Ближе, Порпентина.

      Черт. Черт. Черт.       - Тина, прекрати чертыхаться, бога ради! – послышался вздох Куинни со стороны кухни, а я снова прокляла помимо этой ситуации еще и абсолютно восхитительное умение моей сестрицы использовать дар легилименции так незаметно, что и опытный мракоборец вряд ли придаст значение незаметному покалыванию в районе правого виска.       Это все так и происходит?       Ты встречаешь какого-то полного безумца, который умудряется, просто шагая по улице, нарушить десяток законов волшебного сообщества Соединенных Штатов, а потом он с полуехидной улыбкой смотрит на тебя – и ты становишься едва ли не тупее, чем очередной ухажер красавицы-сестры. Здорово, приехали.       Симпатия с первого взгляда – полнейший бред, придуманный рекламными таблоидами, чтобы в бульварных романах хоть что-то интересное происходило. Потому что наверняка в жизни все не так. Достаточно взглянуть на тебя, мистер Скамандер, и все становится понятно – ты прихрамываешь на одну ногу, сутулишься и лобызаешься со своими тварями прямо в морды. Вот серьезно, кто за такого замуж пойдет?       - Пойдут, Тини, еще как пойдут! Ньют очень видный молодой человек! – раздался уверенный голос Куинни, а мне захотелось кинуть в нее чем-нибудь, - не вздумай кидать вазу, она из китайского фарфора!       Видный, как же. Сложно назвать не видным человека, у которого как минимум одежда по цветам выглядит как ошибка больного портного. Очень больного. Смертельно. А еще от тебя разит непонятным запахом, что-то сродни несвежему мясу. Но если предъявлю тебе такую претензию, то ты наверняка разразишься тирадой на тему «акромантулам в период полового созревания необходимо есть белое мясо». Замечательная и очень полезная информация. А еще ты вечно мелодию какую-то навязчивую себе под нос бурчишь и в ноты совершенно не попадаешь.       И я ужасно и поразительно сильно злюсь то ли на тебя, то ли на себя; но, когда мы еще не знакомы, я хватаю тебя за локоть, а ты едва успеваешь сделать первый вздох – и я уже пропадаю.       Я запуталась, я шокирована, потому что ну что ты от меня ожидал? Что мир от меня ожидал? Поживешь вот так всю сознательную жизнь в попытках прокормить себя с непутевой сестрицей в розовых очках, после потеряешь десяток лет на невообразимо тяжелый подъем, почти ползком, по карьерной лестнице в сторону должности главного мракоборца волшебного сообщества – а потом понимаешь, что даже за обеденный стол к тебе никто не подсядет, потому что считают отбросом общества. Эдаким побочным эффектом. Кем-то, кто о чувствах знает только с пересказов золотоволосой сестрички.       А потом в этот скучнейший спектакль врываешься ты, с вихрастыми волосами и огромным чемоданом, полным волшебных тварей, и я понимаю, что ни черта не понимаю.       - Перестань сквернословить! Это даже в мыслях некрасиво.       Куинни вовсе и не пытается притворяться, что занята чем-то важным и не подслушивает мои мысли. И правда, зачем отказывать себе в простых удовольствиях перемыть кости старшей сестре, если наказания все равно не будет. Пожалуй, я стала слишком мягкотелой с того момента, как встретила тебя. И знаешь, тебя отчасти тоже можно назвать мягкотелым, но я более чем уверена – свернешь шею любому, кто попытается посадить одного из твоих выскокунчиков в клетку. Потом, правда, неделю будешь приносить извинения хладному телу несчастного, но речь вообще не об этом.       Я пытаюсь оставаться хладнокровной и серьезной, когда мы вылавливаем в пруду на юге Центрального Парка некоего каппу, а ты снова улыбаешься, пытаясь с помощью огурца вынудить каппу наклониться. Ты вслух произносишь все, о чем я думаю.       «Черт. Черт. Черт.»       «Я не отступлю, пусть даже каппа мне палец откусит»       «Слово "дистанция" придумано тем, кто боится поближе подойти; я уверен в этом, Порпентина.»       А после, конечно, все идет в разрез с твоим планом, и каппа, эта небольшая обезьяна с чешуей вместо меха, вцепляется короткими зубами тебе в запястье, явно стремясь высосать всю кровь из твоего долговязого тела. Пожалуйста, пускай, останавливать я ее не стану; я смогу это пережить, и наконец буду смело смотреть вперед, не забивая себе голову такой ерундой, как размышления о том, теплые у тебя ладони или нет.       Так я думаю, а потом устремляюсь к каппе и резко наклоняю его, чтобы из выемки на голове вышла вся вода и он лишился своей силы.       Ты кажется, не совсем соображаешь после укуса, потому что глаза с лихорадочным блеском бегают с моей щеки до неба и обратно, а смех больше похож на истерический.       - Порпентина, ты красивая, - хрипло выдаешь ты.       Точно, совсем не соображаешь.       - Но ты и праавда красивая, Тини, - возражает Куинни, а я сильнее поджимаю колени к груди. Я знаю это. Потому что ты так сказал, Ньют, и я поверила.       