Безликая

Багряно рдели яркие плоды боярышника, в которых затерялась изящная невысокая плетеная изгородь. Ворот или калитки, ведущей к увитому плющом и даже на вид уютному двухэтажному строению, не было — изгородь просто расступалась, и можно было подъехать к самому дому. Морифинвэ почувствовал, что сердце забилось сильнее. В гостях у валар он не был никогда. Конечно, он уже бывал на приемах на Таникветиль — три года назад отец решил, что младшего сына уже можно брать с собой на празднества вне Тириона. Обитель Владык Арды тогда поразила его, но в том дворце он не увидел ничего, что бы напоминало о собственном быте — только огромные залы, стрельчатые окна, роскошные занавеси... Наверное, там были и какие-то более уютные, личные покои Манвэ и Варды, но туда его никто не звал. Бывал Карнистир и в садах Лориэна, видел и обиталища, построенные для валар в Валимаре, но внутри не был. И не особенно хотелось — с виду было похоже на дома королей Финвэ и Ингвэ, внутри тоже наверняка мало чем отличалось. Куда интереснее было бы побывать у Намо и Вайрэ или в обители Ульмо на маленьком острове посреди бескрайнего Моря — такие слухи доносились из Альквалондэ; но и Ульмо, и Намо, и Ниэнна редко приглашали кого-то к себе. - А ты внутри бывал? - беспокойно спросил Карнистир, спешиваясь. Тьелкормо, который уже слез с коня, удивленно поглядел на брата. - Конечно. И не раз. Бывало даже, со мной разделяли трапезу. Морифинвэ только восхищенно вздохнул, зная, что со стороны валар, которым привычные потребности были чужды, это знак привязанности и уважения. Он машинально погладил коня по холке, отпуская вольно пастись, и тревожно поправил сплетенные волосы. - Почему так волнуешься? - усмехнулся Тьелкормо. - Ты ведь видел вала Оромэ. Он приезжал к нам в дом. - Видел, - согласно кивнул тот. - Но я тогда маленький еще был. Помню, как он тебя привез, когда ты ногу сломал. И коня твоего привел. - А мне сказал, что если будет заживать само, то я навсегда запомню, что на охоте не следует поддаваться порыву, а следует помнить об осторожности, - Тьелкормо нахмурился, вспомнив давнюю обиду на наставника. - Помнишь, сколько я провалялся? И больно было... Думал, от тоски погибну в четырех стенах. - А осторожности-то научило? - Карнистир постарался, чтобы насмешки в голосе не звучало. Получилось плохо. - Ну, положим, научило, - еще более хмуро отозвался Туркафинвэ. Как только двое эльдар зашли за изгородь и оказались в саду, сразу же стало понятно, что такого, как они увидели внутри, не могло быть ни в одном из садов, где жили эльдар. В Благословенном Амане завершался круг цветения, деревья и кустарники теряли листву, давали плоды. В эту же пору в своих норах, гнездах или других жилищах навсегда засыпали животные, птицы, бабочки, что не стали добычей охотника — эльда ли, зверя ли; и которым пришла пора заснуть. Обращались в прах, в изначальную материю Арды. В эту пору всегда становилось немного холоднее, чаще шли дожди, и многие эльдар испытывали легкую, ничем не вызванную светлую печаль. В это время писались ими самые красивые баллады и лучшая музыка. А потом цикл, задуманный Йаванной для своих творений, начинался снова. Первыми на севере Валинора, где землю постоянно укрывали снега и льды, и где жили большие меховые животные, меняли хвою вечнозеленые деревья. Чуть позже по всему Аману распускались коконы, являя ярких, беззаботных бабочек, землю покрывали новые, юные высокие травы, начинали вылетать после сна первые пчелы, охотясь на распустившиеся цветы, животные становились родителями в эту пору, и многим казалось, что даже Лаурелин и Телперион в такое время светили ярче. Сейчас круг цветения подходил к концу, без плаща после прошедшего дождя было холодно, но в саду этого дома, находившегося в самом центре лесов вала Оромэ, цвели цветы, порхали бабочки, трелью звенел ручей, скрытый где-то между деревьев, что и не думали скидывать свой зеленый наряд. За домом виднелись еще сады, и, кажется, небольшой водопад. Но кроме журчания воды и пения птиц ничего не доносилось — ни звуков голоса, ни звука шагов. Тьелкормо, в отличие от опешившего и оглядывающегося вокруг Карнистира, ко всему этому великолепию, видно, давно привык, и легким шагом поднялся по ступенькам к крыльцу. Как ни странно, звука стука в дверь не донеслось до