Shelter me

Рафаэль отключается минут на десять, не больше, просто не может игнорировать то, как веки наливаются свинцом, а мысли расплываются бесцветным желе по сознанию. Когда он открывает глаза, то какое-то время тупо пялится в потолок, наслаждаясь тягучей горячей истомой в холодном теле, от которой все еще слегка потряхивает, и безмятежной пустотой в голове. В приоткрытое окно врывается слабый поток воздуха и шум ночного города. Глава вампирского клана Нью-Йорка думает о своих подопечных, что сейчас выслеживают Камиллу по разным частям города. А сам он, сославшись на необходимость встретиться кое с кем из старых друзей и попросить помощи, лежит в это время здесь, хитро воруя у вечности свои мгновения спокойного счастья. Если подумать, в такой незамысловатой лжи есть некая доля правды, ну, хотя бы насчет старых друзей, но Сантьяго все равно на миг становится стыдно, а потом он поворачивает голову вправо. Саймон спит на животе, обнимая подушку и отвернувшись от своего любовника. Согнутая в колене нога лежит поверх собранной в кучу простыни, а самого юношу вполне очевидно мало интересует, как сейчас соблазнительно доступно и уязвимо выглядят его тылы. Саймон пахнет сытым удовлетворением и Рафаэлем, буквально, его одеколоном, его кровью и спермой. Саймон выглядит так, словно только и ждет, чтоб Рафаэль накрыл его тело своим и оставался так насовсем, даже незримо. Сантьяго приподнимается, усаживаясь на постели, зарывается пальцами в короткие вихры на затылке Льюиса, самыми кончиками медленно ведет по позвонкам на шее и линии вдоль позвоночника, одновременно облизывая взглядом каждый изгиб мышц под бледной кожей. Он наклоняется и невесомо целует невероятно красивые ямочки на пояснице, движется губами выше по спине и легко прикусывает кожу у основания шеи. — Так вот оно что, когда я отрубаюсь, Рафаэль Сантьяго становится нежным и чутким, - хриплый после сна голос Саймона сквозит смешливыми нотками. — И не вздумай приплести сюда какую-нибудь чушь вроде сомнамбулизма. Довольный смех Рафаэля походит на урчание кота, когда он обхватывает руками Льюиса за талию, идеально вжимается в него своим телом сзади и слегка, почти игриво, вонзает клыки чуть ниже плеча. Вампир никак не собирается отвечать на попытку уязвить в свою сторону, а Саймон и не ждет ответа, продолжая восполнять полчаса тишины, что он спал мертвым сном. — Может быть ты уже примешь меня назад в отель? Зашипишь на своих упырей и успокоишь их, когда они ринутся на меня, вооруженные до клыков? — Саймон вздрагивает, когда чувствует, как ладонь Сантьяго ползет под него и гладит низ живота дразнящими движениями. — Магнус, конечно, не против наших встреч и ужасно гостеприимный, но не только для меня, временами здесь бывает настоящий проходной двор. Нас когда-нибудь застукают. — И что ты предлагаешь сказать остальным вампирам в клане? — низкий шепот Рафаэля льется по венам, иссушает недавно насытившееся тело и заставляет его отзываться на малейшую провокацию. — Сомневаюсь, что они поймут, если я объясню, как ты лично у меня просишь прощения за свое предательство. Вдруг они таких извинений захотят. Рафаэль проглатывает смешок, уткнувшись в затылок Льюиса, а тот сразу порывается предложить свой вариант отмазок от озлобленного сборища зубастых мертвецов, но успевает лишь открыть рот, как в его шею теперь уже по-настоящему впиваются острые клыки, легко входят под кожу. А между ягодиц скользят нетерпеливые пальцы, и не начатое слово превращается в стон на рваном выдохе. — Да ну? Снова? Один из немногочисленных плюсов вампиризма, да? — Саймон безуспешно пытается скрыть возбуждение в голосе, сам подаваясь навстречу пальцам, задницей чувствует уверенную реакцию любовника на их близость и неловко обхватывает Сантьяго за затылок, сильнее вжимая в свою шею. — Даже и не скажешь, что ты древний старикашка. Рафаэль рычит на набившие оскомину однообразные насмешки и уже собирается вдавить Саймона в