Ночь на берегу

— А давайте поиграем, — предложила Гейл. Они вчетвером сидели у костра на поляне у самого берега. Вниз по склону убегала полоса мягкого песка, тускло серебрящаяся в лунном свете. От ее кромки, обласканной набегающими на берег тихими волнами, уходила вдаль по морю намеченная штрихами лунная дорожка. Чем дальше, тем более яркой и четкой она становилась, и где-то там, вдали от прибрежных мелей, покачивалась прямо на сияющей тропе яхта Мерля. Оставленные включенными фонари сияли, как зависшие на небывало низкой высоте звезды. Им вторили бесконечные яркие точки созвездий вверху — такие огромные, что небо казалось провисшим под их тяжестью, как старый бархатный полог. Лодка, на которой они пристали к берегу, мирно прикорнула на пляже, зарывшись носом в песок и уютно сложив весла. Вся эта ночь была уютной, с запахом костра и запеченных на палочках маршмэллоу, с терпким вином, которое все пили прямо из бутылки, передавая ее по кругу, со смехом, бестолковой болтовней, внезапно переходящей в философские беседы и тут же скатывающейся к новой хохме, — со всем мимолетным и столь ценным чувством общности, скрепленной теплыми оранжевыми отсветами огня. — Давайте поиграем, — предложила Гейл, когда очередная тема себя исчерпала. — Каждый рассказывает о себе что-нибудь откровенное на заданную тему. По очереди. Я как предложившая могу начать первой. — О, нет! Только не снова о детстве, семье и прочей фигне! — Люк скорчил мученическую гримасу. — Я, конечно, уважаю твое увлечение психологией и все такое, но иногда от этого нужно отдыхать. — Нет! — улыбнулась Гейл. — На самом деле у меня была идея поинтереснее. — Так-так? — Джулия села поудобнее, изображая крайнее внимание и будто невзначай толкая оголившимся коленом Мерля. Она довольно улыбнулась, когда он положил ладонь на подставленную ногу и огладил ее коленную чашечку большим пальцем. — Давайте о самом странном сексуальном опыте, — Гейл обвела всех таинственным взглядом. — Очередность по жребию. Она сорвала несколько стебельков с куста травы, уже сухого на излете августа, и принялась раскладывать их на ладони. — Вытянувший короткую травинку начинает. Тот, кому достанется самая длинная… — Начинаешь ты как предложившая, — перебил Люк, выхватывая стебель, едва Гейл успела выставить кулак с зажатым в нем жребием. — Только говорить чистую откровенную правду! — потребовала Джулия, выхватывая следующую. Последнюю палочку без особого энтузиазма взял Мерль. — У тебя самая короткая, — улыбнулась Гейл Люку. — А у меня самая длинная, — гордо объявила Джулия и положила голову Мерлю на плечо. — Ну что, думаю, маршмеллоу вполне сойдут за поп-корн. Приступайте, друзья мои, я вся внимание. — Я тоже, — Люк отвел взгляд от ее руки, лежащей на пряжке ремня Мерля, и с любопытством уставился на Гейл. — Ну, — Гейл закусила губу. — Самый странный опыт у меня был с одной… девушкой. — О! — слушатели поддержали ее ободряющими междометиями. Даже Мерль изобразил на лице явную заинтересованность. — В общем… У нее была большая грудь, просто огромная. И ей нравилось, когда ее соскам причиняли боль. Она просила, чтобы я кусала и щипала их до крови. — Боже… И ты этим занималась? — хихикнула Джулия, оглядывая Гейл таким взглядом, как будто искала в ее привычном облике какие-то особые приметы подобных развлечений. — Ну… я не могла ей отказать. К тому же это было не так уж и плохо. — Могу себе представить! — хохотнул Люк. — Ну вот, — Гейл пожала плечами. — А потом я ее трахнула. Ей нравился грубый секс, и чтобы член был крупный. У меня в то время как раз был такой. — Страпон? — пискнула Джулия и, смеясь, уткнулась Мерлю куда-то под мышку, явно не в силах вынести представленной картины. Гейл неопределенно улыбнулась и добавила: — Она так визжала и вся тряслась подо мной... Ее грудь раскачивалась так, будто сейчас оторвется. Но ей очень понравилось. Если бы вы это видели… вы бы поняли, какой это был странный опыт. — Да мы и так. Видим и не можем оторвать мысленного взора, — заверил Люк и взъерошил ей волосы. — Теперь ты, — мягко улыбнулась она, слегка поворачивая голову, чтобы прижаться щекой к его руке. — Да я стою перед нелегким выбором: даже не знаю что рассказывать… — скромно опустил рыжую голову Люк. — Совсем нечего? — усомнился Мерль. — Нет, ну правда. Что, скажем, странного было бы в том, что я отымел суперпышногрудую девицу, любящую пожестче? Совершенно