cure for Obscurial

Ньют знал об Обскурах не так много, как ему этого хотелось бы, но после случившегося в метро под зданием MACUSA, он мог с уверенностью сказать только одно – убить их в форме Обскури чрезвычайно сложно. Они встретились на следующий день – случайно столкнулись в толпе на улице, и Ньют, привыкший не глядя бросать вежливое «извините», тогда в первый раз поднял глаза на того, кого едва не сбил с ног. Взгляд выхватил бледное лицо и темные глаза, в которых мерцал страх и некая покорность судьбе. Ньют видел их обладателя в совершенно другой ипостаси, и знал этого подростка как мощнейшего Обскура, которого ему доводилось встречать. Обскура, которому он хотел помочь и как считал, допустил его смерть. Криденс, кажется, тоже его узнал. - Вы тот человек…я видел вас в метро… - голос подростка дрогнул на слове «метро», а память услужливо напомнила о том чудовищном моменте. - Криденс? – губы Ньюта сами по себе растягиваются в улыбке – доброй, но слегка растерянной. Магозоолог оглядывается в поисках ближайшего переулка, и заметив темный проем между домами, показывает рукой туда, не касаясь Криденса – тот так и не дал разрешение на прикосновение к себе, и Ньют не хотел разрушать призрачное доверие Обскура неосторожными прикосновениями. - Я думал, что погибну тогда, - Криденс сглатывает, стараясь не сорваться на рыдания – шок от пережитого оказался куда более сильным, нежели принятие формы Обскури перед Мэри Лу. Всегда бледный Криденс кажется теперь совершенно белым на фоне кирпично-серой стены, и Ньюта пугает это нездоровое состояние. Мальчишка не маггл, и то существо может выйти из-под контроля снова, стоит Саламандеру сделать что-то не так. - Похоже, Обскури защитил тебя, как своего носителя. Без телесной оболочки ему выжить практически невозможно, - Ньют опускает взгляд, замечает дрожащие, обманчиво хрупкие плечи, испещренные старыми и новыми шрамами ладони, и в душе просыпается искренняя жалость к брошенному и всеми преданному Обскуру. - Вы хотели мне помочь, - Криденсу стоит огромных усилий подавить в своем голосе дрожь – он боится, что этот человек изменит свое решение. - Я могу помочь тебе, но только если ты готов к тому, что тебе придется покинуть Нью-Йорк. Возможно, даже навсегда, - Саламандер коротко улыбается и Криденс слабо улыбается в ответ. Надежда на избавление от страданий жива. Удостоверившись, что в проулок никто не смотрит, маг кладет чемодан на землю и открывает его. Из него раздается глухое рычание и показывает нос любопытная мордочка с утиным клювом, и Саламандер успевает схватить Нюхля прежде чем он предпринимает попытку к побегу. Отметив удивление Криденса, Ньют хмыкает. - Полезай туда, так нам будет гораздо удобнее перемещаться. И тебе – чтобы не привлекать внимание, и мне, так я точно не оставлю тебя где-то в толпе. Или оставлю, но это очень плохой вариант развития событий, - Саламандер смущенно чешет шею, а Обскур неуверенно заглядывает в темный зев чемодана, откуда раздаются звуки, отдаленно напоминающие ему зоопарк. Через несколько секунд колебаний и после получения одобрительного взгляда Ньюта, Криденс начинает залезать в чемодан, чувствуя себя, прямо скажем, странно – дно было где-то глубоко. Как только подросток спрыгнул на дощатый пол, крышка чемодана (а не ловушки ли?) захлопнулась, оставив Бэрбоуна наедине с издающими странные звуки глубинами. Место, в которое Криденс попал, кажется ему настолько необычным, насколько это возможно. Смесь кухни, лаборатории и личного кабинета, насквозь пропахшая сочетанием странных (но даже приятных) запахов, многие из которых были явно органического происхождения – она настолько отличалась от дома Мэри, что парень буквально попал в другую вселенную. Туда, где нет десятков детей Мэри, нет противных листовок, косых взглядов и насмешек, нет ударов ремня по рукам, нет слежки для Грейвза. Мысль о последнем заставляет Криденса вздрогнуть, а в глазах темнеет – не от нехватки воздуха, а от затопившей сознание злобы, и отрезвляет его только появившийся на периферии зрения черный сыпучий туман. Подросток неуверенно осматривается и вертит головой, стараясь впитать в себя как можно больше, выдавить из сознания дом Мэри, принять тот мир, в который его обещал привести Грейвз и куда протянул руку…как же звали этого мужчину? На самом деле, Криденс даже представить не может, куда будет направляться такой человек, как Ньют – ведь он волшебник, Бэрбоун это сам видел, а какие могут быть дела у волшебников, кроме как построение козней обычным людям? И каким образом он сможет помочь Криденсу, какую помощь хотел