Запоздалое письмо

      — Капитан, вам пришло сообщение.       — Ага, — отвечаю на ходу, не замедляя шаг. — Ознакомлюсь у себя.       — Рыбок не забудьте покормить! — прилетает в закрывающиеся двери. Кажется, что эхо неуместно жизнерадостного голоса бьётся о серые стены кабины лифта.       Обычно Чамберс меня не бесит. Ну да, наивная. Возможно, чересчур для такой должности. Но она старается быть полезной. Она ничего…       “Ничего хорошего?” — вопрошает саркастичный внутренний голос. “Ты-то, блядь, пример для подражания”, — кривлюсь в ответ.       Ага, последний оплот морали. Побраталась с террористами, насрав на офицерские погоны Альянса большую кучу. Для благой цели, а как иначе. Ради неё же не задумываюсь, стрелять или не стрелять — времени на рефлексию нет. Выживу — пусть Трибунал судит: жить или к стенке.       Но между снайпером и его целью влезла, идиотка. Задумалась вдруг. Не дала решить самому.       Разноцветные рыбы удирают к дальней стенке аквариума — наверное, я слишком сильно вмазала по кнопке кормушки. Жирная и пучеглазая золотая даже обделалась по пути к косматым зарослям водорослей.       “Если б не Чамберс, вы бы давно передохли, консервы”, — думаю зло, пытаясь понять, на кой лютый хрен вообще придумала себе эту головную боль с живностью. Без постоянных напоминаний секретаря они бы точно уже плавали в сортире.       Рыбы тупо таращат глаза. Я — судя по отражению — отвечаю не менее интеллектуально.       Тьфу, чёрт…       Про письмо вспоминаю уже после всех пост-миссионных ритуалов по чистке брони, оружия и себя. Глубокой ночью. Мозги, вспаханные многочасовым самокопанием, отказываются работать и не сразу воспринимают информацию. Отправитель: Нала Батлер Тема: Позаботьтесь о Гаррусе       Перечитываю “шапку” дважды. Смотрю на дату. Это пришло уже давно, после Омеги. Долго растираю переносицу костяшками пальцев, отгоняя взаимоконфликтующие мысли. “Не твоё дело” и “хуёвый из меня опекун”, ага. Мой муж служил в отряде Гарруса. Я не знаю, рассказывал ли вам Гаррус о том, что случилось с ним, и сама не знаю подробностей. Мне известно лишь, что муж умер в ловушке, подстроенной какими-то ублюдками.       Ну да, а я одного из этих ублюдков собственным затылком от пули закрыла. Не благодарите. Незабываемое ощущение, кстати, когда твой друг на тебя же через прицел смотрит — ты на линии огня, Шепард, — а ты до последнего не уверен, хватит ли ему самообладания не пристрелить и тебя вместе с намеченной жертвой. Я знаю, что Гаррус винит в этом себя — он считает своей личной оплошностью каждый выстрел по его отряду, и когда он послал мне письмо, в котором говорилось о смерти мужа, было ясно, что он винил в ней себя.       Возможно, теперь переключится на меня. Потому что… око за око. А я не дала ему поставить точку. Мой муж ни за что бы этого не хотел. Он гордился службой в отряде Гарруса. Он отвоевывал Омегу у бандитов.       Моя любимая черта Вакариана — робингудство. С самого первого дня. Жажда справедливости в самом благородном смысле, который только мог выдать мой червивый разум, — вот что выделяло его среди других. Ну и бесшабашная мальчишеская удаль в купе с незаурядными мозгами. За прошедшие два года всё это приняло форму… стиль.       “Отвоёвывать Омегу у бандитов” в этот стиль вписывалось. Пристрелить жалкое дрожащее говно с запавшими от бессонницы глазами — нет. Он погиб с честью, погиб в бою. Я скучаю по нему. Господи, я бы все отдала, лишь бы вернуть мужа. Но вины Гарруса в том, что случилось, нет. Теперь вы его командир. Прошу вас, если можете, помогите ему избавиться от чувства вины. И пожалуйста, не говорите Гаррусу о моем письме. Спасибо. Нала Батлер       — Постараюсь, — обещаю в пространство. Сообщение — в корзину, сама — в лифт.       Может, уже подостыл. Хотя его яростное “нечего тут обсуждать” ещё там, на Цитадели, подразумевало, что остынет он не скоро. И дальнейшие размышления о чёрном и белом в жизни — серый… я не знаю, что делать с серым, Шепард — градус не понизили. Лишь тоски нагнали. Даже Заид до самого возвращения на “Нормандию” молчал.       На жилой палубе сонная тишина. Никто не торчит задницей из холодильника, жалюзи медотсека опущены. Главная батарея не заблокирована.       Останавливаюсь на секунду, выдыхаю — а вдруг пошлёт к херам? Нет, не должен. Слишком хорошо воспитан — раз. Про субординацию даже после вольных хлебов не забыл — два. Пока мнусь как школьница перед первой в жизни вечеринкой, замечаю бесстрастный чёрный глаз камеры внутреннего наблюдения, направленный точнёхонько мне в лицо. Показываю средний палец и беззвучно обещаю Массани засунуть в жопу его трофейный кроганский шлем. Объектив жужжит, демонстративно фокусируясь получше. Потом всё-таки берёт правее, в стену.       — Есть минутка? — начинаю, едва дверь открывается.       — Минутка есть. Выбора, видимо, нет, — бесстрастно отзывается Гаррус, клацая когтями по пульту “Таникса”.       Лучше б физически вмазал.       — Гаррус… — В последний момент давлюсь заготовленной пафосной речью о том, что он выше банального убийства безоружного. Глупо...       Он бросает взгляд через плечо. Я давно научилась распознавать его эмоции. Сейчас он явно надеялся, что обернётся, а меня уже нет.       — Я не должна была вмешиваться.       Злость, непонимание, осознание, удивление. Он поворачивается ко мне всем телом, озадаченно склонив голову к плечу. Разом разматывает весь клубок моих мыслей, потянув за ниточку. Не зря же следователь. Хоть и бывший.       — Если б захотел, выстрелил бы, — медленно произносит он. — Я решил. Не ты.       — Соврал бы мне?       — Брось, Шепард. Когда я до такой пошлости опускался? Просто пришлось бы стрелять дважды. Сначала — чтобы эта тварь побежала. — Устало трёт шею, разминая мышцы после долгого стояния в одной позе. — Вообще-то гуманнее было его прикончить… сама видела, что с ним. Но так даже лучше.       Глаза у него удивительные, абсолютно не человеческие. Пронзительно-голубые, будто спрессованные кристаллы. У моей матери есть безделушка с подобным камнем, маленькая я могла долго сквозь него рассматривать окружающий мир. Всё вокруг преломлялось сотни раз и сверкало. Потом приходила мать и вламывала мне за то, что беру без спроса семейную реликвию.       — Капитан?       — Эмн… — пытаюсь собрать мысли в кучу, но они сопротивляются.       — Тебе надо отдохнуть, — резюмирует Гаррус. — Мы все вываливаем на тебя свои проблемы, хотя и без нас… как у вас говорят? Хлопот полон рот.       — Это я сейчас должна о тебе позаботиться. Не наоборот, — улыбаюсь я. Опять всё с ног на голову перевернул! — Хлеб у меня не отбирай.       — Кхм… и не думал. Опасно для здоровья. Во всех смыслах. — Он тоже улыбается на свой турианский манер, чуть шевеля мандибулами.       От осознания, что возникший между нами ледок треснул, стало спокойнее.       — Всё в норме, капитан. К тебе претензий нет, я могу полностью сосредоточиться на подготовке к миссии. Калибровка…       — Иди ты со своей калибровкой, Вакариан! — Аж скулы свело от одного упоминания. — У меня тик случится, если я ещё раз это слово услышу. По-другому никак?       Гаррус прислоняется спиной к стене и небрежно пожимает плечами.       — На турианском корабле можно пойти в спарринг. В полный контакт. У нас дисциплина крепче, чем в Альянсе, но и с личной свободой проще. Таким образом можно и эмоциональную разрядку получить, и личный конфликт разрешить.       — Отличная идея — херачить друг друга перед боем, — усмехаюсь я, подперев противоположную стену.       — Ну, сшибки всегда контролируются. Лишние увечья никому не нужны. — Его взгляд перемещается куда-то за меня, в стену, расфокусируется. — Помню, как-то с одной стервозной разведчицей девять раундов пытались друг друга уложить…       — И?..       — И ничего. С ринга ушли в ничью. Но потом у неё в каюте друг друга поваляли. Ну, ты поняла… — Он снова смотрит на меня. От многослойных интонаций его голоса в солнечном сплетении тёплая вибрация. — Сняли стресс по-другому.       — У тебя явный стресс, — замечаю я, не отводя взгляда. — И шаманскими плясками вокруг “Таникса” его не снимешь. Могу посодействовать. Самой полезно будет.       — Не думаю, что тебе нужен спарринг, капитан.       — Да я и не о нём, — подтверждаю внезапно даже для себя.       Выражение лица Гарруса сейчас бесподобно. В таком глубоком ахуе я его ни разу не видела. Даже зубами клацнул, подбирая отвисшую челюсть.       — Что-то не замечал за тобой тяги к уродцам, — отшучивается он. Пытается справиться с потрясением и дать время отступить.       — Ищу пару под стать. — Провожу пальцем по щеке, где только-только из-под шрама перестали светиться импланты. Отступать не хочется категорически.       Гаррус подходит вплотную, за запястье отводит мою руку в сторону.       — Ты не уродка. С какой стороны ни смотри. И не киборг. На этом корабле большая часть экипажа подходит на эту роль лучше меня.       Жёсткие нотки. Взывает к голосу разума. Не пойму только, к моему или к своему.       — Вакариан, это проституция получится без каких-либо чувств. Без доверия и уважения. Лоусон уже продюссировала в мою койку… некоторых. — Чувствую отвратительную горечь во рту. — Спасибо, перебьюсь. — Помолчав, добавляю: — Только ты пошёл за мной по своей воле.       Надеюсь, этот намёк достаточно прозрачен. Никаких приказов, никаких прогибов перед старшим по званию.       Он ослабляет хватку, потом и вовсе разжимает пальцы. Отходит на шаг и немигающе разглядывает своими невероятными глазами, будто увидел впервые.       — Знаешь, всё-это очень… неожиданно.       “Ага, сама от себя в шоке…”       — Но если ты этого действительно хочешь...       Я отступаю к двери. Улыбаюсь молча, чтобы не выдать какую-нибудь зубодробительную глупость, которая всё испортит. Самое время смыться, а он пусть подумает и решит, переступать ли этот рубеж.       Жужжание камер наблюдения провожает меня до самого лифта.