Морифинвэ, только разочарованный вздох: - Их нет. - Кого нет? - Карнистир еще продолжал оглядываться вокруг. Обычно красота природы трогала его душу очень опосредованно, но в этом месте... в этом месте все было настолько волшебным, что он застыл, замер и плохо соображал. - Морьо, ты здесь или ушел в блаженное созерцание? Ни Оромэ, ни Ваны дома нет. Тут еще, конечно, по всему лесу есть жилища их майар... - Погоди, - вдруг вскинулся Карнистир. - А разве он не обещал тебе встречи? Вы не договаривались? - Ты пробовал когда-нибудь о чем-нибудь договориться с валар? - вздохнул Тьелкормо, спускаясь с крыльца. - У них понятия о времени и пространстве совсем другие, не как у нас. Меня здесь ждут всегда, но хозяина дома может не оказаться просто потому, что ему подумалось, что стоит куда-то отправиться. Еще когда мы подходили, я понял, что Оромэ нет. Он чувствует приближение, наверняка вышел бы мне навстречу. - А зачем ты тогда к двери подходил? - Потому что здесь могла бы быть Вана... Но дверь заперта, на внешний засов. Они так делают, только когда уходят оба, давая понять, что можно не стучать. А если бы Вана была в своих садах, она бы сейчас уже вышла и сказала мне, в какой стороне искать ее супруга... Она его, конечно, может и сюда призвать, без всяких усилий, но для меня такое только один раз делала. Ладно, - Туркафинвэ мелодично свистнул, призывая своего коня и нащупывая на поясе собственный охотничий рог. - То, что я обещал при споре, я выполню. Жди меня здесь. - Хорошо, - Карнистир всё еще зачарованно кивнул, оглядываясь. Если бы не еще длящееся некоторое онемение, напавшее на него при виде сада, он бы предложил отправиться вместе. Впрочем, Тьелко в одиночку найдет своего учителя быстрее — наверняка знает, где приблизительно искать. Сейчас Морьо мало думал о том споре, в котором выиграл и потребовал от брата взять его с собой на охоту с Оромэ. Здесь было потрясающе... Впервые он, еще подросток, почувствовал, что такое сила валар — вот она, вот живой и цветущий сад перед ним, вот то, что ему понятно, то, к чему можно прикоснуться. Вороной конь Тьелкормо вместе с всадником унеслись, и по окрестным лесам пронесся звук рога старшего брата — тот искал наставника, потом звук рога раздался уже отзвуком, дальше... Но Карнистира это уже мало волновало. Он немного побродил по саду, инстинктивно стараясь ничего не коснуться, словно боялся испортить, а потом присел на камни около того самого небольшого водопада. Присел, чуть перевел дух, огляделся... На плечо неожиданно спустилась птица, серая, с розовой грудкой. Присела, прощебетала что-то и снова поднялась ввысь. Морифинвэ понял, что ему здесь всё нравится. Нравится, когда никого нет рядом, когда птицы воспринимают его частью окружающего пейзажа. Мама, на которую Карнистир был похож лицом и которую очень любил, зачастую, хоть и довольно мягко, упрекала его во вспыльчивости и упрямстве, и даже отец, который тоже был и вспыльчивым, и упрямым, порой выговаривал ему за неуместные слова. Двое старших братьев на разговоры не всегда разменивались — Нельо мог и сразу подзатыльник отвесить, а Кано — больно прихватить за волосы. Тьелкормо же обычно только ухмылялся, когда старшие братья винили его в том, что он на маленького Морьо плохо влияет. Впрочем, полтора года назад в семье появился Куруфинвэ, и теперь Майтимо и Макалаурэ уже винили Тьелкормо в том, что он плохо влияет и на маленького Атаринкэ. Сейчас, глядя на водопад, ручей, цветущие деревья, на проносившихся над головой птиц, Морифинвэ почему-то вдруг вспомнил, что он любит свою семью, как бы ни ссорился с братьями и ни дулся на родителей. Нельо всегда справедлив; с Кано всегда можно поговорить, если грустно, и он поймет. Тьелко никогда не выдаст, если что-то натворишь. А маленький Курво забавный и любознательный, и его всегда можно научить чему-нибудь новому. В ином свете вдруг предстали перед юным Карнистиром любовь родителей, не делающих различий в любви к сыновьям, грубоватая забота Нельо, желание воспитать пристойных эльдар из всех младших братьев у Кано — с Тьелкормо, видимо, не удалось; и даже детская доверчивость ко всем старшим членам семьи у Курво. Вспоминалось сейчас почему-то только хорошее, и на душе стало много теплее. Хотя, конечно, желания вернуться домой, где вполне может капризничать