Три утра. Кабак. Ты во мне.

— Ты совершенно невыносим в своей тяге к грязи в постели, — я лежу, натянув одеяло до подбородка. Оно тонкое, замызганное и жутко противное, но в этом чертовом трактире это единственное средство от холода. Или не единственное…       Я тянусь к тебе рукой и очерчиваю линию позвоночника, надеясь хоть на какую-нибудь реакцию с твоей стороны, но ты стойко меня игнорируешь. Неужели и в самом деле можно привыкнуть к моим прикосновениям, которые и мне самому кажутся ледяными? Закуриваешь сигарету и выпускаешь тонкую струйку дыма из легких. Молчишь. — Как жена?       Неудачные попытки разговорить тебя с треском проваливаются, ты по своему обыкновению не удостаиваешь меня даже взглядом. Милый, как ты не поймешь, я ведь не твоя ручная шлюха и мне тоже хочется взаимности. — Как твои дети?       Бросаешь на меня взгляд, из-за которого так и хочется выбежать в нарисованную дверь. Ну или в холодильник запереться, может хоть там будет теплее, чем под твоим ледяным взглядом, который холоднее, чем мои замерзшие пальцы.       Мне кажется, что я не слышал твой голос целую вечность. Слишком долго мы ведем игру хозяина — подчиненного, хотя это не игра даже, а суровая реальность. Последние десять лет продолжается эта пытка, после окончания школы, когда стало совершенно ясно, что безродный мальчишка будет только мешать твоей блестящей репутации. — Как работа?       Ты тушишь сигарету о и так прожженную поверхность прикроватной тумбочки и гасишь свет, надвигаясь после на меня. Все остается лишь в тусклом свете луны из окошка. Ты совсем не желаешь проявлять и капли нежности, догадываюсь, что ее тебе хватает и с через чур изнеженной женой. Оставляешь синяки на бедрах, укусы на шее, входишь без подготовки, с каким-то садистским удовольствием слушая мои просьбы быть помягче хотя бы один единственный раз. Улыбаешься своей белоснежной, как будто даже голливудской улыбкой, больше напоминающей животный оскал, и пытаешься сделать еще больнее. Тебе совершенно нет дела до моих срывающихся (иногда даже на визг) криков, моих яростных ударов, которые кажутся тебе чуть ли не просто игрой, и отчаянных попыток вырваться.       Господи, почему я такой идиот и каждый раз прихожу на свидания к этому Монстру? Почему ты не оставишь меня в покое и не забудешь мой номер телефона? Я клянусь, что переживу даже ломку по твоим прикосновениям, просто исчезни из моей жизни. Ну что тебе стоит?       Заканчиваешь измываться над моим телом ты неожиданно, резко придавливая к тонкому матрацу и заставляя судорожно хватать воздух губами. Не хватает кислорода… — Я тебя… — говоришь сдавлено, хрипло, прижимаясь всем телом. Нестерпимо жарко и одеяло здесь ни при чем. У меня сердце бешено стучит из-за пережитого и услышанного. Естественно, я успел додумать то, что мне хотелось: — … любишь? — Хочу я тебя, полудурок, — жутко улыбаешься, с рыком переворачиваешь на живот и все начинается заново, только в другой позе и с уже другими болевыми ощущениями. Удивительно, как у меня еще кости целы после такой еженедельной экстравагантной проверки на прочность. — Чудовище… Садист недоделанный…       Хрипло смеешься, задыхаясь из-за бешеного темпа, а меня дрожь пробирает от воспоминания, что именно так ты смеялся в нашу первую встречу в борделе на краю города. Я был тогда неопытным мальчишкой без будущего, а ты вытащил меня из дерьма и устроил в школу. И знаешь, я безмерно тебе благодарен, за то, что ты вытащил меня из кошмара, в котором я рос, но…       … Милый мой Хозяин, тебе не кажется перебором то, что ты используешь меня как игрушку?