Время Рождества: Омежье счастье

Тоскливым декабрьским вечером Люмьена выгоняют из прачечной прямо под дождь. — Пиздуй за водкой, — говорит дядя Сэм. Сегодня у них праздник. Все хохочут, и омеги тоже. Люмьен, опустив голову, бредет сквозь ночь. Какая насмешка, ведь все прекрасно знают, что водку не продают после одиннадцати. Он обреченно подходит к ночному ларьку, положив левую руку на еле заметный животик, а правой протягивая деньги в окошечко: — Одну бутылку водки, пожалуйста. — Ты охуел, — безучастно отвечают из ларька, — водка только в супермаркете и только днем. Пошел вон. Люмьен готов расплакаться: — Пожалуйста, — повторяет он, — меня же домой не пустят. Следующий покупатель пристально смотрит на него, фокусируя взгляд: — Вот уебища, омегу за водкой посылать! У нас в клане такое никогда... ик!.. Как ты с ними вообще... — у молодого, но потрепанного альфы добрая улыбка и яркие глаза, и Люмьен невольно улыбается в ответ сквозь подступившие слезы. — Возьмите меня к себе жить, — говорит он, понимая, что хуже чем есть уже не будет. — Не вопрос, — легко соглашается незнакомец и опять улыбается, а еще накидывает на него свою куртку с капюшоном. Люмьен его почти любит за это. Альфа просовывает голову в окошко ларька, о чем-то треплется с продавцом, и Люмьен слышит их смех. А потом видит, как в ларьке открывается дверь, и оттуда выносят ящик. В ящике что-то звякает, когда альфа поднимает его, и Люмьен видит, что он заполнен бутылками водки. — Пошли, — говорит альфа и подмигивает: — Или дать тебе одну бутылку и пойдешь к своим? Люмьен мотает головой и бежит за ним. Он кутается в одолженную куртку и дрожит под усиливающимся дождем, пока альфа загружает ящик в потрепанный пикап. — Что стоишь, заходи уже, — альфа распахивает перед ним дверцу. В машине Люмьена накрывает страхом, он вжимается в сиденье, жмурится и ждет, когда его будут насиловать. Но альфа просто гладит его по щеке, а потом пристегивает ремнем безопасности. У него это только со второго раза получается, и он смеется над своей неловкостью. — Сейчас полетим! — говорит он и заводит мотор. Люмьен слабо улыбается, машина едет кривым зигзагом. Хорошо, что дороги ночью пустые. — Ты же северянин? — альфа резко выкручивает руль и ловко уворачивается от столба. — Бля, люк открытый! Видел?! — он оборачивается и снова гладит Люмьена: — Красивые волосы. Как бледное золото... этих...песков Джураба! У меня омега-папа тоже северянин. — Его тоже украли? — нерешительно спрашивает Люмьен и стискивает руки между колен. Потом прижимает их к животу. Сейчас его привезут в чужую стаю и будут по очереди насиловать, у южан всегда так в стаю принимают. А потом отведут к омегам, и те будут его щипать и толкать. Лучше бы он остался в старой стае, там было уже привычно. Он хотя бы научился меньше попадаться им всем на глаза. — А тебя украли? Бедный, — сочувствует ему альфа. — Нет, моего папу клан законно купил, у его родителей. — На севере незаконно продавать людей, — говорит Люмьен. — А омег? — ржет альфа. — И омег... Омеги тоже люди, — шепчет Люмьен, по щекам почему-то текут слезы. — Я знаю, — вдруг говорит альфа. — В институте изучали ваши обычаи. Люмьену хочется сказать, что два года назад он тоже собирался поступить в омежий институт изящных искусств и домоводства. И что родители уже нашли ему двух кандидатов в мужья, очень достойных и добрых альф. И что Люмьен думал об этих альфах стыдное и глупое, выбирая, какой лучше. И что мечтал завести дом и детишек. Но он молчит, потому что все это теперь для него потеряно, и для соотечественников он просто подстилка, которую имели всем кагалом. А для южан... даже не человек. — Меня зовут Джордж, можно просто Джо, — улыбается альфа. — Не плачь, все будет хорошо. — А меня Люмьен... Им навстречу вылетают два полугрузовичка, и оттуда высыпают пьяные альфы и беты с обрезами. Джо с визгом тормозит, их заносит на обочину. — Твой клан? Люмьен кивает, его трясет, в ушах звенит, перед глазами кружатся черные мушки. Джо выходит из машины и о чем-то говорит с главой клана. Люмьен видит, что