daddy issues.

Лабиринты темных переулков туманного вечернего Нью-Йорка вводят в заблуждение. Я снова слышу его голос в своей голове. Такой тонкий, надломленный, совершенно беспомощный… От него сердце невольно сжимается и пропускает удар. Как все это смогло зайти настолько далеко? Быстро посмотрев по сторонам, я замечаю небольшую толпу не магов. Гладко выбритые, в сдержанных и строгих пиджаках и шляпах темного и кремового цвета, с почти одинаковыми неотличимыми друг от друга чемоданами, они идут по домам, где их ждут жены и дети. Обычная жизнь. Переведя дыхание и запустив руку в волосы, я машинально пригладил их и решил не рисковать. Трансгрессировать было опасно. Не хочется потом разыскивать напуганных людей и накладывать заклятие забвения. Но в то же время я понимал, что надо спешить, ведь этот голос в голове отчаянно просил меня о помощи. Я не понимал, что со мной происходит. Это было словно наваждение, словно туман, полностью застилавший разум. Нездоровое влечение, испытываемое к этому хрупкому созданию пугало меня, и я всячески пытался убедить себя в том, что это не так. Я пробовал отгородить себя от юноши, подумав, что однажды проигнорировав его мольбу, я смогу успокоить нечто, томившееся в моей душе. Но все стало лишь хуже. Не придя в тот день к нему на помощь, я почувствовал невыносимую тяжесть на моем сердце. Казалось, будто сама твердь небес навалилась на мою грудь, не давая мне сделать ни единого вздоха. И после этого опыта я понял, что единственный выход из моего положения – это просто смириться и жить. Я помню, как увидел его в первый раз. Угольно-черные волосы, темные глаза и белоснежная, словно выточенная из мрамора, кожа. Все это создавало какую-то особенную таинственную притягательность, граничащую с беззащитностью и беспомощностью, от которой разрывалось сердце. И сейчас, пробираясь сквозь заполненные людьми улицы Нью-Йорка, я буквально бежал к нему, прекрасно понимая, насколько далеко все зашло. Побои, которым подвергался бедный юноша, поистине были ужасны, но я осознавал, что это был единственный повод, чтобы еще раз увидеть чуть сгорбленную испуганную фигуру и темные глаза, которые так редко встречались с моими. Поднявшийся ветер зашумел в вершинах еще недостроенных высоток, а я, оглянувшись назад, быстро трансгрессировал, мысленно повторяя конечное место, в котором мы обычно встречались. Секундная нехватка воздуха. Весь мир рассыпался и причудливо искривился. Казалось, что легкие стянул железный обруч. Через мгновение все прекратилось, и пространство снова приобрело четкие, ярко выраженные детали и краски. Открыв глаза, я увидел, что нахожусь в уже знакомом мне полутемном переулке. Свет, еле доходивший до сюда с улицы, мягко рассеивался, и ложился на все предметы легким сиянием. Меня встретил уже знакомый запах прелых листьев и земли. Глаза медленно привыкали к полутьме. Из нее медленно выплывали очертания оставленных пустых деревянных коробок и связки газет. Шум главной улицы почти не доходил в этот отдаленный уголок. Посмотрев по сторонам, я занервничал. Юноши нигде не было видно. Замерев, я прислушался. - Криденс… - тихо прошептал я. Его имя невольно слетело с моих губ, и словно облачко тумана повисло в тишине. Через секунду, которая показалась мне бесконечной, что-то слабо шевельнулось в углу. Еще мгновение - и из самого темного угла несмело шагнула вперед такая знакомая мне фигура. Опущенные плечи, темные волосы и глаза, смотрящие в пол. - Криденс, - облегченно выдохнул я и приблизился к нему. Он молчал. Так было всегда. Но все было ясно без слов. - Покажи мне, что она сделала с тобой на этот раз, - все так же тихо попросил я. Его дрожащие руки