предложить? Избавит от ужасной черной твари внутри, научит ее контролировать? В этой маленькой комнате нет часов, вернее они есть, но как такими пользоваться, парень не представляет, и поэтому не может определить, сколько времени он провел в странном чемодане. Нет, ему не скучно – Криденс давно уже научился абстрагироваться от мира, тихо погружался в свои мысли, когда приходилось выполнять нудную работу по раздаче листовок. Над головой раздается шорох и по приставной деревянной лестнице сверху спускается сам хозяин чемодана – слегка взлохмаченный ветром, чуть-чуть покрасневший, а еще кажущийся чем-то очень уж довольным. - Ты так и просидел тут все это время? – мужчина снимает яркое синее пальто, и не удосужившись повесить его на вешалку, кидает на спинку другого стула, а затем резко разворачивается к Криденсу, заставив его этим вздрогнуть. - Я решил остаться здесь, - Криденс не признается в том, что ему было страшно выходить за дверь, из-за которой были слышны странные звуки. – Вы мне обещали помочь, но я даже не знаю, как вы это можете сделать, мистер… - Ньют. Просто Ньют. Понимаешь ли, ты являешься очень редким и, не будем греха таить, крайне опасным созданием, поэтому работа с тобой займет очень много времени. Естественно, это риск для нас обоих, - в глазах Ньюта даже видны огоньки, присущие охотникам, поймавшим особь очень редкого вида, и в глубине души Криденс понимает, что так это и есть. - Мисте…Ньют, вы видели, кем я становился вчера, вы знаете, кто это и что с ним делать? После его слов Ньют мрачнеет, а на его лицо как будто наползает большая полупрозрачная тень, которая пугает Криденса, сразу дав ему понять, что в прошлом этого человека было что-то ужасное, связанное с этими существами. Саламандер отвечает на вопрос не сразу, перед этим садясь на стул напротив Криденса. - Ты являешься Обскуром, такое название дают детям, которые скрывали или подавляли свои магические способности. Магия из них никуда не делась, но из-за давления на нее она становилась темной сущностью, паразитирующей на своем хозяине – питалась его энергией, чувствами, и была совершенно неуправляемой... Но Обскуры не живут долго, и я не видел ни одного, который переступил бы порог десятилетия. Сколько же тебе лет, Криденс? - Не так давно исполнилось шестнадцать, - тихо отвечает Бэрбоун, пытась осознать услышанное. Он почти в полтора раза пережил предел жизни Обскура и мог контролировать свое превращение, пусть и не полностью, и сам факт этого заставлял его бояться самого себя. - Удивительный ты человек, Криденс, - Ньют поднимает на него взгляд. – В любом случае, я не могу отпустить тебя обратно к людям, зная, что в тебе скрывается. - Вы думаете о том же, о чем и мистер Грейвз? – подросток вздрагивает, мгновенно ощетинившись и даже позабыв о том, что должен держать себя в руках. Ньют на несколько секунд замирает, пару раз хлопает непозволительно длинными ресницами, а затем поднимает руки в жесте, демонстрирующем безоружие. - Конечно же нет, Криденс. Я хотел сказать, что рядом со мной ты будешь в безопасности, и я постараюсь избавить тебя от страданий, приносимых твоим Обскуром. Я не причиню тебе боли, правда. Ты уверен, что хочешь избавиться от этой магии внутри? – Ньют не отводит взгляда от Криденса, и под этим твердым, но теплым взглядом в душе начинают пробуждаться сомнения. Криденс упивается своей темной магией, упивается своей мощью в этой странной, но такой потрясающей форме черного вихря, и одновременно испытывает жуткий страх из-за того, что он не всегда способен контролировать эту силу. Она занимает все пространство внутри него, обволакивает органы, проникает в сны, превращая их в беспокойные кошмары, подпитывается его самыми темными чувствами. Криденс понимает, что должен сделать выбор между силой и свободой. - Вы уже лечили кого-то от того, что находится во мне…Обскура? Криденс решает подождать немного с ответом на вопрос о том, хочет ли он избавиться от своего темного паразита. - Три месяца назад я встречал другого Обскура. Пойдем, я хочу тебе кое-что показать. Саламандер поднимается с места и открывает дверь, за которой видна лестница, ведущая в какие-то еще более дальние дебри этого странного чемодана, манит Криденса рукой, и он тут же встает, следуя за Ньютом. За дверью лаборатории находится небольшой «магозоопарк», собранный Саламандером за годы его странствий. Ньют гордится каждым его обитателем и искренне любит каждого из них, каким бы опасным он ни был – к каждому существу можно найти свой подход, и оно не укусит. Ньюта кусали, но он списывал это на свои ошибки. Он вел