постель, когда Льюис ловко переворачивается на спину и несколько секунд с озорством смотрит в глаза своего лидера, потирается о его ногу собственным возбуждением. А после пользуется замешательством Сантьяго, подминает под себя и усаживается на бедрах, седлая, снова заглядывает в почти почерневшие глаза, в которых похоти и жажды обладания через край. — Позволь мне взять ситуацию в свои руки, — Саймон пошло ухмыляется, облизываясь, уверенно обхватывает ладонью возбужденный член Рафаэля, от чего тот несдержанно дергает бедрами вверх, но любовник никак не реагирует на этот немой приказ, медленно растирает большим пальцем по нежной головке выступившую смазку. — Не дергайся, а то у меня в руке очень важный орган, который нам обоим еще понадобится. Рафаэль практически взбешен от нарочитых поддразниваний своего неправильного вампира-бунтаря, но не притрагивается к Льюису, сжимает кулаки и ждет, когда тот назабавляется и сам примется за дело. — У тебя сейчас такие глаза… Ты меня трахнуть хочешь или бросить головой в стену? — Саймон смеется, а голос то и дело срывается на шепот, рука методично скользит по пульсирующему стволу. — Такой взгляд и за вечность не забыть. Наверно, Саймон все же видит в глазах Сантьяго картинку того, как он застревает собственной головой в возможной пробоине противоположной стены, потому что он резко приподнимается на бедрах любовника и направляет в себя крепко стоящий член, помогая ладонью. Мышцы все еще растянуты после предыдущего марафона и легко обхватывают твердую плоть, но Льюис не спешит, впуская в себя только головку, и с вызовом смотрит на Рафаэля. Сантьяго и так взвинчен до предела, и поддразнивания Саймона за эту ночь ему уже поперек горла. Он обхватывает парня за ягодицы, торжествующе рычит, демонстрируя вампирский оскал, и плавно натягивает Льюиса на себя, заполняет до упора, вызывая общий тихий стон в потолок. Рафаэль цепким взглядом следит за тем, как в теплых карих глазах вспыхивают огненные искры и жидким пламенем растекаются по радужке. Саймон закусывает верхнюю губу, прогибается в спине, двигаясь на члене, и смотрит на Рафаэля сверху вниз из-под густых ресниц, смотрит так, будто поймал в капкан дикого опасного зверя и теперь упивается своей победой над ним. Рафаэль рывком поднимается и прижимается губами к истерзанным ранее губам любовника, целует порывисто и голодно, то кусается, то вылизывает мягкий рот, все равно чувствуя ехидную улыбку Льюиса. Ладони все еще мнут упругие ягодицы, впиваясь в них пальцами и разводя шире. А Саймон и не думает сопротивляться, принимает каждую грубую ласку в свою сторону как данное, не перехватывает инициативу в поцелуе, отвечая на него. Но стоит Рафаэлю двинуть бедрами вверх, Льюис с силой давит ладонью на его грудь, заставляя разорвать поцелуй, и толкает обратно на постель, наваливаясь сверху. — Эй, будешь командовать в отеле, глава вампирского клана, — Саймон коварно улыбается и продолжает давить рукой на грудь Сантьяго, и тому не остается ничего другого, кроме как послушаться. Льюис довольно выдыхает и выпрямляется, упираясь уже обеими руками в грудь Рафаэля, приподнимается, позволяя вампиру почти выскользнуть, и тут же быстро опускается до конца. Начав медленно двигаться, он извивается и быстро находит нужный угол, постепенно ускоряясь, ошалело смотрит в глаза Рафаэля, в которых сейчас помещаются все оттенки черного. Инстинктивно хватая клубы бесполезного воздуха, Саймон судорожно в голос выдыхает его. Сантьяго крепко сжимает руками талию парня, глухо, едва слышно стонет сквозь сжатые зубы, и с жадностью смотрит, как слабые блики от настольной лампы чертят незамысловатые узоры на обнаженном теле, теряются в полуоткрытых губах и взлохмаченных волосах. Саймон слишком скоро начинает двигаться ритмично, несдержанно, будто никак не может насытиться, словно ему в спину смотрит надвигающийся рассвет, и он должен успеть сделать самое необходимое. Он стонет, даже не пытаясь быть