несмело потянулись ко мне. Криденс не смел посмотреть мне в глаза. Аккуратно, будто боясь спугнуть мальчика, я коснулся его запястий и повернул их. Подавив вздох боли, рвущийся из моей груди, я попытался совладать с собой. Я готов был уничтожить любого, кто хотел причинить ему боль. Готов был буквально распылить каждого на атомы, потому что он не заслуживал тех страданий, которые терпел чуть ли не каждый день. Он не заслуживает и никогда не заслуживал подобного. На внутренней стороне ладони расцвели красные полосы, наполненные запекшейся кровью. Одни были свежие, другие старые, сделанные пару дней назад. Полосы уходили под белоснежный рукав рубашки. Недолго думая, я расстегнул две небольшие пуговицы и закатил рукав пиджака и рубашки, обнажая белоснежную кожу, полностью испещренную алыми следами недавнего зверствования. Все пространство от запястья до локтя было полно ужасных отпечатков. В этот раз побои были действительно сильными. Едва касаясь его кожи, я провел рукой над кровоточащими ранами, которые медленно, под действием заклинания, начали затягиваться. Я чувствовал, как Криденса, стоящего в паре сантиметров от меня, била еле ощутимая дрожь. Не отводя глаз, он смотрел на неспешно заживающие раны. Подняв вторую руку, я приложил ее к внешней стороне его ладоней и аккуратно сжал тонкие бледные пальцы, пытаясь хоть как-то подбодрить юношу. До моего слуха донесся его сдавленный вздох. - Все будет хорошо, - пытаясь придать голосу убедительности, медленно, но четко сказал я. Криденс отрицательно покачал головой, а мое сердце болезненно сжалось. Еще секунда и почти все раны приобрели мягкий розоватый оттенок, который почти полностью обещал исчезнуть через пару часов. Помогая мальчику закатать рукава обратно и застегнуть пуговицы, я пытался отогнать навязчивые мысли. - Спасибо Вам, - тихо и чуть глухо пробормотал юноша, все еще не поднимая глаз. - Криденс, прошу, посмотри на меня, - буквально умолял его я. Мне казалось, что если сейчас, именно в этот момент, я не смогу еще раз увидеть его темные глаза, то это будет неким необъяснимым концом. Протянув руку к его лицу, я увидел, как он чуть было не отшатнулся. Они довели его. Теперь он напоминал мне невинного и беззащитного оленёнка с испуганными глазами. Аккуратно, будто боясь сломать, я взял его лицо в свои руки. Приподняв его голову вверх, я посмотрел в уже знакомое и почему-то ставшее таким родным лицо. - Криденс, я обещаю тебе, что все будет хорошо. Совсем скоро… - по его щеке медленно скользнула вниз слеза. - Поверь мне, - чуть ли не шепотом проговорил я, большими пальцами стирая с его щек выступившие из глаз слезы. Я чувствовал его теплое дыхание на коже моих рук, чувствовал, как под его мраморной кожей быстро билась артерия, чувствовал все его существо, видящее во мне единственную надежду и светлое будущее, сквозь общую пелену мрака и боли, которые полностью заполнили его жизнь. И что-то будто щелкнуло во мне. Не отвечая за свои дальнейшие действия, я подался вперед и, прикрыв глаза, коснулся уголка его губ. Криденс застыл. Казалось, будто само время замедлило ход. Вся жизнь, весь еле слышимый шум города и машин в один момент прекратился. В мгновение сместившись чуть левее, я невесомо коснулся его губ и отстранился. - Обливиэйт, - не дав ему опомниться, я взмахнул палочкой и быстро исчез из переулка. То, что произошло в его, среди мерцающего мрака теней, должно остаться в памяти только одного человека. Заклятие забвения должно хоть как-то решить проблему. Потому что последствия могли бы быть ужасны. И вряд ли мы смогли бы справиться с этим. Хотя, может быть, именно в это мгновение я совершил самую большую ошибку в своей жизни…