ребенок, раздражаться на всех отец, у которого что-то сегодня не получилось в мастерской, хмуриться мама, ловить на самых невинных вещах Нельо, особенного не было... «Я вырасту и буду очень любить свою семью, - подумалось подростку Морифинвэ. - Построю свой дом, и тогда всё точно будет хорошо. Я не буду им мешать своим характером и буду им всем помогать в любых делах». Карнистир улыбнулся. Улыбался он чаще всего только наедине с собой, ибо ненавидел свое отражение в зеркале. По его личному мнению, и без того некрасивое лицо от улыбки становилось еще хуже. Куда ему до общепризнанного красавца Тьелкормо, что одной улыбкой на празднествах собирал вокруг себя всех тех дев, в сторону которых улыбнулся. Здесь, в этом саду, зеркал не было, в воду Морифинвэ сейчас не гляделся, и улыбка получилось совершенно естественной. И, хотя подросток этого не видел — украсила его лицо, как улыбка украшает лицо любого дитя Создателя. Внезапно справа от него послышалось какое-то шевеление, и Карнистир испуганно вскинул взгляд. Чуть ворохнулись кусты, и дева, прекрасная в своем зримом облике, словно отделилась от природы, являя гостю свой облик. Волосы ее, светлого оттенка, похожие цветом на зрелые колосья пшеницы на полях, были распущены по плечам и спадали до пояса, непереплетенные и не перехваченные лентой или кованой заколкой. Платье ее было странным. Карнистир видел обычные платья на женщинах и девочках — у мамы, у жен братьев отца, у своих сверстниц. Видел он, что они носили и не только платья — на охоте или в работе одежды женщин были зачастую похожи на одежды мужчин, хоть крой и отличался — так было удобнее. Эта женщина была в платье, зеленом, расшитом яркой красной вышивкой, но край подола открывал спереди ее легкие, не утепленные сапожки почти до колен, а сзади спадал пышными волнами. По лицу женщины Карнистир сразу понял, кто она. Только валар в своем зримом плотском облике отличались таким — любые понятия красоты к ним были неприменимы. Все было в них правильно, совершенно, но абсолютно не запоминалось. Узнать вала или валиэ в лицо было невозможно, и не потому, что они меняли облик — даже если не меняли; в памяти оставался только ослепительный Свет вместо черт лица. Помнилось только что-то общее. Карнистир помнил, что вала Оромэ, когда приезжал к ним в дом, был одет во что-то зеленое и коричневое, и волосы у него были каштановые, а у вала Аулэ, что иногда приходил в дом к отцу и матери, были черные вьющиеся кудри, что он собирал на затылке лентой. А вот Владыка Манвэ был светловолосым... Но если могли одежды или что-то яркое во внешности — волосы, глаза, еще что-то — запомниться, то полностью лицо все равно не запоминалось никогда. У этой женщины был такой же облик. И Карнистир глядел на этот облик во все глаза. - Госпожа Вана? - панически привстав с места и пытаясь поклониться, спросил Морифинвэ. - Сиди, - валиэ чуть приподняла руку, легко и непринужденно. - Тебе понравился мой сад? - Очень, - с жаром кивнул подросток. - Ты брат Туркафинвэ, не так ли? - Морифинвэ. Сын Феанаро. Брат Туркафинвэ, - поспешно представился эльда, глядя на собеседницу во все глаза и машинально поправляя воротник рубашки, виднеющийся из-под туники. И вдруг он... вспомнил. Собственное присутствие в этих цветущих садах, рядом с красивейшей женщиной в Арде вдруг показалось ему настолько неуместным, что он чуть не сбежал. Но мамины уроки выдержки все-таки уже давали о себе знать. - Прошу простить, госпожа Вана, я прибыл на охоту вместе с моим братом, - забормотал он. - Он поехал искать вашего супруга, вала Оромэ, а мне нужно его дождаться. Я не навредил вашему саду, разве что только своим присутствием... Впервые заговорив с одной из рода айнур, Карнистир понял и еще одно: речь Стихий Арды звучала так же плавно, как они двигались, а слова и слоги были так же неуловимы, как облик. Морифинвэ не мог бы пожаловаться, что он не понимает речи валиэ, нет. Он понимал ее даже лучше, чем любого, будто бы сразу проникая в сам смысл сказанного, но не мог даже сосредоточиться и понять, как она говорила: с нолдорским ли произношением или с тэлерийским; тихо или громко... Ласково и певуче — это единственное, что можно было понять. «Вечно юной» Вану звали не за внешность, не за желание создавать в своем обиталище цветущие сады, а за характер этой айну. Вана