Криденса к небольшой комнате, где шел магический снег и находился другой Обскур. Конечно, Саламандер знал, что нельзя заводить двух Обскуров в одну клетку во избежание их конфликта, знал, что Криденсу нужно только взглянуть на своего сородича и донести, что Обскур как существо – убийца. Черная дымка в магической сфере из специального прозрачного зелья, поддерживающего ее жизнь, вновь находится в этой маленькой комнатке – Ньют не забыл об Обскуре, когда покидал здание MACUSA, он не мог допустить, чтобы такое существо осталось там, где оно может причинить вред сотням людей. Мужчина отодвигает край полотна, на котором изображен пустынный снежный пейзаж, позволяя Криденсу взглянуть на Обскура – тот не спешит приближаться к черному облаку, смотрит на него из-за спины Ньюта, и глаза его расширены. Бэрбоуну страшно, и Обскур чувствует это – облако скользит в их сторону, конвульсивно подергиваясь, и застывает в метре от кромки вольера. Ньют понимает – Обскуры чувствуют друг друга, но не готовы вступить в контакт, и не стоит тревожить эту магическую силу, пока она спит. - Это он…? – наконец спрашивает Криденс, не отрывая взгляда от Обскура. - Да, это Обскур. Я извлек его из суданской девочки, но только сама она… - голос Ньюта прерывается, а сам он возвращает штору на место, разрывая зрительный контакт Обскуров. Криденс делает шаг назад. - …ее не стало после всех ритуалов по извлечению. Я разделил их, но не смог сохранить ее жизнь. Не был ее парой. Ньют не говорит о том, что не сдержал тогда слезы. - Я тоже умру, если вы постараетесь нас разделить? – Криденсу страшно. Он понимает, что уже не должен быть живым, раз подобные существа так долго не живут. Знание этого заставляет Криденса чувствовать, что он не на своем месте, что он должен лежать на кладбище, а не сидеть в магическом чемодане среди странных существ и разговаривать с волшебником. Все слишком неправильно! Ньют набирает в легкие воздух, задумывается на мгновение, и его голубые глаза встречаются с темными омутами Криденса. - В нашем мире у всех волшебников есть родственная душа. Связь волшебника и маггла очень редка, но она тоже имеет место быть. Все магические ритуалы проходят успешно, если ты проводишь их со своей парой, и извлечение Обскура – тоже. Если мы являемся родственными душами, то… - …то я буду жить после ритуала, верно? – Криденс неотрывно смотрит в глаза Ньюта и у того в душе будто образуется клубочек чистейшей тьмы – столько различных чувств он видит в этом взгляде, и ему едва не становится дурно от того, что он одномоментно переживает их все разом. Криденс отмечает тщательно скрываемую Ньютом реакцию на их визуальный контакт, и внезапно чувствует совершенно противоположные чувства – желание исследовать, пробовать новое, защищать и спасать. В голове что-то щелкает, но Бэрбоун не понимает, что это. - Верно, - наконец отвечает Ньют, с трудом разрывая контакт взглядов и старается перевести дыхание, его бьет дрожь, а лицо побледнело. То, что ему только что пришлось почувствовать – истинный кошмар всех шестнадцати лет жизни Криденса. Пока что Ньют не верит тому, что сейчас произошло. Может, мальчишка не только Обскур, но еще и легилимент? Нет, до мастерства Куинни ему далеко в таком случае. Разве только… Надо подождать. - Я не знаю, как поступить дальше, - Криденс сразу поникает, опускает голову. – Я восхищался тем, что находилось у меня внутри, оно делало меня сильным, и я не готов отпустить эту мощь. И в то же время я хочу освободиться от нее, она будто питается моими страхами и злостью… По спине Ньюта пробегает волна холодных мурашек и он осторожно кладет руку на плечо Криденса, проводит теплой и шершавой ладонью по нему и касается пальцем холодной гладкой щеки. Обскур резко поднимает взгляд, но не отшатывается. - Оно убьет тебя, Криденс. Рано или поздно, но убьет, если его не остановить. Ты должен жить, ты уже разрушил одну часть своих оков, осталось совсем немного, - Ньют знает, о чем говорит. Знает, кого вчера убил Криденс в попытке защитить приемную сестру. – Я помогу тебе, и ты сможешь жить без страха, что Обскур сорвется с цепи. Криденс колеблется, стараясь сделать нелегкий для него выбор. Он хочет видеть мир таким, каким видит его этот странный мужчина, волшебник, но так разительно отличающийся от Грейвза – словно свет и тьма. Криденс тянется к свету. - Я выбираю свободу, - шепчет Бэрбоун, опуская глаза и доверчиво прижимаясь к теплой ладони исследователя. Поверить кому-то снова сложно, но он попытается. Ньют улыбается и мягко гладит маленького мага по щеке, искренне надеясь, что то, что он