А разве я есть на свете?

Московская подземка… Метро… Сколько людей каждый день оказываются здесь? Несколько тысяч? Несколько десятков тысяч? Сотен тысяч? А каковы шансы встретить знакомых, не сговариваясь? Смотря где… А каковы шансы встретить судьбу всей своей жизни? Нет, этот рассказ не о любви. Нет. Я совсем не об этом хочу рассказать. Вот вы когда-нибудь присматривались к людям, что едут с вами в одном направлении? Вот, например, вон тот мужчина, что едет сейчас со мной в одном вагоне. Сколько ему лет? Лет двадцать пять, может, тридцать. Костюм, папка… Может, возвращается с работы к любимой жене или невесте, а может, домой к маме, с которой до сих пор живет. Я не знаю. Красив ли этот мужчина? Нет. Не то, что бы. Просто человек из толпы. Темные коротко стриженные волосы, прямой нос, серые глаза… А может, и голубые глаза, но от света пожелтевших ламп они кажутся серыми. У него чуть выпирает верхняя губа. Я где-то читал – или мне рассказывал кто-то – что заячья губа у людей несамостоятельных. Я не знаю этого человека. Может, он и правда зависим от кого-то или от чего-то, может, нет. Я просто еду с ним в одном вагоне и, скорее всего, никогда его больше не встречу. Или встречу, но не замечу в толпе или просто не узнаю. А вон та женщина с клетчатой сумкой, к которой приделана тележка? Она, наверное, едет с дачи. И просто в гости. Я не знаю. У неё длинный нос с горбинкой. Короткие рыжие волосы вьются и торчат во все стороны. Ей, наверное, лет сорок или пятьдесят, и она почему-то ассоциируется у меня с Бабой-Ягой. Почему? Не знаю. В молодости она, наверное, была красива. Для кого-то она, быть может, любимая бабушка или мама, или любимая жена, а может, любимая теща или свекровь, а может, у нее вообще никого нет. Я не могу этого знать. И никогда не узнаю. Она просто выйдет на какой-нибудь станции и исчезнет из моих мыслей. И вон тот парень кавказской национальности. У него очень интересный профиль: там, где должна быть переносица, у него уже нос. И вообще кто выдумал, что кавказцы злы или некрасивы? Они не похожи на европейцев, ну и что с того? Да, на их родине война. Но кто начал эту войну? Не европейцы ли? Зуб за зуб, око за око. А может, этот парень даже не видел этой войны. Может, он один из тех, кого понапрасну обвиняют ни за что? Он разговаривает с какой-то девушкой. Может, они едут куда-то вместе, и она его девушка или сестра, или просто подруга, а может, она просто спросила у него, сколько времени. Я не знаю. А кстати, сколько сейчас времени? Да меня, наверное, встретит пустая квартира, но все же? «21:56», — отвечает мне телефон. Почти десять. Но мне-то что? На меня комендантский час уже не распространяется. И алкоголь я покупать не собираюсь. А время… На поверхности, наверное, уже стемнело. Ну и ладно. «Новые черемушки», — доносится из динамиков. Мне дальше. Ещё четыре станции. В вагон входят две девушки. Им, на вид, лет семнадцать-восемнадцать. А может, и по пятнадцать. За слоями штукатурки и не поймешь. Красивы ли эти девушки? Не знаю. Косметика, порой удивительно меняет лица. Иногда украшает, иногда наоборот уродует. Что до этих девушек… О них не могу сказать ничего. Смеются, о чем-то разговаривают. Это, наверное нормально. Эти девушки явно следят за модой. Но мне не нравится. Всего в них будто бы слишком, но чего-то явно не хватает. Может, души? Или мне просто кажется. Не знаю. Этих двоих я явно не узнаю, даже если встречу ещё раз. Они не впечатываются в память. Профсоюзная. Теперь рядом со мной садится совсем ещё юный парнишка в наушниках. Сколько ему? Лет пятнадцать, может, шестнадцать. Что он тут делает? Разве уже не комендантский час? Или летом до одиннадцати? Не помню. Не знаю. Был ли комендантский час, когда мне было пятнадцать? В любом случае, тогда за этим не следили. Да и сейчас тоже. Этот паренек же сидит здесь, слушает музыку и ничего вокруг себя будто бы не видит. Чем я лучше? Я тоже иногда затыкаю уши наушниками, чтобы не слышать, чтобы не думать, чтобы было проще. Но лучше ли? Остановка. Ещё одна. Или это все та же? Входят и выходят люди. Мужчина с заячьей губой все ещё сидит напротив меня, женщина с наверняка крашеными рыжими волосами и сумкой все так же сидит, а кто-то бегает, суетится, в последний момент выбегая из вагона. Интересно, сейчас уже Шаболовская или только Ленинский проспект? Да, вот так я иногда выпадаю из реальности, забывая, что на самом деле просто возвращаюсь домой. Все-таки Шаболовская. На следующей выходить. А дома? Что там дома? И дом ли это? Просто квартира. Да, по документам, моя. Ну и что с того? Зачем мне туда возвращаться, если никто не ждет? Зачем вообще куда-то возвращаться, если это не настоящий дом, где всегда ждут? Чтобы не жить на вокзале? Чтобы не быть грязной тенью столичных улиц? А что я вообще такое? Человек? А что есть человек? Совокупность воспоминаний и поступков? Воспоминаний? А есть ли они у меня? А мои ли это воспоминания? Может, это все просто кто-то выдумал? Или когда-то давно рассказал? И не прочитана ли мною эта фраза в какой-то книге или не произнесена кем-то? Не знаю. Не помню. А есть ли я вообще? Может и я плод чьей-то больной фантазии? Может быть. А что тогда? Что я такое? И разве я есть на свете? Не знаю…