тише, с каждой новой фрикцией в голосе все больше вспышек высоких ноток. Рафаэль готов кричать вместе с ним, вот только горло сводит судорогой, словно жажда стискивает цепкими пальцами. И виной тому не столько похоть и первобытное желание, сколько сам Саймон. Такой открытый, такой алчный и голодный, но в то же время отдающий себя без остатка. И все одному только Рафаэлю, он знает, что такой Саймон принадлежит только ему. Сквозь алую дымку страсти Сантьяго собственническим взглядом касается каждого сантиметра обнаженной кожи, не таясь, любуется телом, что недавно принадлежало неловкому примитивному, а сейчас приобрело хищную гибкость и силу. Редко что за долгие годы бессмертной жизни вызывало у вампира желание пожирать взглядом. Рафаэль ловит пленительный просящий взгляд Льюиса и не выдерживает, снова обхватывает его за задницу и с разъяренным рыком начинает вколачиваться снизу в податливое тело. Он легко ловит ритм Саймона, списывая это не на вампирское чутье, а на силу единения. Кажется, в комнате становится душно и невыносимо жарко, фантомные ощущения, что может подарить мертвому телу только секс. Саймон вскрикивает охрипшим голосом, а Рафаэль вторит ему, не контролируя себя, словно отвечает согласием на какое-то признание, и трахает вампира в быстром ритме. Влажные шлепки плоти, резкие движения и невидимая испарина по коже, Рафаэль всем телом чувствует предоргазменное напряжение Саймона, нарастающую дрожь в мышцах и изо всех сил старается не спустить раньше него. Льюис обхватывает рукой собственный член, сжимает у основания, умоляюще стонет и кусает губы, тогда Рафаэль жестко фиксирует его бедра на месте и вбивается в бешеном ритме, чуть ли не воя от переживаемого наслаждения, когда член идеально растягивает упругие мышцы и скользит внутри. Еще и еще, новая смерть и новое воскрешение, недолгое утоление голода. Ну же, совсем немного и… — Магнус, ты дома? Рафаэль будто глохнет, замирает в паре шагов над пропастью и взлетом и в озлобленном шоке смотрит на любовника, который в это время закусывает собственную ладонь, заглушая разочарованный взбешенный стон. В лице Саймона сейчас и испуг, и вместе с ним такое явное желание перегрызть глотку нечаянному виновнику грандиозного облома. — Какого дьявола здесь делает Лайтвуд? — сердито шипит Сантьяго. — Я же говорил, проходной двор, — Саймон ядовито ухмыляется и слизывает собственную кровь с ребра ладони, которую только что прокусил. — И Алек с Магнусом встречаются, они вроде как парочка. Представляешь, есть еще такие особи в Нижнем мире, которые не прячут своих любовников. Сантьяго безошибочно улавливает упрек, плохо спрятанный за шутку, в севшем голосе Саймона, на что только насмешливо кривит губы, если он и ведется на провокации юного вампира, то не на эти. Но когда Льюис дергается с очевидным намереньем слезть с члена, Рафаэль впивается пальцами в его бедра и пригвождает взглядом обратно. — Куда это ты собрался, bebe? — Сантьяго подкидывает бедра вверх, давая партнеру понять, что даже Алек Лайтвуд не способен сейчас убить в нем желание. — Мы не закончили. — Но-о… — тянет Льюис и растерянно хлопает глазами. — Алек ведь… — Ничего, мы будем тихими, — Рафаэль пугающе скалится, зная, что теперь возражений не будет, и обхватывает уже не такую твердую плоть любовника, которая тут же дергается навстречу привычной ладони. — Магнуса нет, он тоже скоро свалит. Двигайся, Саймон. И Саймон двигается, покорно смотрит в глаза своего лидера, порывисто приподнимается на члене и размашисто опускается, изо всех сил сжимая губы, из которых все же доносится невнятное мычание, а из левого уголка течет тонкая струйка крови. Сантьяго отвечает ему звериным шипением и более сильной хваткой на бедрах. Только все зря. И почему они раньше не замечали, что эта кровать так ужасно и чуть не зубодробильно скрипит? — Рафаэль! Чертова кровать… — даже шепот Льюиса сейчас кажется слишком громким, он снова останавливается и