Санька пыхтел и возмущался. Ну почему во всём, что ни случается, винят всегда его?! Зато Диньку чуть ли не до небес возносят: ах, какой мальчик, ах, какой талант, ах, ах, ах… Задолбали уже со своими ахами! Знали бы они, что из себя на самом деле представляет этот мальчик-колокольчик.
Справедливости ради надо сказать, что Динь никогда не валил свою вину на Саню, наоборот — всегда вставал с ним плечом к плечу и честно говорил, что виноват он. Но кто, глядя в эти широко распахнутые наивные глаза, поверит, что инициатива была его? Нет, волна возмущения ещё мощнее неслась в Санькину сторону. Его начинали обвинять не только в произошедшем, но и в том, что он плохо влияет на Дениса, учит его врать, а сам трусливо прячется за спину друга. Саньке было обидно до слёз, и в детстве он даже пытался спорить и доказывать что-то, пока не понял всю бесполезность этого занятия. Он бы и сам не поверил, если бы не знал точно, на какие безумства способен тонкий и звонкий с виду Динь. Но слёзы высыхали и обиды уходили, стоило только Диньке появиться рядом и сказать:
— Злые они все! Только я тебя люблю!
Знакомы они были всю свою недолгую жизнь. Нет, их семьи не дружили. Родители были, конечно, знакомы, всё-таки жили в одном подъезде, но тесно не общались, так — «здрасте-до свидания», вот и всё общение. Зато мальчишки прикипели друг к другу чуть ли не с колясок.
Санька, как только научился более-менее твёрдо стоять на ногах, взял на себя роль защитника. А защищать было от кого: сначала от жирных дворовых котов и не менее откормленных голубей — почему-то Динь боялся их до истерик; а потом от мальчишек и девчонок — особенно от девчонок, так и норовящих втащить Диньку в свои кукольно-домиковые игры.
А стоило им немного повзрослеть, тут уж неприятности посыпались как из мешка. У Дениса фантазия была не просто богатая — безграничная. Санька до сих пор иногда вздрагивал, вспоминая их детские развлечения. То Диньке захотелось подарить маме и Санькиной бабушке сирени, и они, два шестилетки, попёрлись в одиночку на другой конец города, где, по словам Диньки, сирень была особенно красивая и пахучая. Тогда Саньке влетело первый раз, когда их, зарёванных, сопливых, но крепко держащих в ручонках по веточке сирени, передал с рук на руки родителям милицейский патруль. Ну как влетело? Обошлось словесной взбучкой — от ремня его мелкую задницу спасла бабушка, заявившая, что не позволит физического насилия над ребёнком.
Или их побег из дома… Санька уже и не помнил, что за причина побудила два мелких недоразумения на столь дерзкий шаг. Но Динька сказал надо, и Саня пошёл за ним. Динь сказал, что много вещей брать с собой не будут, мол, маленькие — не утащат, и принёс какую-то детскую книжку, в которой был нарисован мальчик с узелком на палке. Динька сказал, что из дома надо уходить только так — завязав всё самое нужное в какую-нибудь тряпку. Самым нужным оказались шоколадки, спрятанные родителями, но найденные юными сыщиками без особого труда. Дело было летом, лето было жаркое… В общем, повязали их тогда на вокзале, перемазанных в шоколаде и уже собиравшихся возвращаться домой — пить очень хотелось. И даже бабушка не смогла ничем помочь… Задница болела долго.
А их поход за вишней? Очень уж Динька её любил, а ему не покупали. Вот и решил он, что надо раздобыть самим. Сказано — сделано. Был найден подходящий сад: там и хозяева появлялись не часто, и забор был не очень высокий, и вишней зарос весь участок. Вот только не учли ни Динь, ни Санька, что вишня вишне рознь. Черешня, к которой питал слабость Динька, зреет много раньше, чем привычная садовая вишня. Санька, конечно же, заподозрил неладное — уж больно эта вишня отличалась и цветом, и вкусом от той, которую приносили с рынка родители, но Динь убедил его, что всё нормально — сорта просто разные. И откуда слова-то такие знал? Ну что сказать… Задница тогда тоже болела, только уже от уколов, которыми их щедро пичкали в инфекционном отделении больницы.