же ничего странного! — Скучные будни, ага. — Серьезно, это бы не вписывалось в условия. Поэтому мой рассказ будет совсем не впечатляющим, особенно по сравнению с той зажигательной историей, которую поведала нам прекрасная и таящая столько загадок Гейл. Это было… Дьявол, Гейл, ты все-таки добиваешься своего так или иначе! Это было, можно сказать, в детстве. Лет четырнадцать мне было... Гейл чуть отодвинулась от Люка, чтобы удобнее было наблюдать за его лицом, и не отводила от него серьезного внимательного взгляда все время, пока он рассказывал. — У нас был праздник, на который созвали… соседей разных. Была там одна девчонка, за которой мне поручили поухаживать — ну, вроде того, что их семья приехала издалека, и чтобы я помог ей освоиться. Но история не про нее, а про ее старшую сестру. Красивая была девочка, с ямочками на щеках. Началось все, когда мы в прятки играли. Как-то так вышло, что мы с ней спрятались в одном сарае. Закрыли за собой дверь, встали за какими-то досками и смотрим в крошечное мутное окошко, как по двору мечется водящий, находит кого-то… Окошко одно, нас двое, стоим в тесноте, задеваем друг друга. Ну, и как-то так само собой получилось, что я положил ей руку на бедро, а оно у нее такое крутое было, приятное на ощупь. Потом руку ей на грудь положил — а она ничего, не вырывается. Так и начали мы с ней целоваться. Молодо-зелено, не прошло и пары минут, как я уже вжимал ее в стену, и мы хватались друг за друга и пыхтели от страсти. Потом она натурально облапала меня за причинные места и предложила расстегнуть штаны, а сама задрала юбку и спустила трусики. Я от такого тоже чуть не спустил тут же, и не в смысле трусиков, но как-то удержался. Дальше ничего особенного не было, она просто сдвинула бедра и показала, как ей между ними присунуть. Ножки у нее были пухленькие, мягкие, верхней частью члена я терся о места еще более интересные. Чувствовалось, как у нее там все горячо и влажно. Прямо перед носом у меня покачивалось ее декольте, и, в общем, все это должно было прийти к закономерному завершению очень быстро, но тут в сарай зашел кто-то из с… старших, по хозяйственной надобности. На… Ну, то есть моя дама перепугалась, вцепилась мне в плечи так, что потом синяки остались, и прошипела: «Тихо!» Я постарался тихо, даже сумел остановиться, хотя это было на данном этапе довольно сложно. И мы замерли вдвоем, как мыши, прижавшись друг к другу. Мой член между ее бедер, зажат в скользком тесном пространстве, и дышим мы, как загнанные лошади, так что ребра ходуном ходят. Ну, а вместе с ребрами ходит и все остальное, и мы, при всей неподвижности, продолжаем друг об друга тереться — бесшумно и так медленно, что все тело сводит, а разлепиться — тоже никак. Так до кульминации и добрались, затыкая друг другу рот поцелуями, чтобы не пикнуть. И больше я с ней словом не перемолвился — только издалека пару раз переглянулись. А самое странное в этой истории — то, что я ее до сих пор помню, — закончил Люк и усмехнулся. — Как трогательно, да? — Джулия заглянула Мерлю в лицо. — Вполне, — согласился тот, улыбнувшись. — А как ее звали, эту девушку? — тихо спросила Гейл. — Не начинай. Как кого звали, где это было… Я же у тебя не спрашиваю, как звали твою щедро одаренную бюстом подругу! — Я бы и не вспомнила… — Да ты развратница, Гейл! — восхитилась Джулия. — После всего ты обязана была на ней жениться — как честная женщина со страпоном, — поддержал Люк. — Я более естественно чувствую себя в женской роли, — заметила Гейл так убийственно серьезно, что все рассмеялись. — Мерль, теперь твоя очередь, — улыбнулась она, когда всплеск веселья утих. — Да, мне просто не терпится услышать что-нибудь странное о тебе! — проворковала Джулия, покусывая губы от любопытства. Мерль пожал плечами. — Откровенно говоря, не помню ничего особенно странного. — Что, никогда ничто не казалась тебе странным? — Согласись, это само по себе странно, приятель. Расскажи тогда о том, что покажется странным нам — это тоже вписывается в условие. Мерль задумался и неопределенно повел плечом. — Ой, ладно! — Джулия внезапно рассердилась. — Я должна была рассказывать последней, но сделаю это раньше, так уж и быть. Самый странный опыт в моей жизни был с одним преподавателем. — В Беркли? — быстро уточнил Люк. — Да какая разница?! Ну, хорошо, в Беркли. На первом курсе. Я брала у него факультатив, мы неплохо общались