почувствовал в Криденсе – родственная душа, а не проявление легилименции. - Свобода – всегда хорошее дело. И лучше обращайся ко мне на «ты», нам много времени еще нужно будет провести вместе, - Ньют светлеет и снова улыбается. На его щеках снова появляется легкий румянец, и Криденс искренне улыбается в ответ. Первое время Криденсу очень непросто было привыкнуть к жизненному укладу Ньюта Саламандера, непросто привыкнуть к тому миру, в котором он жил. Ньют творил магию постоянно, вызывая благоговейный трепет у Криденса, который и сам мечтал научиться чему-то подобному. Его новый друг – о да, теперь настоящий друг – не считал Криденса сквибом, относился к нему с заботой и осторожностью. Криденс пошел за ним, слабо веря его словам, но надеясь на то, что Ньют не обманет, и Саламандер оправдывал его надежды. Криденс больше не испытывал боль от других людей – Ньют вылечил его старые раны, а также новые - те, которые Бэрбоун умудрялся получать самостоятельно в процессе обучения уходу за существами. Опасность в Криденсе чувствовала часть из них, как и страх перед ними. Ньют нередко испытывал желание приложить ладонь к лицу, когда Криденс получал совершенно глупые ранения (например, его как-то укусила одна из птиц, похожих на розовых сов), но это вызывало смех их обоих, и подросток чувствовал себя впервые на своем месте. - Мы займемся извлечением Обскура, когда вернемся в Англию, - поделился с Криденсом своими мыслями Ньют на следующий день. – Ритуал сложный, требует внимания и концентрации, да и было бы удобнее проводить его не посреди океана на корабле. Путешествие не показалось долгим – каждый день Обскур проводил в чемодане, ухаживая, изучая и стараясь понять магических существ, слушал удивительные рассказы Ньюта, которые в другой ситуации посчитал бы выдумкой. Происходящее было похоже на потрясающий, фантастический сон, не отравленный темным дыханием темной магии, и когда Криденс оказался в Англии, прошлое перестало быть важным. Они прибыли в Плимут во второй половине дня, и Бэрбоуну пришлось вновь прятаться в чемодан, чтобы не было проблем с магглами (Ньют объяснил ему, что так в Англии называют тех, кто не имеет магических сил). Через несколько часов громкий стук по крышке чемодана заставляет Криденса оторваться от зеркала, перед которым он провел последние минут двадцать. Помощник Ньюта до этого внимательно рассматривал проступающий на внешней стороны шеи символ, черный и похожий на изящно выведенное существо, отдаленно напоминающее увиденного ранее Обскура. Криденс решает рассказать об этом Ньюту. - Наконец-то мы дома, - Ньют уже вовсю кружит по небольшой квартире, сгоняя палочкой пыль со всех горизонтальных поверхностей, и она не менее необычна, чем лаборатория в чемодане – здесь полно книг, каких-то свитков, наваленных на столе, баночки с чистой зеленоватой жидкостью, в которых находятся какие-то органы (в том, что они были получены от уже погибших животных, подросток не сомневается), а так же еще одна алхимическая лаборатория – средних размеров котел, колбочки и пробирки, изящные серебряные весы, поблескивающие первозданной чистотой. - Это твой дом? – Бэрбоун вспоминает просторный, но холодный и мрачный дом Мэри Лу, и он считает, что у Ньюта намного уютнее. – Он тебе очень подходит. Ньют на мгновение замирает, а затем кивает. И правда, есть у них что-то общее – знания, легкий беспорядок и неудобно расставленные вещи – прямо как черты характера Ньюта, в своем сочетании раздражающие других людей. О Криденсе он мог бы сказать то же самое еще неделю назад. Магозоолог трет саднящий локоть – пару дней назад начала проявляться какая-то непонятная темная метка на внутренней стороне руки между локтевым сгибом и запястьем, похожая на средних размеров черную кляксу. Саламандер, конечно, сначала думал, что это последствия отравления или укуса, но противоядие не дало ожидаемого результата – метка с каждым часом становилась все более темной и четкой, и все больше Ньют считал это меткой соулмейта. Вот только когда он успел его встретить, кто он? Магозоолог в голове перебирал все возможные варианты, лихорадочно стараясь понять, кого стоит искать. - Ньют, я кое-что хочу узнать у тебя, - Криденс отрывается от рассматривания комнаты, а из-за стены раздается стук, и парень заходит на кухню, откуда раздался стук – Ньют занимался уборкой там. – Меня, кажется, снова кто-то укусил из твоих существ, но я не заметил, когда именно. Наверное, я тогда спал… - Дай взгляну, - Саламандер подходит ближе и Криденс тонкими пальцами отодвигает край ворота, чтобы показать Ньюту темное пятно, незаметно