— Зато вишни поели, — не унывал Денис, и добавлял: — Ты самый лучший друг! Теперь только тебя люблю.
В конце концов, за воспитание мальчишек взялась Санькина бабушка, заявив, что у них слишком много свободного времени. Чуть ли не за шкварник юные оболтусы были отведены к хорошему знакомому — профессиональному музыканту. На Саньке сразу же поставили о-о-очень жирный крест — полное отсутствие слуха, а вот за Дениса взялись всерьёз, углядев в нём задатки юного гения.
Казалось бы, учёба в школе, занятия в музыкалке, а потом ещё и дома, должны были хоть немного успокоить Диньку, но не тут-то было! Как только у него появлялась свободная минутка, он сразу тащил Саню за приключениями, которые оставляли на Санькиной заднице ощутимые и болезненные следы. И чем старше они становились, тем менее безобидными были Динькины идеи. А виноватым, как и в детстве, всегда оставался Санька.
Но как бы Саня ни злился на своего друга, сколько бы ни получал за чужие проказы, но когда тот начал участвовать во всевозможных конкурсах — заскучал. Дениса не хватало. Не хватало и их шалостей. А ещё бесили вдруг появившиеся у Диньки поклонники и поклонницы. Последние, как и в не таком далёком детстве девчонки, особенно. Санька еле сдерживался, чтобы не рычать, когда они прорывались к своему кумиру. Самому ему не нравился никто, кроме Диня, но в этом он даже себе боялся признаться. Его не пугало осуждение окружающих, страшнее было потерять друга. К окончанию школы Санька извёлся от переживаний и ревности, и, конечно, Динь не мог этого не заметить.
— Сань, ну ты чего? — спросил он его как-то после одного из выступлений. Спросил между делом, раздавая автографы страждущим. Санька хмурился, но молчал. — Ревнуешь, что ли? Так я только тебя люблю, а эти так… — шепнул на ухо, махнув рукой в сторону присутствовавших.
Что «так», Санька не понял, но немного успокоился. Он, естественно, не принял всерьёз Динькино признание, вернее — принял, но не в том смысле, в котором хотелось бы. А вот Денис, что-то рассмотрев в Санькиных глазах, принялся доказывать, что он не шутил. И ведь доказал! Только первой пострадала опять же Санина задница, но он об этом нисколько не жалел. Потому что потом у него появилась возможность отыграться на Диньке за все годы их знакомства, и им обоим это нравилось.
* * *
Санька любил бывать у бабушки на даче. Естественно, Динька всегда увязывался с ним, сначала как друг, а потом как… друг. Но они никогда не оставались без присмотра: бабушка, а по выходным и Санькины родители составляли им компанию. В этом же году повезло — на целую неделю Санька и Денис были предоставлены сами себе. Бабушка, оставив ценные указания, уехала к своей давней подруге, а ребята совмещали полезное с приятным — охраняли и отдыхали. Особенно охраняли. Ежедневно проверяли на прочность каждую поверхность в доме: диван, кресла, столы и старый бабушкин рояль подвергались тщательным осмотрам. Роялю, пожалуй, доставалось больше всех — Санька просто не мог спокойно смотреть, как Динька играет. Бегающие по клавишам длинные тонкие пальцы будили в нём желания, никак с этими пальцами не связанные.
Единственным помещением в доме, оставшимся нетронутым, была бабушкина спальня — охранять ещё и её, а особенно большую кровать, стоящую в ней, обоим казалось кощунственным.
Денис и тут был в своём репертуаре. Просто наслаждаться тишиной и спокойствием он не мог и потому каждый день придумывал для них развлечения. Благо, участок вокруг дома был обнесён высокой изгородью, через которую невозможно было что-то увидеть, иначе соседям, людям немолодым, грозил в лучшем случае нервный срыв, а про худший даже и думать не хотелось.
За эти несколько дней Санька обзавёлся незабываемым опытом.