легко опустилась рядом с замершим подростком-эльда, еще выше подтянула подол, обнажая ноги чуть выше колен и демонстративно не замечая, как «сосед по камням» на всякий случай стыдливо отвернулся, сняла легкие сапожки, поболтала босыми ступнями в кристально чистой воде ручья, и озорно прищурилась: - О чем ты думал, пока был в моем саду, Морифинвэ? Это были хорошие мысли? - Да, хорошие, - поначалу юный эльда ответил напряженно, но потом чуть расслабился и даже повернулся к собеседнице, взглядывая в лицо, а не на ноги. - Я думал о своей семье. - Я знаю вашу семью, - кивнула Вана, - семью старшего сына короля нолдор. Помню и тебя на последнем празднестве на Таникветиль, где я была. Ты показался мне самым застенчивым ребенком из эльдар, что я встречала в Арде. - Я не застенчивый, - буркнул Морифинвэ. Рядом с валиэ он ощущал то, что исходило от всех валар: спокойствие, мудрость, знание, — всё это как будто витало в воздухе, не находя своего воплощения. Но вела она себя, как Фириэльдэ, его ровесница. Только бы не сплела ему сейчас венок из трав и цветов; а то, когда это Фириэльдэ сделала, Карнистир не знал, как и реагировать — благодарить, отказаться, или, может, уже нужно брак предлагать? Хотя, конечно, он еще не может жениться — праздника в честь его совершеннолетия отец еще не устраивал. Говорил, что через несколько лет. Когда Карнистир поделился своими сомнениями насчет Фириэльдэ с братьями, Тьелкормо долго смеялся и прижимал ладонь ко лбу, Кано иронично закатывал глаза, и только Нельо, спасибо ему, сказал хоть одну внятную фразу «Вырастешь — сам разберешься». Теперь Карнистир честно ждал, пока его признают совершеннолетним, а пока можно и не разбираться. - Ты красив, - раздался рядом голос валиэ, - не отворачивайся. Зря ты считаешь иначе. Дева из айнур выглядела, как дева-подросток, хотя на руке ее блистал перстень с прозрачным камнем — почти все валар носили такое или примерно такое, это было знаком брака. Высшего во всех смыслах брака. Морифинвэ даже не был уверен, что эти их кольца с этими камнями — не иллюзия, не приложение к облику, что они принимают. Морифинвэ невольно вздохнул — он-то точно знал, что красоты в нем нет. Валар смотрят совсем иначе, они, наверное, умеют видеть другую красоту, или не видеть ее вовсе... Но они — со своими неуловимыми понятиями — появлялись и исчезали в жизни эльдар так же стремительно, как птицы в этом саду. Оставляли след, но всегда уходили. Отвечать Ване не хотелось. Что толку с ней спорить? Но лгать и соглашаться юный Карнистир не хотел. - Ты уже все решил про себя, - уронила Вана так же легко, как болтала ногами в ручье. - Но я хочу, чтобы ты запомнил меня и мои слова: все в этом мире определяется не тем, что ты делаешь, а тем, как ты это видишь. Тебе понравился мой сад, но в нем ведь нет ничего особого, увидь ты его, когда Аман цветет. А сегодня он тебя восхищает. Что же изменилось в этом саду? Ничего, Морифинвэ. Карнистир поднял взгляд, но не увидел в лице валиэ ничего, кроме умиротворения и легкой, точно набросанной небрежными штрихами, улыбки. И почему-то вдруг внезапно осознал, что не сможет запомнить и ее лица, хотя она просила об этом. *** Карантир никогда не знал, что нужно делать после битвы. Что нужно делать в битве, он знал, и знал отлично — природная сила и реакции не подводили. Разум на время словно отключался, выдавая только простейшее: уйти влево, вправо, использовать тот или иной прием, не отвлекаться на повреждения тела, перейти в контратаку; или закрыться, отступить; научился он и использовать все, что окружало его — был вокруг него лес или город. Даже более сложное психологически со временем далось ему — обманные приемы, изначальные уступки противнику. А вот что делать потом, после сражения — он не знал. В первый раз, после битвы за корабли, легко подчинился гласу старшего брата Майтимо, распорядился размещением всех и всего, что брали с собой, позже лично вел корабль, хотя до этого такое ему доводилось лишь раз и то на увеселительной прогулке, где вокруг него вились нерешительные девы из тэлери. Потом, впоследствии, так же делал то, что указывали делать после... Все сыновья Феанора правили доставшимися им так или иначе землями, и все правили хорошо. Обитатели Таргелиона тоже не могли бы посетовать на своего лорда — о землях и о их