для него растекающееся по шее. Волшебник молчит, не касаясь пятна, и внутри Криденса все проваливается куда-то глубоко в темную пропасть. Снова возвращается страх, что он сделал что-то не так и последует наказание. Нет, Саламандер никогда не наказывал и не злился, просто говорил, в чем была ошибка и что нужно делать на самом деле. Бэрбоун нервно сглатывает, чуть вздрагивая, пока Ньют рассматривает пятно, и едва не отшатывается в сторону, когда Саламандер касается теплыми пальцами саднящего пятна. - Это же не смертельно, да?.. Вместо ответа Ньют задирает рукав рубашки и показывает такое же черное пятно на своем предплечье. Криденс не верит своим глазам, а Ньют чувствует невероятный душевный подъем. Все становится понятно без слов. Далее следуют теплые объятия, и Криденс даже не сопротивляется им – они успокаивают, вселяют надежду в светлое будущее, и совсем не важно, что обнимающий его человек появился в его жизни совсем недавно. - Нам очень повезло, - Ньют отпускает Криденса, стараясь не перегибать палку с близким контактом – незачем было злоупотреблять хрупким доверием Обскура. Криденс немного растерянно улыбается. Жизнь в магическом Лондоне оказывается совсем другой, нежели Бэрбоун себе представлял. Ньют попросил немного времени на подготовку всего необходимого для процедуры извлечения – приготовление зелий, помещения, новой оболочки для Обскура, ведь магия не могла уйти в никуда. Криденс сам напросился с ним из-за желания увидеть больше магического мира своими глазами. Косой переулок кажется ему местом потрясающим (Бэрбоуну все связанное с магией казалось потрясающим), и Ньют усиленно старался ввести Криденса в этот мир, доказывая, что у него огромный магический потенциал. После того, как обнаружилась их связь душ, Ньют был уверен в успешном разделении Обскура и Криденса, и постепенно сближался с подростком. У них было что-то вроде взаимного сотрудничества – Саламандер старался сделать Криденса менее зажатым и помогал ему душевно, залечивая израненную за шестнадцать лет душу, а подросток, в свою очередь, делился с ним знаниями об Обскурах на примере самого себя. Так Ньют узнал, что Обскуры обожают питаться страхом и ненавистью. - Как ты думаешь, я бы смог стать волшебником, таким же, как ты? – Ньют не в первый раз слышит этот вопрос, пусть и в разных вариациях. Сейчас они вместе находятся в аптеке Малпеппера, Саламандер покупает какие-то странные засушенные травы и это выглядит достаточно по-домашнему – словно они не готовятся «лечить» мощнейшего из существующих Обскуров. - Если мы избавимся от твоего…э-э… - Ньют косится на аптекаря и нескольких посетителей, способных услышать их разговор, - …квартиранта, то да, у тебя есть хорошие шансы овладеть магией вновь. Этот ответ Криденса вполне устраивает. В скором времени они возвращаются в дом Ньюта и волшебник приступает к изготовлению зелья, призванного замедлить разрушение тканей во время извлечения Обскура. Мужчина работает быстро и ловко, нарезая и отмеряя нужное количество, и руки его совершенно не дрожат, что отмечает Криденс. Он действительно находит Ньюта привлекательным и в некой степени гипнотизирующим – особенно в те моменты, когда он занимается любимым делом – Саламандер едва ли не светится от счастья, заражая им и Криденса. «Родственная душа – не любовь до гроба, предназначенная тебе судьбой, у вас могут быть какие угодно отношения. Родственная душа – всего лишь полная магическая совместимость, гарант того, что вся ваша совместная магия будет успешной» - эти слова навсегда врезаются в память подростка и он каждый раз вспоминает об этом, когда в очередной раз заглядывается на Ньюта. В глубине души он тоже осознает, что ему не суждено остаться с Саламандером навечно – он Обскур, шестнадцатилетний подросток-беглец, которому заказано возвращение обратно в Америку, он не имеет ничего и даже не умеет работать с магией, чтобы прожить первое время. Что станет с Криденсом, когда он и Обскур будут разделены? Слезы сами наворачиваются на глаза и плечи Бэрбоуна подрагивают, когда он опускается на стул за спиной Ньюта и старается сдержать себя, удержать эмоции под контролем. Внутри словно разбивается пузырек с чернилами и парень глубоко вдыхает ртом, чем заставляет Ньюта обернуться. В его глазах – только беспокойство, и Саламандер приседает перед Криденсом, касается шершавой ладонью щеки, - Все хорошо, Криденс, - конечно, Ньют совершенно не умеет успокаивать людей, в отличие от фантастических существ, - Не надо плакать, скоро все будет позади. Не бойся. Мужчина видит черное облако, медленно поднимающееся над