Вся жизнь — театр

— И всё-таки почему ты живешь с Шелдоном? — Пенни пригубила вино и поставила бокал обратно на столик. Я неудоменно поднял на неё взгляд, гадая, влияет ли алкоголь на способности её мозга сохранять информацию и извлекать данные из недр памяти в нужный момент. Может, она просто не поняла? Я решил проверить первую гипотезу. — Ну я же говорил: висело объявление, Шелдону я подходил, вот… — Да-да, но я не об этом. Я чуть нахмурился. Подозрение, зарождавшееся на периферии сознания, давало о себе знать пересохшими губами и тошнотворным чувством в животе. — А о чём? Может, лучше расскажешь, что нового на работе? — О, нет, теперь мне ещё интереснее, — с азартом улыбнулась Пенни и сделала большой глоток вина. Её глаза слегка покрывала дымка алкогольного опьянения, и я с сожалением понял, что тему сменить не удастся. — Ну почему? — Потому что ты не хочешь отвечать, — отрезала она. — Так что заставляет тебя с ним оставаться? — Да о чём ты вообще? Я с тоской глянул на пустующие места Раджа и Говарда. Где их носит, когда так нужны? — Ну вот пришёл ты сюда, познакомился с Шелдоном, осознал весь ужас, который тебе предстоит, спросил пару раз у себя, (или у него) что с ним не так, и… — И?.. — я чуть втянул голову в плечи, приподнял брови и улыбнулся. Чёртово извиняющееся выражение лица. Надо бы как-нибудь попрактиковаться его сдерживать. Я постарался сурово сдвинуть брови, но что-то пошло не так. Всё-таки суровая мужественность — это не моё. — И остался жить с этим психом в одной квартире. Да ты всё его расписание знаешь! Я пожал плечами. Надо как-нибудь увести тему. Не то чтобы Пенни была не права. Нет, точнее, она права не так, как она думает, что права. Но если она права так, как надо, то я попал. — Не все. Ну вот, например, расписание тренировочной пожарной тревоги он запаролил, и я никак не могу вычислить, когда именно мне нужно ночевать не здесь, чтобы… — Ладно-ладно, — закричала Пенни, замахав свободной рукой. — ...и ещё некоторые пункты соседского соглашения тоже не помню. Хотя мне иногда кажется, что Шелдон их просто приписывает по мере необходимости. — Леонард! — грозно воскликнула она и сощурила глаза. Ой, как мне всё это не нравится! Я облизал совсем пересохшие губы и с сомнением глянул на бокал с вином в пальцах Пенни. — Давай, признайся, что тебе просто нравятся все эти его причуды. — Ничего они мне не нравятся! — возмущённо возразил я. — Это… Это… Не нравятся! Пенни довольно ухмыльнулась, а я постарался вжаться в кресло как можно сильнее. Господи, сделай так, чтобы она оставила меня в покое. На секунду я задумался, что узнай Кутраппали с Воловитцом, что я желаю избавиться от общества потрясающей девушки, они бы меня засмеяли. Но я же им не собираюсь рассказывать, так что… Господи, пожалуйста, пусть она уйдет и забудет, о чём мы говорили! — Нет, Леонард, я же вижу: ты что-то от меня скрываешь. Давай, колись! Почему тебе нравится Шелдон? Я почувствовал, как жар бросился мне в лицо. — Да не нравится он мне. Он же парень! — Говарду и Раджу это не мешает, — со смешком заметила Пенни, поиграв бровями. Я уж было подумал, что пронесло, но тут она шокировано распахнула глаза, наклонилась ко мне и крикнула: — Да ладно! Нет, чё, серьезно? — она чуть привстала с дивана и треснула меня по правому плечу. — Ай, больно же! На лице Пенни заиграла шальная улыбка. А я, кажется, почувствовал, как вокруг шеи завязывается петля. — Ты всё не так поняла! — быстро затараторил я, перестав даже тереть пострадавшее плечо. — Он мне совсем-совсем не нравится. То есть, нравится, но как друг! Мы с ним просто друзья. Пенни покивала с самодовольной улыбкой и глотнула вина. — И с каких пор тебе хочется засунуть свой язык ему в рот? — Мне не хочется! — закричал я, чувствуя, как всё лицо горит от смущения. — Боже, Леонард, да ты еще больший псих, чем он! Господи, ну почему ты никогда не делаешь то, что я прошу? Когда Пенни наконец ушла к себе, выпытав-таки моё признание, было уже достаточно