населении он заботился. Карнистир понимал, что многие боялись его — голоса, силы, даже лица или шагов. В чем-то это было привычно. Иногда он жалел, что не обладает дипломатичностью Майтимо, отстраненностью Макалаурэ, пристрастностью Тьелко, изворотливостью Курво, легкомысленностью Амбруссар... Он даже не был уверен, что быть лордом — хорошее для него призвание. Впрочем, пока никто не жаловался, и он тоже — разве что иногда ему было не по себе. Ну, вот как в прошлом месяце, когда пришлось разрешать конфликт двух семейств, давно тихо враждующих между собой. Младшие отпрыски этих семейств заключили тайный брак, и дошло бы и до вооруженного конфликта, если бы он не вмешался. Деликатность ситуации сильно напрягала, зато удалось примирить и обойтись без жертв... Но что делать теперь, после битвы, сегодня, сейчас, в данную минуту — он в очередной раз не знал. Нет, в целом знал, конечно. В первую очередь разбить временный лагерь — ибо до дома у Рерир было далеко, а раненым нужно было оказать помощь здесь и сейчас. Пережить самое тяжелое — выслушать доклад о потерях и распорядиться насчет тел павших. Снять боевое облачение, омыться, хоть немного поесть и полежать, отдохнуть, прежде чем отправляться обратно. Сегодня было полегче, чем раньше. Внезапность нападения эльдар обеспечила им значительное преимущество. Погибли трое, но раненых, со слов Тэратаро, было много, девятеро — очень серьезно, так что список погибших вполне мог и пополниться. Тэратаро был его ближайшим соратником и даже, пожалуй, другом, хотя друзей у Карнистира не было, или он думал, что не было, предъявляя к дружбе очень высокие требования. Познакомились они еще во времена жизни в Амане, когда обоим было не более, чем по двадцати-тридцати лет. Пожалуй, инициатором сближения был именно Тэратаро — инициативный, общительный, обаятельный. Да и красивый, чего уж там — светловолосый, хоть и исключительно нолдо по крови, статный, с яркими насмешливыми глазами, внешне чем-то даже похожий на брата Тьелкормо. Дружеский союз оказался оптимальным и весьма крепким. - Ну и укрепления, Морьо, посмотри, - кивнул Тэратаро на высокий деревянный частокол. - Ты когда-нибудь такое видел? - Нет, - лаконично отозвался тот. - И как им вообще удалось здесь выстоять? Это ведь тоже эдайн? О которых Нельо писал?.. А ему кто о них писал? - Финдарато. - Будешь с ними говорить? - Тэратаро скептически поглядел на людей, что сейчас рассеялись по всему полю битвы, отыскивая и оплакивая павших. - Надо, - отрезал Карантир. - Они живут на пограничье моих земель, как оказалось. - Ты против? Если против, проблем не будет... - Разберемся. - С ними уже пытались говорить, - заметил Тэратаро. - Не получилось? - У меня — получилось. Я знаю синдаринский диалект Оссирианда, а они, похоже, долгое время там жили, перед тем, как прийти сюда. Но что самое странное — их язык ближе к квэнья, чем к синдарину. - Найди мне их предводителя. Разберусь уж, наверное, что он скажет. - С непривычки не разберешься. Привыкнуть надо, тогда начнешь понимать. Карнистир несколько повеселел — насколько вообще можно повеселеть после битвы. Лагерь эльдар был разбит в некотором отдалении от места сражения — чтобы не долетал смрад от горящей кучи орочьих тел. Да и от людей эльдар инстинктивно старались дистанцироваться. Зная, что ему еще предстоит говорить с предводителем людей, Карантир только снял залитые черной кровью орков доспехи, перехватил куском ткани глубокий порез на кисти — всего-то и ранений было после боя, да умылся. Переодеваться и переплетать волосы, удобно уложенные так, чтоб не мешались под шлемом, он не счел нужным — не на приеме, и даже не на обычном ужине с приятелями и приближенными. - Лорд Морифинвэ! - позвал снаружи резкий женский голос. - Заходи, - откликнулся он, узнав по голосу жену Тэратаро, воительницу-нолдиэ. Та появилась, откинув полог — еще в доспехах, при оружии, но уже без шлема, с темно-каштановой длиннющей косой наперевес. - Я нашла их предводителя. - Привела? Зови. Дева кивнула, разворачиваясь, и Карнистир окликнул ее: - Благодарю. Воительница чуть улыбнулась — но она уже стояла спиной, и лорд этого не увидел; и вышла. Вне шатра послышалось какое-то шебуршание, приглушенные возмущенные возгласы, а потом полог снова откинулся. Карнистир развернулся, застегивая пояс с мечом уже