они иногда поворачиваются и смотрят в его сторону. А потом Джо возвращается и за локоть вытаскивает его из машины. Люмьен понимает, что сопротивляться бесполезно, но все равно цепляется за дверцу и за самого Джо, ноги его не держат. Джо что-то говорит, а дождь бьет в лицо. А потом все уезжают и оставляют их вдвоем на дороге. — Они забрали твою машину, — Люмьен все еще держится за альфу и смотрит на него снизу вверх. — Продали тебя за машину, — смеется тот, а потом мрачнеет: — и ящик водки. Суки. У Джо осталась одна бутылка в кармане свитера. Они идут по дороге, и Люмьен немножко отпивает из нее. Водка горькая, но от нее становится теплее. А еще можно обниматься, и Джо не лапает его, не лезет в задницу и не щипает. Только попутки не останавливаются, проезжающие машины окатывают их грязной водой и мчатся дальше. Джо звонит по телефону, пытаясь вызвать такси. — Бесполезно, под Новый Год... Если ты снимешь штаны, они сразу остановятся, — снова смеется Джо и машет рукой вслед очередной машине. Люмьен останавливается и послушно расстегивает штаны. — Ты ебанулся? — говорит Джо, но не бьет его, а притягивает к себе. — Я же пошутил. Наконец-то останавливается грузовик со свиньями, и их подсаживают в кузов. Кузов крытый, а свиньи теплые, воняют мокрой щетиной и навозом. — Как они меня нашли, — шепчет Люмьен. Пережитый страх от встречи со стаей заставляет его снова трястись. — У тебя же чип, — говорит Джо, снова прикладываясь к бутылке, — хочешь? Люмьен мотает головой: — Нет, спасибо. Какой чип? — Электронный, глупыш. Ну, знаешь, этот, для безопасности, его многим омегам вживляют. "Как собакам", — думает Люмьен. Он не помнит, когда ему вживляли, наверное, это охотники сделали, которые его поймали. — И теперь они всегда меня найдут? — Перерегистрируем тебя на наш клан. И всех делов, — фыркает Джо и дергает его к себе. И Люмьен сжимается, ожидая, что его начнут насиловать среди свиней и соломы, испачканной навозом. Но Джо просто его обнимает. Грузовик останавливается, и Джо выпрыгивает из кузова, потом протягивает ему руки: — Давай, Люмьен, я ловлю. Он пьяный и веселый, и Люмьен думает, что они упадут, Джо его не удержит. Но он все равно прыгает и виснет на альфе, а тот легко несет его на руках, как ребенка. И Люмьену снова кажется, что он любит Джо. Они снова подходят к тому самому ларьку, Джо заходит внутрь, а Люмьен ждет его, сидя на корточках у двери. Дождь почти прекратился, Люмьен закрывает глаза, ему холодно. А потом дверь открывается, и Джо затаскивает его внутрь. "Ты что там торчишь", говорит он. И Люмьен хочет сказать "меня же не звали", но вместо этого робко улыбается. Они сидят в тесном ларьке, Джо с продавцом-бетой пьют и предлагают ему тоже. Люмьен вежливо отпивает маленький глоток противного пойла. — Больше пей, а то заболеешь, — смеются они. — Мне нельзя много, — он гладит себя по животу, и вдруг пугается: а вдруг новой стае не понравится, что он беременный. В старой стае омеги над ним смеялись за то, что у него не было одного покровителя, и его насиловали все, кто хотел: "Неизвестно от кого понес, шлюшка". "Может, у тебя там два, от разных". "Вот отпиздят тебя по животу, и избавишься от ублюдка". Но Люмьен не хотел избавляться от ребенка, и даже не потому, что альфы к нему стали мягче относиться и не лупили почем зря. Ему казалось, что этот ребенок обязательно будет его любить, а разве можно избавиться от единственного существа, которое тебя любит? Он обнимает себя за живот и смотрит на Джо. А тот улыбается в ответ: — Ну, тогда тебе чаю надо. Майкл, сделай чайку. — Где ты его вообще подобрал, — ржет продавец, включая чайник. — Еще и с начинкой. Найдут вас — отпиздят обоих. — Все законно, я заплатил его стае, — Джо рассеянно гладит Люмьена по груди и животу, и тот кладет голову ему на плечо. Люмьену тепло и хочется спать, особенно после чая. — Пойдем, — тормошит его Джо, — такси наконец приехало. На улице мгновенно становится холодно в мокрой одежде, хотя дождь уже кончился. Джо загружает очередной ящик водки в такси и открывает Люмьену дверь. — А