поздно. Я решил, что, наверное, просьба сохранить мой идиотизм в тайне была слишком сложной для Всевышнего, поэтому решил не разочаровываться и попробовать ещё раз: — Господи, пусть она забудет! Господи, пусть она хотя бы никому не скажет! Но лучше пусть забудет. — Леонард! — возмущенно раздалось сзади меня, и я, вздрогнув, почти застонал от понимания, что ужас этого вечера ещё не раскрылся в полной мере. — Да, Шелдон? — мученически вопросил я, поворачиваясь. На лице моего соседа застыло то самое недовольное выражение, которое было призвано информировать всех и каждого, что сейчас будет лекция. — Ты неправильно молишься. Давай, я покажу тебе, как это надо делать, — укоризненно-раздраженно-наставительно-снисходительным тоном начал он, стоя передо мной в своём чёртовом клетчатом халате поверх гребаной клетчатой пижамы. Ненавижу одежду в клетку. — Нет, Шелдон, я не молился, я просто… — Леонард, — прервал меня он. — Я же слышал. Если тебе стыдно признаваться, что ты сторонник этой абсурдной теории о существовании некого Бога, который создал всех нас за семь дней, — Шелдон удрученно вздохнул, — то я тебя, конечно, понимаю. Но моя мама всегда говорила, что я не могу быть всегда прав, что, конечно, полная чушь, но даже если это так, а это так, то я должен позволить другим заблуждаться так, как им нравится. Хотя я до сих пор не могу понять почему. Я пристально смотрел на Шелдона, медленно переваривая быстро выпаленную речь, из-за чего вновь нарвался на выжидательно-снисходительный взгляд а-ля «я понимаю, что тебе до моего уровня очень далеко, поэтому я смилуюсь и подожду». — Шелдон, я не молился. Это просто.... Ну такой социальный ритуал. Лицо моего соседа приняло задумчивое выражение, он завёл руки за спину. Мне всегда казалось, что это он у Спока научился. — В таком случае он очень похож на молитву, а их, поверь мне, я в своей жизни слышал чуть ли не чаще, чем слово «синхрофазотрон». Но, к счастью, обошлось. Когда я поступил в университет… Я широко зевнул и привычно углубился в свои мысли, пока Шелдон повествовал что-то в своей излюбленной самовлюбленной манере, пытаясь понять, что это чудо…вище делает так поздно вне своей кровати. Если он не выспится, весь завтрашний день я буду мечтать убить его или заткнуть поцелуем. К сожалению, последнее желание всегда побеждает во внутренней борьбе, несмотря даже на то, что первое осуществимее. — Ох, и заболтал ты меня, Леонард, — я вздрогнул, услышав собственное имя, и прислушался. — Я пошёл греть молочко, присоединишься? Вот интересно, он понимает, какой эффект производит на меня, когда такой уставший и сонный с нежностью произносит своё «молочко»? — Нет, Шелдон, спасибо. Спокойной ночи. — Доброй ночи, Леонард, — кивнул он и, мыча какую-то мелодию, отправился на кухню. Я вздохнул и проводил его взглядом. Пенни узнала мою тайну, а значит, скоро узнает и он. Может, мне уже сейчас начать собирать вещи и подыскивать новую квартиру? Хотя она клялась и божилась, что ни за что никому не расскажет. Но когда это Пенни держала язык за зубами? Так что на следующий день, подходя с полным подносом к столику, где уже все собрались, я ожидал как минимум двусмысленных шуток и приколов от индоеврейского тандема. — Хотите забавный факт о театрах? — начал Шелдон, едва я сел на свободное место рядом с ним. Радж обреченно промолчал, Воловитц был занят пережевыванием бутерброда, так что отвечать пришлось мне. — Не-а. Не то чтобы это что-то изменило: Шелдон тяжко вздохнул и, с упреком посмотрев на меня, покачал головой. — Нет в тебе тяги к знаниям, Леонард, но раз все остальные трепещут от желания услышать, так уж и быть — расскажу. Я сложил губы трубочкой, думая, что бы сказать в ответ на подобное нахальство, но слова как обычно не находились. Не напоминать же ему в сотый раз, что я тоже учёный, а эта профессия сама по себе предполагает наличие здорового исследовательского энтузиазма. — Театр зародился более пяти тысяч лет назад. Первыми признаками