Криденсом, и он нежно гладит подростка по щеке, отвлекая от темных мыслей, вызвавших пробуждение Обскури. Криденс слегка наклоняется к нему, не отрывая взгляда подернутых молочной пеленой глаз, и Саламандер знает, что не сможет отпустить этого мальчишку. Не только из-за опасности, но и из-за собственной болезненной привязанности. Магозоолог мягко касается губами бледной кожи подбородка, чуть поднимается ими выше и не чувствует сопротивления. Он старается быть как можно мягче и аккуратнее, целует осторожно, и каждый раз губы обжигает – у Криденса они мягкие и горячие, кажутся немного горькими и сам процесс обостряет ощущения. В своей жизни Ньюту целоваться доводилось немного – особо этим не займешься, пока ты занимаешься изучением магических существ, а у Бэрбоуна он стопроцентно украл первый поцелуй. Обскур кладет руки на плечи Ньюту и слегка их сжимает, приоткрывая рот, и Саламандер пользуется этой возможностью. Черная дымка сжимается, стекает по воздуху обратно к Криденсу, и тот перестает дрожать. Это успокоение работает гораздо лучше слов. Ньют осторожно отстраняется, стараясь не спугнуть, и не смотря в глаза Криденсу, возвращается к работе над зельями, а подросток молча смотрит на пол перед собой, не смея заговорить. Губы у обоих горят. Количество флаконов и пузырьков на столе растет, и даже в какой-то момент появляется ведро, наполненной густой и поблескивающей прозрачной массой, которая то и дело пытается выбраться наружу – Ньют загоняет ее палочкой обратно. Магозоолог с момента поцелуя так и не заговаривает с Криденсом, в глаза ему не смотрит, хотя Бэрбоун в свете ламп замечает, что щеки у того периодически краснеют. Это даже кажется милым с какой-то стороны. - Я готов, - спустя несколько часов Ньют наконец отрывается от зелий, быстро находит Криденса, наблюдающего за гнездом Оккамий, и кладет ему руку на плечо, чуть сжимая. – А ты? - Морально – нет, - честно признается подросток, и Саламандер хмыкает. - Я дам тебе успокаивающее зелье перед тем, как мы начнем. И наверное, придется наложить на тебя Петрификус Тоталус, процесс извлечения Обскура малость…болезненный. Ты только не волнуйся, у нас все получится! - Я не хочу, чтобы было больно снова, - Криденс боится обжигающей боли ремня, но неизвестной магии, которой готовится подвергнуть его Ньют – еще больше. - Это неизбежно, - вздыхает волшебник. – Еще будет хорошо, если ты не будешь волноваться во время процесса…моя философия такова, что волнение страдания лишь удваивает. Лицо Криденса становится молочно-белым, а у Ньюта принимает виноватое выражение. В повисшей тишине взгляды десятков глаз устремлены только на них, и даже Пикетт смотрит на хозяина с укоризной (он вообще еще не перестал дуться на хозяина за то, что тот едва не отдал его Гнарлаку, и поэтому не упускал случая принять другую сторону, когда Ньют оказывался виноватым). - Я надеюсь, твои зелья помогут мне… Вереница флакончиков и живое ведро с помощью заклятия Левитации плавно плывут через волшебный зверинец в небольшую комнатку, расположенную за вольерами и освобожденную Ньютом специально для этого случая. Там уже ждет их два стола – один большой и прочный, а другой поменьше, для флаконов и всего, что может понадобиться дополнительно, а под потолком парят маленькие искусственные шары света. - Садись, - Ньют показывает на большой стол и Криденс после небольшой заминки выполняет приказ. Стол жесткий и заставляет чувствовать себя крайне неуютно, словно на операционном столе…хотя так и есть. Подросток послушно выпивает содержимое нескольких пузырьков, морщится – один на вкус оказывается настолько гадким, что парня едва ли не выворачивает. Осторожно ложится на стол и полными страха глазами смотрит на Ньюта, на загнутые до локтя рукава и темное пятно метки родственных душ, вызывающей определенную степень доверия. Ньют знает, что делать, Криденс – нет. Волшебник палочкой вынимает блестящую слизь из ведра, в воздухе превращающуюся в большой мерцающий шар, а затем заставляет его «растечься» в паре десятков сантиметров над Бэрбоуном, делая мир расплывчатым. - Это клетка для Обскура, вне тела он не выживет. Расслабься, Криденс. Петрификус Тоталус! По телу пробегает холодная волна, руки прижимаются к туловищу, а ноги друг к другу, и Обскур больше не может двигаться. Страх заполняет сознание, и свет, видимый из-под прозрачной слизистой массы, тут же меркнет. Ньют начинает ритуал, и у него немного дрожат руки. Он не хочет, чтобы Криденс чувствовал боль, и не может гарантировать ему, что ее не будет. Он не говорит о том, что будет очень больно. Заклинания, которые