не на доспехах, а на тунике. В первую секунду он слегка удивился. Зная из писем и разговоров о некоторой примитивности эдайн, он мог бы предположить, что в вожди выбрали самого сильного и прославленного воина. Впрочем, может, это принц, что унаследовал правление после отца? Или, может, это избранный вождь, коего выбрали за мудрость и народную любовь? В следующую секунду и после чуть более внимательного осмотра сомнения разрешились, причем самым невероятным образом. Объяснилась и внешняя хрупкость, и маленький рост, которого Карантир даже за эдайн не предполагал. - Ты женщина? - это было первое, что он невольно сказал вслух. - А почему тебя это удивляет? - казалось, она с трудом сдержалась, чтобы не произнести это с вызовом, только чуть подняла бровь. Впрочем, если она и поняла его слова сразу, то он ее реплики не понял. - Кажется, будут проблемы, - пробурчал Карнистир себе под нос. «И не только проблема найти общий язык», - этого он уже не произнес, но подумал. Впрочем, почему нет. Королева или предводительница — значит, будет так. Раз пришла при оружии — можно говорить, как с воином. Собственно, если бы не женская фигура, которую не могла полностью скрыть даже походная свободная одежда, да еще высокий голос — он бы и не понял. Карантир коротко указал рукой на единственное удобное и свободное место, где можно было присесть — собственно, там он намеревался в эту ночь спать. - Как тебя зовут? - четко и раздельно спросил он одновременно с жестом, печально думая, что разговор при таком непонимании будет долгим. Потом секунду подумал, вспомнил слова Тэратаро, и задал тот же вопрос не на синдарине, а уже на квэнья. Лицо девы на секунду словно просветлело, на нем отразилось понимание, и она, словно решившись на что-то, глубоко вздохнула — плечи ее приподнялись и опустились — прошла вперед и опустилась на предложенное ей место. Лицо ее в ночной мгле ярко озарила единственная в палатке свеча. Карнистир оглядел ее и вновь удивился. Волосы распущенные, похожие цветом на зрелые колосья пшеницы на полях, едва до плеч — впрочем, вполне вероятно, она утратила волосы в бою — огонь или орочий клинок, а потом подрезала, чтоб отрастали ровно. Руки тонкие, но сквозь распахнутый ворот рубашки видны напрягшиеся мускулы шеи и груди. Очевидно, что не только иглу в руках держать умеет. И лицо, странное лицо. Не бледное, заметно тронутое Анором; светлые глаза. Серые, наверное, точно не голубые. Кожа вокруг глаз словно слегка съежилась, собираясь мельчайшими складками. Приметный короткий широкий шрам на подбородке. И тут дева в очередной раз удивила его. - Халет, - представилась она, прикоснувшись к груди в старинном жесте приветствия эльдар. И кивнула на собеседника — мол, назовись. - Морифинвэ, - машинально ответил он, как ответил бы в данной ситуации, но потом замялся. Они и без того почти не понимают друг друга. - Морьо. Зови так. Проще. - Просто? Так ты сказал? - Странно ты ударения в словах ставишь. Совсем не туда, куда нужно. - Странное имя, - произнесла Халет. - Темный. Что это за язык, на котором ты говоришь? - Квэнья. - Похож на язык тех квэнди, что жили с нами там... - женщина неопределенно махнула рукой в сторону востока. - За горами. Я почти все понимаю из твоей речи. Те, что живут в Семиречье, говорят иначе. Но их я тоже понимала. Карантир понял почти половину из речи собеседницы, недостающее додумал по контексту. Было странновато припоминать почти исторические обороты родного языка, которые встречались лишь в написанных отцом трудах, касаемых развития квэнья. Кто бы знал, что ему доведется такое услышать вживую — отмершие или замененные слова, давно забытые эльдар обороты. И услышать не от какого-нибудь ровесника деда, что не дошел до Валинора, а от женщины из эдайн. - Сколько тебе лет? - машинально спросил Карантир. Воительница чуть замялась, искоса взглядывая на собеседника, и резковато ответила: - Тридцать четыре. Карантир задумался... - А когда ребенок из вашего народа считается взрослым? - спросил он и, видя, как дева хмурит брови, видимо, не до конца поняв вопроса, попытался пояснить. - С какого возраста может носить оружие? Или вступить в брак? Решать за себя? - А-а, - очевидно, что-то из сказанного Халет поняла. - В шестнадцать. Бывает раньше, бывает чуть позже. Это от многого зависит. А тебе