и решили попробовать встречаться. В первый же раз, когда я пришла после свидания к нему домой, он и устроил мне самый странный опыт в моей жизни. У него в гостиной стоял стеклянный журнальный столик… — А, значит, это Грегори Паркер! — объявила Гейл. Люк посмотрел на Мерля, с каким-то непонятным удовлетворением отмечая, как тот недоуменно приподнял брови и покосился на Джулию. Видеть хоть какое-то проявление чувств на обычно бесстрастном лице было интересно. — Ну что это такое! — возмутилась Джулия и гневно воззрилась на Гейл. — Почему все рассказали про каких-то анонимных партнеров, а одна я вынуждена говорить об известном всем человеке?! Сейчас вообще ничего рассказывать не буду! — Расскажи уж, пожалуйста, — попросил Мерль, погладив ее по руке. Джулия надула губы, но продолжила. — У него был этот идиотский стеклянный столик, и он попросил меня раздеться и сесть на него. А сам заполз под него и стал смотреть снизу, сквозь стекло. — Всегда думал, что он редкостный извращенец, — ухмыльнулся Люк. — А я вот пребывала в неведении. Он просил меня поерзать, подвигаться то в одну сторону, то в другую, прижаться к стеклу ближе. Потом уговорил меня лечь на стол грудью, прижал ладонь напротив, и, пока я там скучала, распростершись на холодном стекле, забрызгал весь свой стол с нижней стороны. Так ко мне ни разу и не прикоснувшись. — А дальше? — заинтересованно потребовал Люк. — Дальше я встала и начала одеваться, — хмыкнула Джулия. — Он нес какую-то околесицу про возвышенные чувства, цитировал классиков и утверждал, что таким образом берег мою чистоту, но я просто сказала ему все, что о нем думаю, и хлопнула дверью. — Так ему и надо, — пробормотал Мерль. Джулия фыркнула и повернулась к нему, нахмурив брови. — А теперь, если ты, Мерль Кори, так и не поведаешь нам свою историю, я просто буду считать тебя трусом! Мерль вздохнул. — Да ладно тебе мяться, как девице! — подбодрил Люк. Гейл просто уставилась на Мерля внимательным ожидающим взглядом. — Само понятие «странного» предполагает возможность стольких толкований… — завел Мерль. — О, не начинай! — Джулия шутливо пихнула его локтем в бок. — Мы сделаем это предельно просто. Итак, это была… — Восьмирукая обезьяна, — пробормотал Мерль. — Сам ты обезьяна! — Нет-нет, пусть рассказывает! — с энтузиазмом вмешался Люк. Ему пришло в голову, что любая самая неправдоподобная фантазия Мерля могла оказаться ближе к правде, чем можно было бы подумать: в лагере Далта рассказывали байки о том, что творится во Владениях Хаоса. — Это нечестно! — возмутилась Джулия, демонстрируя полную готовность к спору. — Я желаю получить настоящую полноценную историю! — Хорошо, хорошо! — Мерль успокаивающе поднял руку. — Это было очень давно. Он…а была старше меня. Так что странным мне казалось все. И каждый раз я попутно учился очень многому. Помимо физиологии, я имею в виду. Вот и все, не знаю, что еще тут можно рассказывать. — Помимо физиологии… Ты что, учительницу соблазнил или гувернантку какую-нибудь? — Люк усмехнулся. — Нет. — Ну что, у тебя совсем никогда ничего не случалось эротически странного?! — требовательно уточнила Джулия, разочарованная рассказом. — Да нет… Ну, правда нет, чтобы именно странного. У меня вообще довольно-таки скучная жизнь, — Мерль посмотрел на нее серьезными непроницаемыми глазами, и Люк с досадой поморщился. Становилось очевидно, что сейчас приятель применит свои излюбленные приемы, и вытащить из него хоть что-нибудь интересное не получится. Так и случилось. — Я все еще рассчитываю, что самый странный и захватывающий опыт ждет меня в будущем. Возможно, в очень скором… Я был бы счастлив на это надеяться, — проникновенно поведал Мерль, глядя на Джулию глазами байронического скитальца, завидевшего вдали неведомые земли, сулящие убежище от сплина. Минуту спустя они уже целовались. Все споры были забыты, огонь бросал оранжевые отсветы на их приблизившиеся друг к другу лица, на руку Мерля, обнимающую Джулию, на ее длинные волосы. Еще пару минут спустя они ушли побродить вдоль кромки прибоя. Ночь услужливо опустила за ними бархатный занавес, подсвеченный золотыми искрами, летящими от костра. — Неприятный все-таки тип этот Мерль, — поделился своим недовольством Люк. — Нет бы нормально рассказать что-нибудь. Так что вы! — Человек со многими секретами, — протянула Гейл. — Как и ты, Люк. — Я?! Я прост, как ягненок, и откровенен, как… как