зарождения театра были ритуальные обряды в древнем Египте. А в одном из театров Ионии был особый ряд для одноруких воинов. Пред ними сажали лысых рабов, ударяя по лысинам которых первые могли аплодировать, — я вслед за Раджем и Говардом рассмеялся, а Шелдон недовольно замолчал, пережидая, пока шум, мешающий ему говорить, затихнет. — Должен признать, что если бы вместо лысых рабов были рабыни, обнажённые в некоторых местах, я бы на месте ионистов сам бы себе руку отрезал, — ухмыльнулся Воловитц, доверительно наклонившись вперед. — Не неси вздор, — отмахнулся от него Шелдон и, отложив вилку, продолжил. — А вот это забавно, слушайте: как известно, раньше, все роли играли мужчины. Во времена Шекспира, когда представление задерживалось, говорили: «Королева Елизавета ещё не успела побриться», — он соорудил улыбку, высматривая на наших лицах ответные, но быстро потух, не найдя. — Как вы думаете, я бы смог стать актёром? — Оставь это поприще для Пенни, Радж. — В самом деле, неужели ты думаешь, что сможешь изобразить кого-нибудь? — поддержал меня Воловитц. — А что не так-то? Когда я был в третьем классе, я даже участвовал в школьном спектакле. — Уверен, что это больше походило на шоу песни и пляски. Я поспешно проглотил недожёванный кусок и засмеялся, представив маленького Кутраппали на сцене. Я бы посмотрел, а ещё лучше — записал на видео и шантажировал бы его потом. — Когда-нибудь твой расизм доведет тебя до беды, — обиженно произнес Радж. — Но мы же можем это проверить, — вдруг вставил Шелдон. — Почему бы тебе не организовать спектакль в университете? Мы втроем повернулись в его сторону и замерли, обескураженные. — Действительно, Радж! У меня есть идея сценария, — первым отмер Воловитц и, наклонившись, к Кутраппали зашептал ему что-то на ухо. Лицо индуса озарила широкая улыбка. — Да это же гениально! Мы обязаны это сделать, — восклицания с его акцентом слышать было всегда забавно, так что мне пришлось подавить очередной приступ смеха. Но несмотря на теплую атмосферу, царящую за столом, меня не покидала одна мысль: неужели Пенни сохранила всё, что узнала, в тайне? Хотя я, скорее, поверю в существование Бога, который внял моим молитвам и заставил её забыть. Или, что еще более вероятно, что она не ограничилась парочкой бокалов вина, и алкоголь сделал всю работу за Него.

***

И хотя к сценарию и репетициям меня не подпускали даже на милю, моё участие в предстоящем спектакле было чуть ли не существеннее участия Говарда, вызвавшегося быть режиссёром-постановщиком и автором в одном лице. Я улаживал все технические детали с руководством, рылся в правилах, чтобы выбить финансирование, договаривался с плотниками, устанавливал сцену в спортивном зале (взгромоздился на стул и отдавал распоряжения), организовывал рекламную кампанию и, что оказалось сложнее всего, уговаривал Шелдона прийти на представление. Самовлюбленный, высокомерный, эгоистичный болван никак не мог понять, почему он должен в течение часа слушать кого-то, кроме себя. — Шелдон, просмотр всех серий оригинального СтарТрека занимает у тебя почти шестьдесят семь часов, которые ты проводишь, как ни странно, молча, — и слава Богу, кстати. — Не считая редких неуместных комментариев. Шелдон недовольно нажал на паузу. На экране телевизора застыл Спок с возмущенно приподнятыми бровями. — Леонард. Неужели ты считаешь, что Радж может сравниться с Нимойем? — Нет, но… — Тогда о чём может идти речь? — О том, что это была твоя идея! И они твои друзья! — О нет, только не говори, что это очередной социальный обычай! И я всё ещё не могу отыскать в гугле твой ритуал, кстати. Я почти покраснел. Он что, действительно так серьёзно относится ко всему, что я говорю? В следующий раз надо будет следить за словами, а то Шелдон может, не найдя подтверждения в интернете, припереться ко мне в комнату посреди ночи и требовать объяснений. Иногда его обсессивно-компульсивное расстройство один сплошной кошмар. Хотя ярлычки на всём вокруг меня даже