сколько лет? Карантир задумался еще раз... После первого восхождения новых светил время стали считать совершенно иначе. Объяснить это тому, с кем едва находишь общий язык, было и вовсе невозможно. - С тех пор, как я прибыл в эти земли, прошло чуть менее трехсот пятидесяти лет. Халет поняла. Странно взглянув на него, она заметила: - Те тоже жили долго... А выглядишь ты лет на двадцать. Карантир вспомнил, каким был лет в двадцать. Носился по Тириону, с Тэратаро как раз познакомился... Курво тогда еще и не родился... Карантир мотнул головой, так, что сплетенная коса упала на плечо, отмахиваясь от воспоминаний. - Красивые у тебя волосы, - заметила Халет. Карантир понял ее. Она быстро восприняла то, как он говорит, и старалась подстраиваться. - Ты красивый, - бескомпромиссно заявила она. - Те, за горами, не такие. Больше на нас похожи, чем вы. А те, в Семиречье, суетливые, непонятные. - Спасибо, - Карантир разозлился на себя, зная, что яркая краска смущения сейчас заливает лицо до кончиков ушей, что делает его и вовсе непривлекательным. Почему-то сейчас, впервые со времен встречи с валиэ Ваной, он поверил, что понятия красоты эта дева и впрямь к нему применяет. В Валиноре это было редко, и не более, чем лестью, жалостью или иносказанием в лучшем случае со стороны дев, или пристрастностью — когда это говорила мама. После Исхода — не было вообще. По крайней мере, краснеть от смущения в присутствии девы Карнистиру после прибытия в Эндорэ не приходилось. - Нам нужно поговорить о делах, госпожа Халет, - раздельно произнес он. Они уже несколько попривыкли к речи друг друга, но в разговоре о делах недосказанностей оставаться было не должно. - Я правильно понимаю, ты владычица своего народа? - Да, - медленно кивнула она, выпрямляясь. В ее глазах на мгновение мелькнула мудрость — та самая, что Карантир видел только у тех, кто пережил Великий Поход. - Мой отец был вождем нашего народа. У меня еще был брат... - казалось, у девы на мгновение сбилось дыхание. - Но он тоже погиб, как и отец. Мой народ признал вождем меня. Я могу говорить от лица своего народа. Ты владыка здешних земель? - Да, - Карантир немного приспособился, мешая синдарин с ранним квэнья. - Халет, а... как давно вы здесь? И что сталось с твоею матерью? Как получилось так, что ты осталась одна? Ведь я так понял, что ты приняла правление вынужденно? - Ты спрашиваешь слишком о многом, - посуровела дева. - Что же, я отвечу, коль скоро это интересует тебя. Если тебя интересует, есть ли у меня муж, что мог бы взять на себя бремя — я отвечу, что нет. Матери я не знала. Она умерла, производя на свет нас с братом, мы близнецы. После ее смерти отец больше не женился. Он очень любил нашу мать и не смог забыть ее. Он один воспитал нас. В голове у Карантира в очередной раз несколько все смешалось. Женщина умерла, производя на свет детей? Он знал, что роды, даже у дев из эльдар — не самый приятный и легкий процесс, но умереть во время? О втором браке после смерти жены он имел представление, но говорить об этом так... так легко... - Тогда уж и ты мне расскажи, - требовательно произнесла Халет. - Где твои родители? Есть ли у тебя братья и сестры? Карантир кивнул. Справедливо. - Отец погиб, - коротко ответил он, искоса взглянув на деву, но она, похоже, не требовала подробностей. - Мать... она далеко. Очень далеко. Не здесь. Братья есть. Шестеро. У них свои земли. Сестер нет. - Большая семья, - чуть улыбнулась Халет. - Тебе повезло. - Да, - лорд Таргелиона уже не сомневался — по крайней мере теперь, когда жил отдельно. - Да, повезло. Еще и другие родственники есть. Двоюродные там... Но доверяю я только братьям. - Для меня теперь семья — мой народ, - сказала Халет. - Многие погибли в эти дни. Если бы ты не пришел — мы погибли бы все. - Сколько вас сейчас? Тебе уже доложили о потерях? - Мне не докладывают, я вижу сама. Около трех сотен женщин, примерно восемь десятков детей. Мужчин, что могут держать оружие, осталось мало. Всего около полусотни. А еще есть старики, о которых нам нужно заботиться. Карантир не слишком понял ее последнюю фразу, но разница между выжившими мужчинами и женщинами, последние из которых, вероятно, в большинстве своем не брали в руки оружие, сразу заставила его понять, сколь сильный урон был нанесен народу Халет. - У вас много раненых? - Говоря