряжением. Густо размытые силуэты и смазанные образы подобно лёгкому дежавю мелькают за закрытыми веками, у самой границы осознанных сновидений, дразнятся, но не подпуская ближе. Кончики пальцев покалывает от безымянного чувства, которое чем-то отдаленно напоминает предвкушение. Хочется прижаться, впитать в себя все имеющееся тепло и раствориться в нём подобно мельчайшей песчинке... Чонгук вообще-то спит не очень чутко. Обычно, чтобы поднять его по утру требуется как минимум 3 будильника и очень настойчивый физический контакт - такой как тряска или откидывание в сторону одеяла и подушки (а иногда и скидывание самого парня с кровати). Его брат впадает в такое же глубокое забвение, поэтому их маме на самом деле приходится не легко, особенно по утрам, особенно когда дети опаздывают в школу. Чонгук прекрасно знает эту особенность своего организма, поэтому когда сквозь сон в его сознание начинают пробиваться какие-то обрывки звуков и движения, первой даже не до конца оформленной мыслью становится - проспал. По телу проходит крупная дрожь и Чонгук уже готов на автопилоте сорваться вперёд с кровати, чтобы на сверхзвуковой начать укороченные сборы в школу, но... В этот момент он так же ощущает что-то неладное. Весь процесс внутренней паники занимает от силы две секунды, за которые успевают разве что напрячься мышцы в теле, а взгляд автоматом метнуться к часам (на которых, к слову, 3:52), но уж никак не проясниться взбудораженное сознание. Чонгук расслабленно выдыхает, безмерно радуясь мысли, что учёбу всё же не проспал, и только теперь замечает явное посягательство на своё личное пространство. Тёмная макушка Тэхёна тычется Чонгуку под подбородок, и это, несомненно, было бы невероятно мило, если бы вместе с этим парень не ощущал себя буквально закованным в чужие объятия. Правая рука и нога хёна перекинуть через его тело, а цепкие пальцы чуть сжимают край белой застиранной футболки на чужом плече. И все бы ничего, теплые объятия и мягкое дыхание у ключиц, да только Тэхён не совсем однозначно притирается своими бедрами к ноге Чонгука и... Окей, Чонгук чётко ощущает, как у хёна медленно встаёт. Жар тут же обдаёт лицо, а из горла вырывается смазанный вздох изумления. Десяток вопросов в один миг проносится в сознании пойманного врасплох парня, и пока Тэхён продолжает тесно притираться к бедру младшего наполовину затвердевшим членом, ещё столько же непристойнейших картинок всплывают из самых тёмных глубин подсознания. Даже через несколько слоёв ткани можно ощутить, настолько горячая кожа старшего и как жарко оседает его дыхание под ключицей. Неловкость возрастает пропорционально напряжению в собственных штанах, и Чонгук практически пугается скорости реакции своего тела. Даже в самой смелой из всех возможных фантазий он не представлял, что подобное может с ними когда-либо случиться, слишком самонадеянно и глупо. Он даже думает разбудить хёна, пока ситуация не стала окончательно безвыходной. Правда Тэхён, как в прочем и всегда, не оставляет ни малейшего шанса. Когда раздаётся надломленный стон, приглушенный и словно бы не уверенный, сквозь дымку бредового сна, Чонгук практически ощущает, как ломается хвалебная выдержка. Для влюбленного подростка это оказывается непреодолимым препятствием, гранью, через которую он, глубоко в душе, хотел переступить уже достаточно давно. Сложно сдерживать свои желания, когда они сдобрены тяжелой ношей из невысказанных чувств и подспудных темных страхов. Чонгук не совсем отдаёт отчёт своим действиям, когда, чуть повернувшись на бок, опускает руку вниз по худому телу хёна и прижимается подрагивающей ладонью к твердому паху. Ему страшно и безумно волнительно одновременно, всё происходящее кажется штампованным сюжетом из порно, только ощущается во сто крат острее. Чонгук делает глубокий вдох, будто перед погружением на глубину, и сжимает пальцы поверх пижамных штанов. Стон, который следует за этим действием, больше похож на короткий всхлип, и от стаи мурашек вниз по спине Чонгуку практически сносит крышу. Практически, потому что духота и страх никуда не деваются. Воздух из помещения словно бы выкачали насильно, из звуков лишь делённое на двоих рваное дыхание и шорох белых простыней. Тэхён под пальцами немного влажный, напряжённые бёдра инстинктивно подаются вперёд и вверх, беспорядочно, но не агрессивно. Чонгук слышит в своей голове, как болезненно хнычет его хён, заламывая густые брови и приоткрывая от бессилия рот, додумывает каждую деталь под слоем легкой хлопковой ткани. Что есть сон, а что реальность? В какой из лотерей матушки-удачи Чонгук выиграл возможность подрочить своей первой осознанной влюбленности? Он сталкивается взглядом с мутной поволокой в затопивших радужку зрачках и инстинктивно сжимает пальцы чуть сильнее. Тэхён словно бы и не видит младшего, цепляется пальцами за белую футболку на чужой груди, да только картинка всё никак не складывается. Ему так хорошо... От чего же? У Чонгука по виску стекает противная капля пота. Собственный член под двумя слоями ткани уже добротно напряжен, внушительно влажным контуром проступает на уровне занятой руки. Для того, чтобы не сойти с ума, приходится кусать саднящие тонкие губы. Ах, как бы хотел Чонгук, чтобы это была