зачем ты так далеко за водкой ездишь, — спрашивает его Люмьен уже внутри. — Ну, — смеется Джо, — у меня не в каждом ларьке знакомые, чтоб ночью продали. Люмьен обхватывает себя за плечи, ему снова страшно. Впереди мучительный прием в новую стаю. А вдруг он после этого потеряет ребенка? На глазах выступают слезы. — А у вас много взрослых альф в стае? — решается спросить он. — Правильно говорить клан, стаи только у быдла, — Джо со смешком щелкает его по носу, но не больно, а словно в шутку. — А много в клане? — шепчет Люмьен, потирая нос. — Альф сорок-пятьдесят, — пожимает плечами Джо. — А что? — И они все... все будут меня... — Люмьен кусает губы, но это не помогает сдержать слезы. — Я же не выдержу, Джо, потеряю ребенка, господи... сорок... — Не реви, — строго говорит Джо и снова щелкает его по носу. Люмьен пытается утихнуть и давится рыданиями. — Никто не будет тебя трахать всем кланом, — Джо целует его в мокрые зажмуренные глаза. — Не будет? — Да, это плебейские традиции, недостойные образованных людей, — говорит Джо очень важно. — А... а что будут? — всхлипывает Люмьен. — А пороть тоже не будут? — Не будут, вот глупый. Разденут и потискают. Ну, понюхают еще там и полижут может быть, если понравишься. — А если не понравлюсь? — Тогда не будут лизать, — ржет Джо. — И у нас не весь клан в этом городе, так что тебе только семь альф достанется на пообжиматься. Люмьену очень хочется понравиться такой доброй стае, то есть клану. Пусть лижутся сколько угодно, лишь бы приняли и не шпыняли. А если он никому не понравится и снова станет изгоем? Вот Джо даже за попу его ни разу не ущипнул... — А тебе я нравлюсь, Джо? — Конечно, — Джо быстро лижет его в ухо, и Люмьен благодарно к нему прижимается. Дом клана белый, и забор вокруг него тоже из белого камня. В некоторых местах облицовка забора облупилась, и там растут вьюнки или висят горшки с цветами. — Я умею чинить стены, — говорит Люмьен, заглядывая Джо в глаза. — Что?.. — Джо останавливается, оглядывается на забор и начинает ржать: — Вот дурной омежка, это стиль такой. Под старину типа. Люмьен краснеет почти до слез, но Джо целует его в щеку, и смущение проходит. В доме тепло и свободно, белые стены, коричневые кресла с резными спинками у стен. Люмьен выдыхает, оглядываясь. — Джо, тебя только за смертью посылать, — откуда-то выглядывает веселый пьяный бета в расстегнутой кружевной рубашке и полосатом колпачке. — Я нашел нового омегу, — Джо со звоном ставит ящик на пол и берет Люмьена за плечи, демонстрируя родичу. — Смотри, какой милый. Выходят еще люди, смотрят на Люмьена и крутят, как куклу. Все болтают, что-то спрашивают, и Люмьен вертит головой, происходящее доходит до него какими-то отрывками. Альфы с бетами щипают его за попу, снимают одежду и принюхиваются, тыкаясь лицами в волосы и шею. — Отпустите, отпустите его все, ему надо умыться и приготовиться, — высокий омега со светлыми волосами тянет Люмьена к себе. И его отпускают с омегами, тем светловолосым, похожим на северянина, и еще парочкой совсем молодых. Омеги заводят его в баню с бассейном, помогают раздеться. Хихикают, гладя по бокам и попе, поливают водой, теребят соски и поджавшийся член. Люмьен закрывает от них животик и опускает голову, терпеливо сносит бесцеремонные прикосновения. — Какая попа шершавая, — хихикают они. — И красная. — Тебя часто наказывали, неужели ты такой непослушный? — спрашивает старший омега. — Я буду слушаться, буду, — шепчет Люмьен, глядя на него с надеждой. Тот ведь тоже северянин, может, будет добр к соотечественнику? — Бедный ребенок, — качает головой омега. — Как тебя зовут? — Люмьен. — А меня Ксавьер. Не бойся. Молодые омеги затаскивают его в исходящий паром бассейн, трут чем-то мягким. Целуют и щекочут, тискают за яйца, за попу и животик, гладят дырочку и засовывают туда пальцы. Люмьен жмурится и глотает слезы. — Прекратите, — Ксавьер шлепает их мочалками по спинам. — Разве не видите, что ему не нравится? Омеги с хихиканьем отплывают, их розовые члены гордо торчат. — Не обращай на них внимания, они на самом