не знаю, кто. Она засмеялась и ткнулась лбом ему в плечо. — Знаешь, я одно время думала, что тебе нравится Джулия. — На кой она мне сдалась? — искренне удивился Люк. — Мне нравишься ты. — Я уже поняла, что не Джулия, — она улыбнулась странной улыбкой, которую в последнее время Люк замечал на ее губах все чаще: довольно-таки усталой и тоскливой. Да и выглядела Гейл какой-то озябшей, так что Люк притянул ее к себе поближе и обнял крепче. — А хотелось бы знать, что он на самом деле вспоминал, пока он вымучивал из себя эту пару слов ни о чем, да? — шепнул он. — Да. Мне тоже очень хотелось бы, — улыбнулась Гейл и потянулась за поцелуем. На ее губах была сладость сахарного сиропа, от волос пахло дымом и ветром, тело нетерпеливо выгибалось в объятиях. И этого Люку оказалось достаточно, чтобы на время выбросить из головы все прочее. Мерль Кори, обнимая Джулию, стоял на полосе плотного влажного песка и смотрел, как на берег набегают волны, темные и отороченные по краю сероватым кружевом пены. Но перед его мысленным взором в это время стояла совсем другая картина. Комната со странно искаженной по углам перспективой, освещенная витыми свечами. Всполохи зеленого неба за окном, забранным ажурной решеткой. Ложе, парящее в воздухе благодаря заклинанию. Элегантный демон, напоминающий восьмирукую обезьяну: все его восемь рук при деле, скользят по черной чешуе демонической формы Мерлина, разводят ему бедра, тянут за соски так, что Мерлин не может сдержать рык, рвущийся из медведеподобной пасти. Огромный красный член обезьяны трется о его живот, задевает его налившийся лиловым, стоящий колом член. Яйца сладко поджимаются, когда отверстия между ягодицами касается скользкий шарик, проникает глубже; за ним следует второй. Оба они перекатываются внутри, задевая самые чувствительные точки. Впрочем, Мерлин сейчас весь — сплошная чувствительная точка. Он выгибается, вскидывая бедра, когда шарики увеличиваются в диаметре, подготавливая его тело к большему. Этого большего хочется, как ничего иного. И Мерлин вспоминает, что он тоже уже прошел Логрус. Он усмехается своей мысли, приподнимается и обхватывает ладонью горячий член обезьяны. Невидимая Фракир послушно скользит по перевитому венами органу и перетягивает его у основания, захватывает петлей тяжелую мошонку. — Даже так? — щерится обезьяна, смотрит расширенными от возбуждения, потемневшими глазами, грудь ходит ходуном от прерывистого дыхания. — Я хочу, чтобы это было долго. И это продолжается долго. Потом обезьяна гладит его утомленное тело всеми восемью руками. И, уже сменив демоническую форму на обличье беловолосого человека, Мэндор подсказывает, что если не торопиться при превращении и дать телу время на качественную перестройку, то многие повреждения, способные вызвать дискомфорт, уйдут вместе с прежней формой. И Мерлин осваивает навык, так часто выручавший его после, в совсем других обстоятельствах и ситуациях. Всегда — сколько бы и в какой форме он ни общался с Мэндором, — всегда в результате удается почерпнуть что-то полезное вдобавок к приятному. Был ли этот опыт странным? Мерлину он слишком нравился, чтобы когда-нибудь задумываться о нем в подобных терминах. Для его собеседников он был бы странным, безо всякого сомнения. Слишком странным, чтобы им рассказывать. «Это вечная стена, — думал Мерлин, глядя на тихо дышащее море и обнимая свою девушку. — Между мной и другими — вечная стена знания, которое нельзя разделить с теми, кто рядом». Джулия ущипнула его за бок, выдергивая из задумчивости. — Знаешь, Мерль, — прищурилась она, — иногда ты очень некстати уходишь в себя, и до тебя становится так трудно достучаться, что хочется уже постучать чем-нибудь тяжелым и твердым. Мерлин рассмеялся и поцеловал ее, и увел на несколько метров вглубь берега. Туда, где была — он это точно знал, потому что сам же ее и создал, — очень удобная полянка с неожиданно мягкой и свежей для песчаного берега травой. Иногда он позволял себе такие небольшие вольности. Но только не при Люке: тот временами слишком пристально за ним наблюдал. И не при Гейл, она в последнее время делалась все более странной. Только с Джулией — вероятно, потому что ей Мерлин начинал доверять. К тому же она в подобные моменты обычно не обращала внимания на мелкие детали. В чем Мерлин и сейчас с большим энтузиазмом собирался ей помочь, расстегивая на ней блузку и ловя поцелуями вздохи.