приходится использовать – старые, сложные, требуют большой концентрации и пробуждают Обскура, заставляют магию реагировать на слова. «Обскурус» - единственное, что можно разобрать в череде шипящих фраз, и магия откликается на зов Ньюта. Несмотря на то, что на Криденса наложены парализующие чары, он рычит от боли – кричать он не может. Белая кожа начинает источать черный дым, а очертания тела расплываться – Обскур не хочет покидать тело, дающее ему столько сил, и он старается поглотить мальчишку, уничтожить в себе этот мощнейший источник энергии, вырываться из-под заклятия Саламандера. Глаза Обскура заволакивает белой пеленой. - Держи его под контролем, Криденс! Черная дымка касается гладкой поверхности прозрачного «облака» и намертво к нему прилипает, а затем словно проваливается в зыбучие пески. Обскур – нет, Криденс – оглашает комнату громким криком, от которого могло бы заложить уши, мгла расползается по столу, скользит к Ньюту, вьется черными щупальцами и попадает в блестящую ловушку. Обскури еще не поглотил тело Криденса до конца, и дымка конвульсивно бьется, будто ее что-то тянет обратно в тело. Саламандер прекрасно осознает, что вытащить довольно слабого Обскура из восьмилетней девочки гораздо проще, чем заставить мощнейшего из них хотя бы подчиняться ему. Ловушка для Обскура заполняется непозволительно медленно – черная магия покидает тело владельца неохотно, нанося чудовищные повреждения его телу, заставляет надрывать голосовые связки, и к крикам Бэрбоуна (Мерлин, Ньют не слышал в жизни ничего более ужасного) добавляется рев Обскури. Тьма наполовину заволакивает комнату, аккуратно обходя прозрачную ловушку, и чары, наложенные изнутри, так же трескаются от соприкосновения с неконтролируемым магическим порывом. Саламандер шипит, едва не рукой заставляя черную дымку скользить не к нему, а к ловушке, и черные щупальца наконец тянутся туда, куда они должны – к черной массе, уже находящейся в плену. Обскури не выдерживает – разрывается черным облаком, затопляя все помещение, и Криденс затихает. Мгла живая, ее сердце красное и пульсирующее, а дымчатые завихрения подчиняются только одному ее желанию. Тело Криденса полностью скрывается под Обскури, но Ньют не может прервать чтение заклятий – иначе темная магия, с таким трудом подчиняющаяся, вырвется из-под хрупкого контроля окончательно. До ушей Ньюта доносится хрип и Обскури сжимается, скользя по стенам, отлепляясь от них и оставляя за собой следы из огромных трещин. Существо дергается, вырывается, но следует неслышимому приказу, и попадает в ловушку, которая уже прочно захватывает большую часть Обскури и он не в состоянии вырваться из нее. Бэрбоун возвращается в реальный мир – Обскур отпускает его, и теперь тьма просачивается через кожу, поднимается черным дымом изо рта и подернутых белой пеленой глаз. Парень еле дышит, а израненное выходящей темной магией тело весьма заметно кровоточит и сердце Саламандера сжимается. Обскури становится плотным черным облаком без просветов, плавно наполняющим клетку, и Криденс снова начинает подавать признаки жизни. Когда тьма уходит в ловушку до конца, а подросток магически опустошен, он хрипло вдыхает и теряет сознание. Саламандер быстро запечатывает магией оболочку Обскура – он максимально сжат и в три раза больше того, который жил у магозоолога раньше. Клетка принимает форму сферы и теперь ее содержимое становится относительно безопасным (в понимании Ньюта – совершенно). Левитацией передвинув Обскура в сторону от стола, мужчина бросается к Криденсу – тот еле дышит, кожа кажется еще более бледной, чем обычно, а по коже расползаются темные нити-следы пребывания Обскура в теле. - Вулнера санентур…вулнера санентур… - шепчет Ньют, проводя палочкой по местам ран, вызванных Обскуром, но на темные следы это не действует. Дыхание Криденса постепенно выравнивается и затихает, сердцебиение выравнивается, и Саламандер слегка шлепает парня по щекам, заставляя очнуться. Бэрбоун что-то вяло ворчит – чары восстановили поврежденные голосовые связки, и Саламандер облегченно выдыхает, опираясь руками на стол. Палочка с глухим стуком ложится рядом, и мужчина тяжело дышит, облизывая пересохшие губы – жажда мучает неимоверная. Ранения в теле Криденса вылечены, но магически он совершенно истощен, и подростку необходимо отдохнуть. Саламандер нежно гладит щеки с заострившимися скулами и стирает с них капельки невысохших слез. Когда Криденс очнется, соулмейтов ждет очень сложный разговор, и Ньют сам уже готов понести наказание. Магозоолог очень обеспокоен состоянием Криденса – после Обскура