Неотправленные письма

      Полумна прислушалась к сковавшей дом тишине, убедилась, что отец уснул, и достала из-под подушки пергамент и потрёпанное перо. Взяла с тумбочки банку, заполненную светлячками, убрала накрывавший её платок, встряхнула — и угол комнаты залил не слишком яркий желтоватый свет. Вполне достаточно, чтобы суметь различить написанное. Перо привычно легло в ладонь, зависло над бумагой на пару секунд, а затем заскользило по ней, чуть поскрипывая. Неровные прыгающие буквы нехотя складывались в слова: Здравствуй! Знаю, я очень давно тебе не писала, но отец говорит, что слать сов сейчас опасно. Надеюсь, завтра получится отправить хотя бы это письмо… Какие новости? Мозгошмыги тебя больше не преследуют, мой рецепт помог? И, знаешь, тебе всё-таки стоит сделать ожерелье из пробок от сливочного пива. Вот увидишь, эффект будет почти сразу! У нас всё по-старому, мы всё так же живём в том маленьком доме. Соседей становится всё больше, вчера приехало несколько человек из Вены. Они очень смешно разговаривают, а мозгошмыгов у них даже больше, чем у Гарри. Я боюсь, что они разнесут дом, но папа говорит, что до этого не дойдёт. Я пыталась рассказать, как их прогнать, но тут почти никто не говорит по-английски. Милая Джинни, я так скучаю… По дому… и по тебе, конечно же. Мне кажется, что мы всё больше отдаляемся друг от друга, это страшно. Ты почти не пишешь, ты занята чем-то другим? Наверное, помогаешь Гарри? Я бы тоже хотела быть рядом с вами и помогать, зачем только папа согласился уехать! Здесь мне совсем не нравится, кроме мозгошмыгов и светлячков нет практически никаких интересных существ. Надеюсь, ты не грустишь в разлуке? Очень хочу поскорее вернуться к тебе, пытаюсь уговорить отца, но пока ничего не выходит. Но я буду стараться… жди.

С любовью, Полумна

Под конец перо почти перестало писать, похоже, чары, наложенные на него, совсем выдохлись. С трудом нацарапав последние строки, девушка бережно свернула пергамент и откинулась на подушку. Быть может, это письмо в самом деле получится отправить, и оно не пополнит стопку других, тех, которые навсегда останутся непрочитанными. Потому что Луне не хватало смелости их отправить, она вложила в них слишком много чувств и слишком много правды. Легко написать признание, но нелегко донести его до адресата. Полумна пыталась раз за разом, почти убеждала себя, что уж в этот раз она наберётся храбрости и отправит, но вместо того прятала очередной клочок пергамента в кипу других. С совами улетали лишь самые короткие и невинные записки, по которым нельзя было разгадать истинных чувств. По крайней мере, Полумна свято верила, что нельзя. Она боялась, что признание всё разрушит. Опасалась, что письмо попадёт в руки к Пожирателям и даст им возможность сыграть на чувствах. Страшилась того, что могло быть потом. И всё усиливающаяся с каждым днём ностальгия ситуацию ни капли не спасала. Вынужденная вместе с отцом сбежать в другую страну, спасаясь от войны и разрухи, девушка никак не могла перестать думать о доме. Здесь всё было чужое, неуютное, оно сковывало по ногам и рукам, давило сотней требований и правил, которые непременно следовало соблюдать. Полумну окружали странные и незнакомые люди, которые не понимали её и смотрели как на ненормальную. Они осуждающе цокали языками, глядя на её босые ноги и растрёпанные волосы, раздражённо стирали защитные рисунки с дверей и даже едва не выбросили её любимые серьги из слив-цеппелинов… Даже отец стал чужим, подавленным и угрюмым. Иногда девушке казалось, что в мире не осталось ничего, кроме грусти. Она заполняла каждую комнату, пряталась за каждым углом, кустом, камнем, готовая наброситься на любого, кто приблизится. Единственное, что спасало — вот эти письма, написанные по ночам. Они были слабым лучом надежды. — Знаешь… я хочу, чтобы ты однажды прочитала все-все эти неотправленные письма, — прошептала Полумна, глядя широко раскрытыми глазами на серый потолок. — И поняла… всё. Я не осмелюсь повторить написанное вслух, но хочу, чтобы ты знала о моих чувствах. Даже если ты на меня рассердишься из-за них… я больше не хочу молчать. Светлячки медленно засыпали, сияние, исходившее от банки, меркло. Вместе с тем засыпала и сама Полумна, отрешённо мечтая проснуться утром от нетерпеливого постукивания клюва в оконное стекло. Это было бы восхитительным началом дня.