умиляют. — Неужели так сложно уделить час времени, чтобы поддержать друзей? Шелдон уставился на меня своими голубыми глазами и молча сверлил взглядом. Я неловко поёрзал на кресле, почесал руку, голову, ногу, посмотрел на возмущённого Спока, вздохнул, попытался тихо сглотнуть, в очередной раз подумал, что становиться предметом абсолютного внимания доктора Шелдона Купера волнительно, тревожно и возбуждающе (даже слишком), почти смирился с поражением, заставляющим сердце выстукивать бешеный ритм, и (о чудо!) дождался ответа. — Ну хорошо. Так уж и быть, я пойду, — я проигнорировал странное выражение на его лице, слишком занятый приведением своего собственного в порядок, и поспешно повернулся к телевизору. А уговаривать Пенни, кстати, даже не пришлось — ребята и её втянули в работу, как единственную «настоящую» актрису. Та поначалу была не в восторге, но стоило ей увидеть сценарий, как захохотала и с радостью согласилась. Мне даже страшно представить, что там из себя выдавил Воловитц, раз все до единого действующие лица с таким азартом приступили к реализации его идеи. Час пик настал в пятницу вечером. Спортивный зал университета никогда прежде не видывал такого количества посетителей. Я в костюме с галстуком носился меж аккуратно расставленных стульев, делая последние приготовления. Шелдон был почётно усажен в центр четвертого ряда около прохода после продолжительной лекции о типах театральных залов и наилучших мест в каждом из них. Попутно Шелдон оскорбил все мои старания, заявив, что «парадоксально, насколько сильно ты презрел все традиции и стандарты построения сцены». Я героически смолчал и, попросив занять место рядом с собой, убежал в «гримерку» — ближайший кабинет, куда были сгружены зеркала, одежда и весь прочий хлам по указу Воловица. Сам Говард обнаружился там же в странной шляпке и с обмотанным вокруг шеи длинным белым шарфом. Он, как истинный режиссер понукал своими актерами и убегал от желающих его за это ударить. — Леонард, тебе здесь не место! — сразу же заявил он, спрятавшись за моей спиной от разгневанного Крипке. — Ефе раф ты фкавефь, фтобы я не облафался, я натрафлю на тебя Пенни, — я мысленно перевел его речь на нормальный язык и восхитился тонкостью угрозы. Дождавшись поспешного согласия Воловитца, Крипке удалился по своим актёрским делам. — Почему это мне нельзя здесь быть? И почему ты мне не даёшь прочесть сценарий, я же тоже участвую! Да, меня это обижало! Я же не Шелдон. — Потому что, мой дорогой Леонард, — Говард мягко обнял меня за плечи, разворачивая лицом к выходу, — ты всего лишь рабочая сила, твой приземлённый разум убьет всё моё вдохновение. — Это каким образом? — О, вот! Вот оно, я ранен в самое сердце, — фальшиво застонал Воловитц, прижимая свободную руку к сердцу, второй подталкивая меня на выход. — А при чем здесь сердце и вдохновение? — Там живет моя муза! — Говард эффектно взмахнул концом длинного шарфа, перекидывая его через плечо, и захлопнул дверь перед моим носом. Ну и пожалуйста. Я вернулся в зал и с удивлением обнаружил, что ни одного свободного места больше нет. Справа от Шелдона сидела какая-то старушка, слева был проход. Я разгневанно подлетел к своему другу, аккуратно обойдя группку геологов, затеявших, вне всякого сомнения, высоконаучный спор прямо на моем пути. — Шелдон! — возмущенно воскликнул я. — Леонард, даже не начинай. Я помню, что ты просил занять тебе место. Но этой милой леди некуда было сесть, так что я любезно предложил твой стул. Старушка рядом улыбнулась беззубым ртом и закивала. Господи, неужели она здесь работает?! — Но... Но!.. — с одной стороны, конечно, хорошо, что Шелдон знает, что пожилым людям надо уступать место, но какого черта он уступает моё?! Шелдон многозначительно на меня посмотрел, так что мне не оставалось ничего, кроме как злобно фыркнуть, развернуться и отправиться в конец зала, недоумевая, как я мог влюбиться в эту занозу в заднице. Невыносимый, всезнающий, самодовольный, инфантильный… — Дамы и