Надо меньше пить!

      Максим поморщился, открывая глаза. Мягкий, не бьющий в глаза, свет, легкий сквозняк, который Самосват почувствовал своей пятой точкой, и шуршащие белые простыни. Как странно просыпаться в своей постели после очередной пьянки, а особенно, когда она проходит не у тебя дома. Вокалист сел, нахмурившись. Ребра и копчик подозрительно заболели, подсказывая мужчине, мол, не пей больше, Максимушка, козлёночком станешь. Самосват опустил ноги и… громко сматерился. — Ах ты, блядина серая!       Столь нежное обращение адресовывалось серому британскому коту, с которым Максим коротал свои холостяцкие годы. Мужчина предпочел вместо жены завести кота и назвал его Юранусом. Как объяснял потом друзьям, чтобы отомстить за свои «просранные молодые годы». А самому Мелисову по льстило такое внимание, и он поклялся Максу назвать кактус в его честь.       Немного пораскинув серым веществом, Эльфосват всея России вспомнил, что отвез кота к маме, и не на шутку перепугался. С одной стороны, он плохо помнил что происходило ночью, а с другой, ну не мог же он нассать в свои собственные тапки?! Он, пардоньте, не Лаптелойд, орошитель стен и истребитель пионеров. Но кто-то же покусился на миссию Юрануса, а значит, нужно уже оторвать свой жопан от дивана и разобраться. Приняв вертикальное положение, Максим снова сматерися. Это была очень плохая идея, с похмелья вставать резко и даже не растянувшись. Подумав, как это могло прозвучать, Макс мысленно перекрестился и хмыкнул. Наконец-то успокоив шумящую голову, мужчина соизволил отойти с испорченных тапок и прищурился. Кто же посмел испортить тапки и настроению златоголосому и златоволосому Святосвату? Кто примет на себя кару лучшего полуэльфа…       И эту мысль Макс додумать не успел, услышав тихий писк. Ну хоть не боли стон и то слава богам! А после буянки с Эпидемией можно ожидать чего угодно! Ореховые глаза вокалиста можно было сравнить с апельсинами, а то и грейпфрутами. На кровати лежала куча чего-то пушистого. Умилительно пушистого. Максим нащупал очки, хотя не нуждался в них лет так пять, и сфокусировав, грохнулся на пол, больно ударяясь многострадальным копчиком. Котята! Мать твою за ногу, котята! Одного серого спиногрыза не хватало, так он ещё притащил.       Максим потер переносицу. Пять… Шесть… Девять котят лежали на кровати эпедика, глядя на него ясными голубыми и зелеными глазами. И тут вокалист охренел. Хотя нет, скорее, охуел. Это как, епт вашу мать, извиняюсь понимать?! — Э, че за дела?.. — любимая фраза Самосвата была как раз кстати. На кровати, где должна быть вообще-то женщина, лежали пять, шесть… ДЕВЯТЬ котят!       Максим не мог назвать себя заядлым кошатником, Юрануса ему хватало с лихвой, а тут целых девять маленьких спиногрызов! Котята почувствовали шевеление и смотрели на мужчину девятью парами глаз, полными обожания. В этих маленьких глазенках было столько любви, сколько даже фанаты со всего мира ему не дарили! Максим улыбнулся и протянул котятам руки, приглашая в свои объятья, чем те и воспользовались. Казалось, что рожа Самосвата треснет от широкой счастливой улыбки. Маленькие мокрые носики тыкались в шершавые ладони, вызывая у холодного эпедика прилив нежности и всепоглощающей любви.