горячая мягкая кожа хёна... А Тэхён будто и не в себе совершенно, трётся бедрами и громко дышит в и без того заполненное жаром маленькое расстояние меж ними. Он приоткрывает глаза, но всё ещё плавает где-то на грани реальности и зыбкого мутного сна, в глубокой дымке собственной фантазии. Взъерошенная чёлка спадает на лоб, глубокие росчерки ночных теней играют на красивом стройном лице, жаль только разобрать эмоции на нём практически не возможно. Да и зачем оно нужно, если полумрак обостряет чувства и дарит ощущение мнимой вседозволенности. Заведённому до предела Тэхёну нужно не так много времени, чтобы кончить. Достаточно ещё пары смелых движений в такт, от основания к головке, скрытой под потемневшем от смазки бельем, как пружина внутри резко распрямляется с глубоким грудным стоном. Чонгук чувствует, как крупно вздрагивают бёдра хёна и теплой влагой затапливает и без того влажную ткань. Их общее безумие отпечатывается мокрым пятном на широкой мальчишеской ладони. Осознание обрушивается на Тэхёна следом за оргазмом, мгновенно разбавляя приятную негу острыми иглами болезненного стыда. Ощущение реальности возвращается на место как по щелчку пальцев, и тотальное неверие мешается со страхом принятия собственной промашки. Чонгук видит взрывной коктейль из эмоций на опухшем после сна лице, поломанные в ужасе брови и еле различимую влагу в уголках расширенных глаз. В звенящей тишине мелкой дрожью звучит их сбитое на двоих дыхание. Сердце в груди скачет так быстро, того и гляди выпрыгнет, и тянет нестерпимо тугим комком за ребрами. Чонгук непроизвольно подается вперёд, пойманный в плен темными провалами расширенных зрачков. И хотя поза всё ещё слишком интимная, у него на уме нет ничего грязного или язвительного, только магия момента и желание утешить испуганного зверька в душе хёна. Но стоит младшему совсем немного сдвинуться с места, как Тэхён резко подаётся назад, практически вжимаясь лопатками в холодную стену, и очень тихо, но от того не менее болезненно, всхлипывает. Красивая иллюзия разбивается на тысячу острых осколков. Чонгук закусывает щеку изнутри и во все глаза смотрит на то, что сейчас является самой разрушительной вещью на свете - отчаянный ужас в уязвленной, травмированной позе любимого человека. То, с каким остервенением Тэхён кутается в одеяло, как дрожат его руки и блестят в темноте, наверняка, уже покрасневшие глаза, вселяет в сердце Чонгука совершенно темное чувство. Ни секунды более не в силах выдержать эту молчаливую пытку, он срывается с места и позорно сбегает из комнаты. Чувство страх, горький стыд и отвращение к самому себе затапливают, словно густое лесное болото - не вздохнуть, не выплыть. Уже закрывшись в ванной, Чонгук устало опирается руками о край керамической раковины и нервным движением выкручивает холодную воду практически на максимум. В голове стоит противный шум, в штанах тянет не спавшее ещё возбуждение, а перед глазами, словно фото в памяти, застыло перекошенное в темноте лицо хёна. Бурная фантазия без проблем может дорисовать дрожащие ресницы и прозрачные дорожки влаги на покрасневших щеках, что вкупе с услышанных всхлипом наносит окончательный удар по самоуважению Чонгука. Когда он возвращается в комнату, умытый и пришедшей в себя, Тэхён всё ещё жмётся спиной к холодной стене, по уши укутанный в одеяло. Его тонкие коленки, скрытые слоем мягкой ткани, судя по всему, прижимаются к груди, а пальцы крепко держат смятый край белого полотна. Он вздрагивает, точно тонкий прутик под первым порывом буйной стихии, и впивается острым взглядом в темную фигуру в проеме двери. Точно загнанная в угол мышка, что нервно дергает усами и часто втягивает влажным носом воздух, в попытке предугадать движение врага. Но давно ли они стали друг другу врагами? - Хён, прошу, - практически заикается притихший и оробевший Чонгук. Мысли всё ещё путаются, а сердце тяжело ухает в груди, снедаемое противным чувством вины. - Я не трону тебя, только... - он опускает взгляд, не решаясь и дальше смотреть на сгорбленную в новом приступе испуга фигуру Тэхёна. - Только заберу подушку и одеяло. Чонгук медленно стягивает с кровати свой комплект постельного белья и без лишних раздумий укладывается прямо на пол, спиной к кровати. Ни о каком сне и речи быть не может, ведь в голове безумный роем вьётся целая вереница из мыслей, однако младший буквально заставляет себя закрыть глаза и замереть на жестком, однако теплом, ковре. Первое время в помещении стоит натянутая, словно тетива стрелы, тишина, с кровати не раздаётся даже звука чужого дыхания. Атмосфера накаляется, напряжение, кажется, можно почувствовать кончиками пальцев, только протяни руку вперед. Пространство и время вокруг словно бы замирают, наполняя гнетущую атмосферу ритмичным тиканьем часов. Многим позже, сложно полноценно отслеживать ход времени, когда буквально всё существо дрожит от натуги, Чонгук улавливает лёгкое, словно неуверенное, копошение позади себя. Судя по всему, Тэхён все же полноценно укладывается на кровать и хотя бы делает вид, что собирается спать. Откровенно говоря, вряд ли кто-то из них двоих сможет нормально сомкнуть глаза этой ночью, не тогда, когда одного съедает живьем чувство вины, а другого - ядовитый страх.