господа! Прошу внимания! — разнёсся по залу громкий голос Воловитца, и почти сразу установилась тишина. — Я рад представить вам комедию в двух действиях о жизни ученого девятнадцатого века, снимающего квартиру со своей коллегой. Раздались жидкие аплодисменты, и всё стихло. — Итак, действие первое, — Говард взмахнул рукой и, чуть поклонившись, удалился со сцены. Заиграла игривая мелодия, и на сцене появился Радж в клетчатом костюме. — О нет, — незамедлительно вырвалось у меня. Это все не к добру. Радж с неестественно выпрямленной спиной и высокомерным выражением лица показался бы каким-нибудь восточным принцем, если б каждый в зале не знал, кого он играл. Пока он прохаживался вдоль сцены, из-за кулис показалась растрёпанная Пенни в тёмном коротком парике и с дурацкими очками на носу. В руках она, чуть склонившись, словно благоговея, несла поднос с кружкой. — Вот ваш чай, доктор Лупер. — О, Леонардия, — Радж величественно повернулся к ней и скорчил недовольную мину. В зале послышались первые смешки. — Ваш мозг все так же крохотен, я погляжу. Поднос зеленого цвета в день осеннего солнцестояния… — он покачал головой. — Простите меня, Шекдон, — Пенни зачастила, её глаза распахнулись от ужаса. — Я сейчас же всё исправлю! Она унеслась за кулисы и вернулась почти сразу же с зеленым в желтый горошек подносом. — Другое дело, Леонардия, другое дело, — Радж кивнул и отпил глоток чая. — Почему он такой холодный? Впрочем, я рад, что вы хотя бы с чайником в этот раз справились. Пенни огорченно склонила голову. А буквально через секунду встрепенулась и с восторгом посмотрела на Раджа. — Шекдон, а чем мы займемся на этой неделе? — Тем же, чем и на прошлой, Леонардия. Попробуем завоевать мир, — Кутрапалли воинственно выпятил грудь и отсалютовал чашкой. Я молча закрыл лицо рукой, молча пережидая взрыв хохота. А уже через двадцать минут, когда Пенни в монологе призналась в долгой и безответной любви, вылетел из зала и уехал домой.

***

Я аккуратно сложил свитер и положил его в чемодан к остальным вещам. Тяжело вздохнул и сел на кровать. Достал свитер обратно. Еще раз вздохнул. Может, стоит прочитать соседский договор хоть раз, чтобы убедиться, что Шелдон не учёл мою возможную влюбленность в себя и не прописал действия? Но, с другой стороны, Шелдон настолько самовлюблён, что я не удивлюсь, если это стоит первым пунктом. Наверное, стоило всё же пролистать эту кипу листков, прежде чем подписывать. Я скомкал свитер и бросил его в чемодан. Признаваться себе, что уезжать не хочется настолько, что я готов идти к Шелдону и ничтожно умолять не выгонять меня... противно. Тяжело вздохнув, я встал и пошёл на кухню сделать кофе. Может, хоть он поможет мне взбодриться и с гордо поднятой головой сказать доктору Куперу, что я останусь и мне плевать на его мнение? …И надо заглянуть к Пенни за коньяком, когда кофе нужной храбрости не придаст… И, конечно же, в коридоре мне надо было наткнуться на виновника всех моих проблем. — Леонард, — требовательно обратился ко мне со своих высот светило современной физики. — Шелдон, — обречённо промямлил я в ответ, пялясь куда-то между лацканами его пиджака. — Почему ты ушёл без меня? Мне пришлось ждать, пока Радж переоденется. Из-за того, что ему пришлось выпить, чтобы он смог разговаривать, он не мог сесть за руль. А Говард наотрез отказался бросать его одного и вести меня домой. Я нахмурился. Он что, серьёзно? — Кстати, думаю, нам стоит пересмотреть соседское соглашение и внести в него новые пункты. Говард с Раджем сообщили мне, что сценарий был основан на реальных событиях. Вот оно. Я вжал голову в плечи. — Да? — Именно. Должен признать, что я не предусмотрел вариант захвата мира. Никогда не думал, что ты захочешь заняться чем-то подобным. Ты не перестаешь меня удивлять, Леонард, — Шелдон вдруг косовато с непривычки улыбнулся и подмигнул. Мои ноги подогнулись, и я был вынужден опереться на стенку. Боже, ты решил, что я всё-таки достоин твоей милости? Хотя вряд ли