Мы настолько с тобой похожи, что меня мутит от этого. На первый взгляд ничего общего – я за словом в карман не полезу, целеустремленная, серьезная, а ты полнейший сумасброд с какими-то даже не тараканами в голове, а чем-то в разы хуже. Но ты с удовольствием молчишь, сидя рядом со мной на газоне в парке, пока я заполняю скучный отчет; и кажется, что слова перестали иметь хоть какое-то значение. Хоть самое мизерное.       И ты ведь даже не красавец, зачем обманывать-то себя. Я вижу все твои недостатки так же явно, как в своем отражении в зеркале по утрам. Вижу твои широко растянутые губы; выцветшие бледно-зеленые радужки вокруг зрачков; россыпи тысяч и тысяч рыжих веснушек на коже; волосы, больше напоминающие воронье гнездо; сутулую спину, которую отчего-то крайне элегантно обтягивает жилет.       Ты зажимаешь палочку между зубов, когда поправляешь калитку у вольера с крюкорогами, и случайно касаешься ее кончиком языка; не хочу признаваться даже самой себе, но на секунду статус мечты всей жизни приобретает желание оказаться на месте этой палочки.       И я слежу за тем, как твоя долговязая фигура бродит ночью по улице прямо под моим окном, надеясь увидеть, как с наступлением ночи появятся феи, чью кладку яиц ты нашел буквально сегодня утром. О боже, давно ли я стала разбираться во всех этих волшебных существах? Отгоняю от себя прочь этот вопрос, и снова смотрю на твой силуэт, который страшно горбится и хромает, словно хозяин этого силуэта обе ноги сломал.       Я чувствую, как давлюсь собственной желчью, но остановить этот процесс совершенно не способна. Ведь, если быть до конца честной, мне все это нравится в тебе – прихрамывание, склоненная направо голова, падающие спутанные волосы на глаза, дикий взгляд, когда видишь новое, еще не изученное существо. Но меня злит все во мне – как подрагивают руки, как настроение скачет от невероятно веселого в какие-то дебри уныния, как в голове теперь постоянный бардак и в любом твоем жесте видятся намеки. Заклятие «обливэйт» сейчас было бы в самый раз.       - Не вздумай даже, потом проблем не оберешься, - советует Куинни, ставя передо мной кружку с горячим шоколадом. Я отпиваю глоток и понимаю, что тот отвратительный кофе, что мы с тобой купили на углу шестнадцатой и отеля «Плаза», был напитком богов, потому что он грел меня прямо до внутренностей. А может, это был и не кофе. Не знаю.       - Порпентина, - зовешь ты полушепотом с улицы, подняв голову к моему окну, а я дергаюсь. Отвратительное имя, считала я всегда, пока ты не стал пару дней назад напевать каждую минуту несуществующую песню «Тина-Тина-Порпентина, видел я сиянье звезд, в нитях темной паутины, меж прядей твоих волос». И пусть смысла это не имело, а в моих волосах звезд точно не было, но в голове упорно звучало твоим голосом «Тина-Тина-Порпентина».       - Порпентина, - повторяешь ты, и каждый слог перекатывается по кончику твоего языка прямо к ровным зубам, и слетает с губ где-то в конце моего имени, - выходи на улицу, посмотришь вместе со мной на фей. Представляешь, они…       А дальше идет ну очень много научных фактов из жизни фей обыкновенных, но я уже не вслушиваюсь, а просто, ловя обрывки твоих слов, закутываюсь в плед и выхожу из дома.       - Тини, домой можешь сегодня не приходить, - хихикает Куинни, а мне снова в голову приходит мысль все-таки бросить ту невиновную вазу. И плевать на китайский фарфор.       Ты стоишь посреди брусчатой дороги и ждешь меня, едва ли не подпрыгивая на месте от радостного предвкушения скорой встречи с феями. А потом хватаешь меня за пальцы и тянешь за собой на холм, пока я отмечаю, что рука у тебя все-таки теплая.       - На самом деле, - запинаясь, проговариваешь ты, поворачиваясь ко мне, и снова утыкаясь взглядом куда-то в землю, - феи в этом районе водятся вряд ли, скорее уж флобберов здесь найдем, просто…       Просто что? Займемся наблюдением за спариванием флобберов?       - Просто это был предлог, - наконец выдавливаешь ты и бросаешь взгляд глаз такого странного для меня цвета куда-то в сторону моих ресниц. Шарф вокруг твоей шеи перемотан неравномерно, и я борюсь с невыносимо сильным желанием поправить его.       - Предлог для чего?       Ты что-то бормочишь себе под нос, снова инстинктивно отворачивая голову, но при этом делаешь шаг навстречу. Что-то внутри меня отзывается гулом, потому что я как глупая, невнимательная, бездарная девчонка, влюбившаяся в тебя, как школьница. Надо либо завязывать с тобой, либо больше до таких чертиков не влюбляться.       Ты поднимаешь глаза.       - Это не слишком близко для тебя? - шепотом бросаю я на последних остатках кислорода, что скопились комками в легких, ту мысль, что покоя не дает со дня встречи. Мы стоим близко, слишком близко для людей, которые хотят держаться подальше друг от друга. На твоих длинных губах появляется улыбка, и кажется, я действительно готова вместе с тобой наблюдать даже за спариванием флобберов, если позовешь пойти за тобой. Ты наклоняешься так близко, что твой шепот я чувствую кожей. И все же ты в разы сильнее, чем я.       - Ближе, Порпентина.       Черт. Черт. Черт.