Во-первых, секс на свежем воздухе. Никогда больше! Как бы Динь его ни соблазнял. Если кто-нибудь когда-нибудь скажет, что ему понравилось, Санька сразу запишет этого человека или во вруны, или в мазохисты. Он сам ещё долго будет вздрагивать, вспоминая лезущую везде траву, ползающих по всему телу букашек и агрессивное комарьё. Туда же, в чёрный список, отправляется и секс на пляже. Нет, не коктейль — против него Санька как раз таки ничего не имеет. Особенно если употреблять его в качестве успокоительного.
Во-вторых, НИКОГДА не давать Денису ничего, крепче пива. Пить он не умел, не умеет и вряд ли научится. А пытаться остудить его дурную голову, полную безумных и пьяных планов — дело неблагодарное и заранее проигрышное. Единственное, что Саньке понравилось — устроенный Денисом стриптиз под собственный аккомпанемент. Правда, длился он недолго — снимать, кроме плавок, было нечего, поэтому насладиться в полной мере Сане не пришлось. А вскорости и сам стриптизёр, обещавший ранее незабываемую ночь, пал в неравной борьбе с нижним бельём (а попробовал бы кто-нибудь одновременно пытаться попадать в ноты, снимать трусы и тянуться к стоящей на полу бутылке!), улёгшись лицом на клавиши… Хоть и был Диня не особо крупным, но дотащить его до дивана оказалось непросто. Так что НИКОГДА БОЛЬШЕ!
Далее шло в-третьих, в-четвёртых и дальше по списку. Одно Санька понял совершенно точно: если он хочет и дальше оставаться рядом с Денисом, то ему придётся запастись здоровьем, терпением и валерьянкой.
* * *
— Сань, ну где ты там! — раздался из комнаты нетерпеливый окрик. — Сколько ждать можно?!
Санька выдохнул и пошёл в гостиную, где у рояля его ждал Денис, обещавший сюрприз. Сегодняшний день был объявлен Динькой «Вседачным днём нудиста», поэтому сюрприз надлежало принимать абсолютно голым, и Санька, не обладавший такой же раскрепощённостью, как Диня, чувствовал себя слегка не в своей тарелке. Можно было, конечно, чем-нибудь прикрыться… Можно, если бы Диня, сволочь, не поскидывал все, что подошло бы для этой цели, в бабушкину спальню, и не закрыл её на ключ. Даже кухонные полотенца! А найти маленький ключ в большом доме было делом трудным.
— Садись, я тебе сейчас играть буду, — сказал Диня, стоило только Саньке войти в комнату. — Для тебя написал, — уточнил он, гордо задрав голову. И только слегка покрасневшие скулы выдавали волнение, словно он собирался играть не перед другом, а полным залом музыкальных критиков.
Санька проникся. Он хоть и не особый знаток музыки, но понять, что мелодия шла из самой Динькиной души, смог, и был безумно благодарен. Только вот как сказать спасибо — не знал. Поэтому просто подошёл к застывшему Денису со спины, потянулся через его плечо к роялю, надавил на клавишу, будто поставил точку, и потребовал:
— Верни трусы! Пойду тебе тоже сюрприз приготовлю на обед, а с голой задницей на кухне небезопасно и негигиенично.
— Никакой в тебе романтики! — заявил Денис, поднимаясь и разворачиваясь к Саньке. — Но такую задницу надо беречь, у меня на неё большие планы.
— У меня на твою тоже, — улыбнулся Саня и, шлёпнув Диньку по означенной части тела, поторопил: — Неси уже хоть что-нибудь, а то останешься без вкусного.
— Ну, тогда и я оденусь, — вздохнул Диня. — День нудиста объявляю закрытым, — и, грустно опустив плечи, поплёлся за одеждой, бормоча себе под нос: — И за что только тебя люблю…
Санька еле сдерживал смех, глядя на этого артиста, и даже не сомневался, что очередное сумасбродство не за горами. Диня не будет собой, если не придумает ещё чего-нибудь. А Саня и не против. До тех пор, пока Денис будет говорить своё коронное «Только тебя люблю», он на всё согласен.