деле хорошие, — говорит Ксавьер. — Пойдем, нарядим тебя для альф. Его вытирают насухо и наряжают в короткую распашонку с кружевами, она едва прикрывает попу, а вместо пуговиц у нее две завязки сзади. — Скромненько и мило, — хихикают молодые омеги, сами они тоже в одних рубашках выше колен. Только Ксавьер в штанах. — И подчеркнет твой милый животик, — говорит Ксавьер. — Где Джо тебя нашел? — У ларька, меня за водкой послали... А я не мог купить, — Люмьен пытается натянуть свою распашонку пониже. — Вот сволочи! — возмущаются все. — Омегу, ночью! Одного! За водкой! — Еще и били тебя, — его гладят по попе и животу. — Беременного. Ему дают расшитые бисером тапочки и за руки отводят к альфам. Люмьена снова трясет — от волнения, страха и надежды, и он снова не замечает ничего вокруг. Только множество сильных рук, запах альф, громкие голоса. Перед глазами все плывет, его гладят и лижут в разных местах, он ощущает их ладони и губы везде-везде, они сосут его за пальцы, кусают в шею, вылизывают пах и запускают языки и пальцы в задницу. — Нестояшка, — говорит кто-то, и его отпускают. — Зато хорошенький, — отвечают ему. — Он просто боится еще, потом встанет, — говорит Джо. Люмьен поднимается на четвереньки и слепо тычется на его голос, глаза застилают слезы, все тело дрожит. И Джо берет его на руки, гладит по спине, а Люмьен вдыхает знакомый уже запах и внезапно успокаивается. Снова приходят омеги, все болтают, танцуют и пьют до утра, празднуя Новый Год. И запускают множество фейерверков, но усталый Люмьен не видит их. Он засыпает у Джо на коленях, а просыпается уже в кровати, мягкой и широкой. И Джо спит рядом, раскинув руки. Люмьен смотрит на его профиль, не смея пошевелиться. Джо кажется ему таким красивым. Он подбирается поближе и осторожно целует кончики его пальцев. И Джо просыпается, смотрит на него сонными глазами и улыбается: — Пить хочу. — Я сейчас, — подхватывается Люмьен и оглядывается. На столе стоит прозрачный кувшин с водой. Напившись, они снова укладываются в постель, и Джо обнимает его и гладит. А потом целует в губы и шею, посасывает соски и вылизывает живот. Вбирает в рот мягкий член и играет с яичками. Люмьен жмурится и изо всех сил старается расслабиться и получить удовольствие. Альфы любят, когда их хотят, и скоро Джо поймет, что Люмьен негодный ни на что омега, способный только бояться и терпеть. — Тебе не нравится? — спрашивает Джо. — Нравится, очень нравится, — улыбается Люмьен, губы его дрожат. Он пытается крутить попой, как делали это другие омеги, когда их трахали. Джо морщится так, как будто у него что-то болит, и Люмьен безнадежно замирает. — Ну, ничего, — говорит Джо, — со временем тебе обязательно понравится. Ты же омега. Папа сказал, что это от того, что с тобой плохо обращались. Джо вылизывает его задницу, а потом выдавливает туда целый тюбик смазки. Его член входит с приятной легкостью, и Люмьен судорожно вздыхает и робко гладит его по плечу. Это совсем не больно, впервые за два года. Люмьен немножко сжимается и снова расслабляется, желая доставить удовольствие своему альфе. Внутри все распирает и трет, и от этого в тазу тяжелеет, а кожа покрывается мурашками — на заднице и почему-то на плечах и груди. Джо снова лижет его соски и прикусывает их, и Люмьен вздыхает и елозит под ним. Член Люмьена все так же лежит, но тепло и томление наполняют его тело. — Мне было так хорошо, спасибо, — он благодарно целует Джо в скулу, когда они расцепляются. — А скоро будет еще лучше, — отвечает тот, легонько тиская его живот. — Тебе нравится у нас в доме? — Да... — Люмьен оглядывается, смотрит в окно, оно забрано светло-бежевыми шторами, которые светятся от солнца. — Это твоя комната, да? — Ты думаешь, что у меня может быть настолько омежья комната? — смеется Джо. — Это твоя. Ну вот. Ты опять ревешь? Люмьен вытирает щеки, два года он жил в углу полуподвальной прачечной, и своя комната кажется ему настоящим чудом. — Я не реву. Я... я радуюсь. — Точно? — Джо легонько щелкает его по носу. — Точно, — Люмьен утыкается ему в шею и шепчет: — Я счастлив.