никто не выживает, а характерные отметины на коже говорят лишь о том, что жертва была отравлена и уже скончалась. Но парень жив, отметины исчезают на второй день (не полностью, конечно, но это уже невероятно радует Ньюта), а в сознание он приходит к концу второго дня. Примерно час он смотрит на Ньюта таким взглядом, что волшебнику хочется сквозь землю провалиться от стыда, а еще в этом взгляде читаются такие боль и страдания, что в душе Саламандера повторно образуется клубочек тьмы. - Криденс, как ты себя чувствуешь? Вместо Криденса Ньют видит Обскура в человеческом обличии – страшного, озлобленного, страдающего, и на мгновение ему кажется, что в черных глазах мелькнул красный огонек. Бэрбоун едва ли не всхлипывает. - Опустошенно. Саламандер не говорит и о том, что вместе с Обскуром извлек абсолютно всю магию Криденса и он не знает, будут ли восстанавливаться магические резервы после пережитого. - Это временно, - Ньют садится на кровать рядом с Криденсом, но прикоснуться не решается. – Ты придешь в норму, и Обскур больше не будет твоим проклятием. Ньют в этой ситуации чувствует себя немного глупо – понимает, что должен лаской отвлечь Криденса, расположить к себе, но он – человек, а не магическое существо. Человек. Привыкай к этому слову, Ньют, тебе всю жизнь предстоит провести с родственной душой. - Что его заменит? – тихо спрашивает Криденс, смотря на Ньюта. Хочется прижаться, простить за утаенную от него боль, получить нежные объятия и может быть даже поцелуй – как тот, которым Саламандер успокоил его…сколько же дней прошло? - Чистая магия, как у всех волшебников. Бэрбоун расцветает, хоть и не перестает держать скорбно-уничтожающее лицо. Его родственная душа явно больше любит магических существ, а не людей. Процесс восстановления после извлечения Обскура идет медленно. Криденс ежедневно старается заметить у себя проявления магии, но этого не происходит и он утешает себя тем, что еще слишком мало времени прошло и что магия не успела заполнить его тело вместо Обскура. Через неделю Ньют предлагает рассказать Тине – женщине, спасшей его от очередного наказания Мэри Лу – о том, что подросток не только выжил после инцидента в Нью-Йорке, но еще и благодаря Ньюту обзавелся родственной душой и даже смог избавиться от Обскура. Бэрбоун после некоторого раздумья соглашается, и они вместе пишут письмо для Тины. Ответ приходит через несколько дней, и в письме Тины целый калейдоскоп эмоций, но между строк Ньют читает, что Голдштейн расстроена тем, что ее родственной душой оказался не Ньют. Тине повезло чуть меньше – или же чуть больше? – ее родственной душой оказался настоящий Персиваль Грейвз (слава Мерлиновым штанам, что это был не Грин-де-Вальд). Так же он узнает, что Куинни так и не смогла расстаться с забавным магглом Якобом и познакомилась с ним заново, заглянув в новую процветающую булочную. *** В жизни Криденса все начинает налаживаться – страхи отступают, магические существа боятся его гораздо меньше, и он начинает изучать книги, посвященные различным разделам магии, чтобы быть готовым к будущей жизни. У него даже наконец-то отрастают волосы (спасибо за это Ньюту), и в зеркало становится смотреть уже не так страшно. Иногда он посещает своего Обскура и тот плывет к своему бывшему хозяину, покачиваясь на незримых волнах, и Саламандер всегда оказывается рядом с его неизменным твердым «назад». Этот Обскур больше никогда не будет иметь тела. Ньют так же чувствует себя вполне довольным – он и правда обожает уход за своими существами, но признаться, ему гораздо легче иметь помощника, который с жадностью впитывает новые знания и полностью разделяет его точку зрения. Последнее – особенно приятно. Саламандер знает, что в Китай он поедет уже не один. Через месяц после разделения с Обскуром, у Криденса впервые проявляется магия, которая контролируется не болью или страхом, а его собственным желанием. Ньют рад за Криденса едва ли не больше, чем он сам, и тогда происходит их второй поцелуй – в порыве радостных чувств. - Наверное, нам все же стоит рассматривать друг друга как партнеров, да? – вопросу не требуется ответ, оба и так знают, что попробовать стоит. Еще через неделю выясняется, что Криденсу не нужна палочка для колдовства – это редчайший случай, доказывающий, что магический потенциал такого волшебника огромен. Их ждет фантастическое будущее. Криденс станет успешным волшебником, творящим магию без палочки, а Ньют наконец выпустит книгу о магических существах, которая для него куда глубже, чем для других. Их жизненные пути в будущем сильно разойдутся, но душевные – никогда.