беспомощно хлопает полными паники глазами. — И не надейся, — предупредительно выдыхает Сантьяго, он назло обстоятельствам с утробным рыком подхватывает Саймона под ягодицами и, подрываясь с кровати, на вампирской скорости припечатывает его к стене, в которую не так давно хотел бросить головой. — Теперь ничего скрипеть не будет. Рафаэль въезжает одним толчком, заполняя собой и вновь получая ощущение тугих горячих мышц, обволакивающих член по всей длине. Он до сих пор держит Льюиса на весу, а тот обвивает руками его шею, а ногами бедра, оказываясь зажатым между стеной и вампиром. Сантьяго не церемонится, остервенело втрахивая, втирая любовника в многострадальную стену, сейчас его волнует только разрядка, его и Саймона, их обоих вместе. Льюис зажимает свой рот ладонью, поскуливая и жмурясь, а Рафаэль прячет стоны в изгибе шеи, за ухом, на плече у юноши, превращая их в укусы и смазанные поцелуи. Будто из другого измерения слышно, как вернулся Магнус и теперь о чем-то переговаривается со своим парнем. Саймон лижет собственную ладонь, отнимает ее с губ и оборачивает вокруг члена, дрочит быстро, часто толкаясь в плотно сомкнутый кулак. Его губы изгрызены до кровавых полос, и Сантьяго присасывается к ним в сумасшедшем порыве, целует, лижет и пьет своего любовника, смакует, точно самое редкое вино, которое полагается только королям. Ноги, обвивающие бедра Сантьяго, сжимают крепче, а нежные гладкие мышцы часто пульсируют вокруг напряженного члена. Саймона трясет крупной дрожью, он бьет затылком стену, и вздрагивает всем телом, выплескиваясь в собственную ладонь и на животы обоим любовником, и сладко и туго сжимается вокруг члена. Рафаэль в последний момент глушит пронзительный крик Льюиса своим языком и стонет в его рот, с силой толкаясь на всю длину, изливаясь внутри подрагивающего тела. Под веками плывет чернота с огненными прожилками, а в голове расползается вакуум. Смерть и воскрешение. Рафаэль чувствует, как ноги не слушаются и подгибаются, он меняется с Саймоном местами, не спускает с рук. Вампир съезжает спиной по стене, усаживаясь задницей на пол, устраивает Льюиса на своих коленях и прижимает к себе, гладит широкую спину, сцеловывает и слизывает остатки крови с подбородка. Саймон молчит, но Сантьяго языком и чем-то еще, более эфемерным, ощущает его довольную улыбку. Временная сытость. Отдышаться бы, потому что снова жив. Вампирский слух отчетливо улавливает раздраженный голос Алека Лайтвуда за стеной: — Наконец-то. Я думал, это никогда не кончится. — Неужели вы серьезно решили, что вас совсем не слышно? — в голосе Магнуса больше равнодушия, чем удивления. — Друзья мои, я давал вам два часа, рад за вашу выносливость и пламенную страсть, но в следующий раз запаситесь хотя бы таймером. Рафаэль насмешливо хмыкает, отвечать парочке за стеной нет ни сил, ни желания. Он отстраняет Саймона от себя, немного, всего на несколько несчастных сантиметров, и смотрит в глаза, в которых сейчас плещется смущение, вызванное словами Магнуса и Алека, но испытанного только что удовольствия там гораздо больше. Льюис, наконец, улыбается уголком рта и потягивается в объятиях любовника, выгибаясь в спине и открывая шею. Рафаэль облизывает пересохшие губы и думает о том, что ему понадобится несколько вечностей, чтоб налюбоваться и насытиться Саймоном, и то он не уверен. — Собирай вещи, возвращаешься со мной в отель, — шепчет Сантьяго Саймону в ямку между ключиц, ставя перед фактом. — Секс сегодня был особенно хорош, или так стыдишься, что тебя услышал твой давний приятель? — тут же начинает с ехидством тараторить Льюис. — Надеюсь, в отеле есть звукоизоляция, хотя бы в твоей комнате? Потому что лучше уж пусть нас слушают Магнус и Алек, чем вампиры. Но если нет, мы ведь можем установить, правда? Кстати, радуйся, что Магнус не услышал, когда ты просил… Рафаэль прерывает его глубоким, но коротким поцелуем, а Саймон добавляет. — Передумал. Пусть слушают и сохнут от зависти.