о выживших, я говорю только о тех, кто не получил ранений или был ранен легко и имеет все шансы выжить, - отрезала предводительница. - Мы умеем врачевать, но многие еще станут калеками без руки или ноги. Или и вовсе умрут, или сами не захотят жить так. Я не упоминаю их среди тех, кто сможет сражаться, но разумеется, если кто-то из них выживет, нам придется заботиться и о них. Даже не все звери бросают раненого собрата, а мы — не звери. Конечно, если нападений не повторится, вырастут дети, но до того времени еще долго. Как видишь, лорд, мне почти нечего тебе предложить. Впрочем, после сегодняшнего я не собираюсь задерживаться здесь. Мы собирались уйти на запад. Узнав о тебе, я пришла лишь затем, чтобы благодарить тебя и твоих воинов за то, что нам удалось выжить. И просить о том, чтобы ты не изгонял нас из своих земель, покуда мой народ не будет готов к дальнему переходу. - Я не собираюсь изгонять из своих земель раненых, или женщин с детьми, или беспомощных, - резко ответил Карантир, ибо слова этой женщины его задели. - Среди нас есть целители. Дозволишь помочь твоему народу? Выживет больше твоих воинов. Халет на секунду прикрыла глаза, а потом, словно решившись, сказала, поднимая потемневшее лицо: - Да. Дозволю и хочу этого. Когда Карантир вернулся к себе во временное обиталище, дева, казалось, не сменила своей позы. Он сидела все так же, опираясь на рукоять снятого меча, склонив голову. Короткие светлые пряди беспомощно свисали, спадая к эфесу. Догорала свеча. Рассвет еще не занимался за горами, но до него было недолго. - Госпожа Халет... Незаконченная реплика повисла в воздухе. Дева вздрогнула, развернулась, потом чуть потянулась, словно готовая отложить оружие... - ...тебе нужно идти. Она чуть опустила ресницы, словно не веря сказанному и понятому. - Отдохни хоть немного. Завтра поговорим. Разберемся. Все так же не веря, она поднялась с его постели, подхватывая свое оружие. Свеча зашипела, тонкий филилек еще несколько раз взвился вверх, словно в отчаянной попытке восстановить былую мощь своего пламени, и погас окончательно. Темнота окутала шатер принца нолдор, и только через секунду, когда глаза, некогда видевшие Свет Древ, перестроились на видение в темноте, Карантир различил тонкую фигурку рядом с ним. Голова девы, когда они оба стояли, едва доставала ему до плеча. Волосы ее чуть белели в полумраке — над Эред Луин начинал заниматься рассвет. - Странный ты, лорд... - устало произнесла Халет. - Когда меня к тебе призвали, я понимала, зачем. Это нормально было бы. Ожидаемо. Даже при том, что я уже не юна и никогда не была особенно привлекательна. Потом увидела тебя и подумала, что не так уж плохо. Ты красив. И я тебя понимаю. И ты меня, кажется, тоже. Все могло бы быть. Завтра, если захочешь, я не откажу, сам знаешь, не имею права. И не потому, что я женщина. Будь я мужчиной и заботься о своем народе так же, тоже бы не отказала, если бы ты пожелал. Но уже не будет так, как могло бы быть сегодня. Чувствую. - Ты о чем... - Карантир едва успел начать фразу, как по его плечу скользнула рука. Чуть огладила — не слишком ласково, словно проверяя силу тела на прочность, но вполне заинтересованно. - Я не понимаю тебя. Если это то, о чем я думаю, то я не понимаю обычаев твоего народа. Или обычаев тех, кто тебя этому научил. У меня и мысли не было. Впрочем, наверное, даже самой мыслью я оскорбляю тебя. - Мысли были, не лги себе. - Не так. Мысли были, но я бы не выразил их. Это значило бы оскорбить. У меня никогда не получалось говорить о таком. - А ты-то женат? Ты не говорил. - Нет. - Странные девы у вас, - тихонько засмеялась она. - Считай, что я воин. Ты можешь. И никто не учил меня этому. Это правильно. Так было у нас, так было и у других. Не знаю, почему у вас не так. Но раз уж ты меня отпускаешь... - Послушай... - Карантир развернулся, чуть наклонившись и примерно представляя, что может сейчас перехватить ее где-то за талию. Без обид. Просто тогда, когда воин и соратник — красивая женщина, которая понравилась тебе, которая дала понять, что твоя близость не преступна и даже уместна. Тогда реакция подвела сына Феанаро в первый раз. Рядом с ним уже не было никого. В этот момент лорд Таргелиона понял, что не запомнил лица посещавшей его женщины. Словно она, воительница-аданет, была из рода айнур.