Шелдон долго будет пребывать в неведении. — Шелдон. Они другое имели в виду, — я потер переносицу. Самый молодой доктор наук нахмурился и принялся напряженно думать. — Они хотели сказать, что… А, может, не надо? Я трусливо обдумывал всевозможные пути избежания признания. Шелдон приподнял брови и придавил меня своим всезнающим взглядом. Ну пара дней, конечно, погоды не сделают, но все же лучше, чем… — Леонард, твоя привычка не заканчивать фразы шарма тебе не прибавляет. Я зло насупился. — …Что ты мне не безразличен. — Это очевидно, Леонард. Я твой лучший друг. — Что я хочу с тобой встречаться? — а ещё поцеловать, заняться сексом и сообщить всему миру, что ты мой. Последние три пункта я решил не озвучивать. — Оу. Шелдон чуть склонил голову вбок, я почти видел, как в голубых глазах мелькали шестеренки. — Тогда тебе придётся переехать, — вынес вердикт он, и мое сердце, до этого замершее в ожидании удара, разбилось в дребезги. Я даже не подозревал, что на что-то надеялся. Когда я вообще успел начать надеяться? Вероятно, это всё его предложения попить молочка вместе. — График свиданий я нам составлю. Возможно, удастся совмещать с походом в магазин комиксов… — Шелдон задумчиво замолчал, а я вылупился на него, как идиот. Чуть погодя он снова мне улыбнулся. — Ну и задачку ты мне подкинул. — Я не могу переехать, — выдавил я, судорожно цепляясь за подготовленную в процессе сбора вещей речь. — Но мы же не можем жить вместе! Леонард, как тебе такое вообще в голову пришло? — Тебя некому будет довозить до работы? — серьёзно, надо прекращать разговаривать вопросами. — Хм, твоя правда. Ладно, — Шелдон великодушно махнул рукой. — Так уж и быть, будем и дальше соседями. Нет, если у меня галлюцинации, надо воспользоваться этим по полной. Я даже решил себя не щипать, чтобы вдруг не проснуться. — Тогда, может, поцелуемся? Шелдон задумался. — Мы состоим в отношениях меньше пяти минут. — Мы живем вместе больше пяти лет. Доктор Купер всплеснул руками. — Леонард, да ты сегодня в ударе! Никогда не думал, что ты так умеешь оперировать фактами. Я, как в трансе, сделал шаг вперед. — А почему ты вообще решил со мной встречаться? — Ты знаешь, я не силён в отношениях, но, если верить форумам, учащенное сердцебиение, приток крови к половому органу и нелогичное одобрение абсурдных действий говорит о влюблённости. Хотя я сначала решил, что это тахикардия, нарушение кровяного обращения и шизофрения. Но, к сожалению, пролапс митрального клапана имеет несколько другие симптомы, а… Я отключился уже где-то в середине первого предложения, медленно осознавая, что мир вокруг почему-то становится ярче. Будто еще минуту назад я смотрел черно-белое кино, а вот сейчас его разбавили красками. Это что же, я теперь могу затыкать его поцелуем? Я расплылся в самой глупой улыбке за всю свою жизнь, наполненный странной какофонией счастья, восторга и ужаса. Мне уже сейчас было страшно представить, какой геморрой — быть парнем Шелдона. Но, чёрт возьми, у него из-за меня приток крови к половому органу. Ха! Шелдон замолчал, и я вдруг понял, что мы стоим совсем рядом и что сейчас произойдет ЭТО. Я нервно облизнулся, судорожно вспоминая, жевал ли я жвачку после еды и не набросится ли на меня с обвинениями светило науки за нарушение щелочной среды его рта. С другой стороны, он уже вроде разрешил… Шелдон доверчиво закрыл глаза, и я, мягко обхватив руками его лицо, неуклюже коснулся сухими губами его рта. Мои очки перекосились, когда Шелдон, странно выдохнув, прижался теснее в этом странном, неподвижном поцелуе. Боже, спасибо, что никогда не слушаешь мои молитвы!

***

— Леонард, а ты знаешь, какую фразу во времена Древнего Рима говорили по завершении всех спектаклей? Я блаженно помотал головой и промычал что-то невразумительное, держа в своей руке ладонь безумного гения. — Похоже, в тебе проснулся дух исследователя. Наверное, это я так на тебя благотворно влияю. Так вот, в конце пьесы актёр всегда произносил

«Финита ля комедия».