Гранат

      В саду зрели гранаты. Плоды висели на тонких ветвях, заставляя их слегка нагибаться. Пахло листвой и влагой, поскольку с наступлением осени как всегда пошли дожди. Контессине, наверное, даже было холодно, но она упорно продолжала сидеть без плаща, только обнимала себя за плечи в тщетных попытках согреться. День все еще стоял теплый, да и налетавший изредка легкими порывами ветер был лишь свежим, но никак не холодным. А Контессина замерзала. Изнутри.       Злость и обида, полыхавшие в первые моменты, погасли, уступив место опустошенности. Одиночеству… обжигающе ледяному одиночеству. Она всегда старалась быть опорой для своей семьи, даже когда они были далеко. Верной, даже если не получала за это ничего, кроме безразличия своего мужа. Примирился ли он? Наверное. Но не настолько, чтобы подпустить супругу к себе ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Но ведь семья не ограничивалась только мужем! Пьеро, Лукреция – в их любви Контессина никогда не сомневалась.       Так что же произошло с теми, кого она любила, в этой проклятой Венеции! Неужели все, что она для них сделала, должно было быть оплачено тем, что они отвернулись от нее?       Контессина часто спрашивала себя, почему не согласилась убежать с Эццио. Она ведь могла быть, наверное, счастливой. Так, как он целовал ее… будто бы она была нужна, любима. Разве так было с Козимо? Так почему же она оставалась верна Медичи, как поклялась в первый день знакомства с будущим супругом. Просто она не могла упасть так низко в собственных глазах, очернить семью, и более того. Она любила Козимо.       Любила, а потому уживалась с его безразличием, хотя каждое проявление оного будто полосовало ножом. А на этот раз Козимо просто вогнал кинжал ей в сердце. Метким, четким движением по самую рукоять. Опозорил. Выбросил, как увядший цветок. Променял на эту безродную девку. И ведь не поленился же притащить ее с собой из Венеции! А теперь даже не потрудился сделать вид, что ему неудобно! Будто все так, как и должно быть.       Ком стоял в горле, мешая дышать, но слез не было. Она слишком привыкла держать лицо, чтобы позволить себе подобную слабость. Легче замкнуться в себе, потому что кому какое дело до ее чувств. Горечь всколыхнулась волною, прокатилась волной дрожи по телу. Контессина поднялась, тяжело дыша, силой подавляя это чувство внутри. Она сможет, она пройдет через это. Она не унизится перед ними, показав, как сильно ранит ее происходящее. Медичи. Как ненавидела она сейчас их. Всех. И себя за то, что была одной из них. За то, что позволила отцу продать себя им как вещь.       Но ведь она не вещь! Не бесправная! Не безвольная! От злости и бессилия она резко сорвала гранат с ветки и зашвырнула куда-то в сторону, пытаясь выплеснуть накопившиеся эмоции. - Чем несчастный плод заслужил такую немилость? Контессина приоткрыла глаза и увидела, как Лоренцо, нагнувшись, подобрал почти угодивший в него гранат, повертел в руках и, явно не питая к нему особого интереса, выбросил в кусты. - Лоренцо, - стараясь, чтобы голос звучал как можно ровнее, произнесла Контессина. Ей не хотелось видеть сейчас никого, но просто так уйти будет невежливо, да и уж точно заставит младшего брата Козимо заподозрить, что что-то случилось. Но, похоже, он догадался и так.       У Лоренцо и Контессины были странные отношения. Их нельзя было назвать дружескими – случись им разойтись по разным воюющим сторонам, они без колебания сделали бы это. Но покуда они были связаны семейными узами с одним человеком – Козимо – они довольно неплохо уживались. Порою, Контессине даже казалось, что ее муж не так внимателен к ней, как его брат. Мадонна! Да любой обитатель палаццо внимательней к ней, чем Козимо!       Лоренцо смотрел пристально. Несмотря на свою порывистость в делах, в отношениях с людьми он был человеком проницательным, поэтому зачастую договариваться Козимо посылал именно его. Контессина отвела взгляд, сделав вид, что увлечена созерцанием природы, и чувствуя себя крайне неуютно. Она надеялась, что Лоренцо просто пройдет мимо, поскольку в этот уголок сада – где обычно никого не бывало – забрел по ошибке. Не искал же он ее целенаправленно! Хотя, судя по тому, что он продолжал стоять, именно этим он и занимался. - Я думаю, гранаты все-таки полезнее на столе. Пьеро их любит, - как бы между прочим, проговорил младший Медичи. - Он был испорчен, - буднично, но, видимо, не очень убедительно, соврала женщина. - Да, конечно, - согласился Лоренцо, явно ей не поверив. Он подошел ближе, встал рядом и тоже сделал вид, что разглядывает сад. - Что у тебя случилось? – напрямую спросил он. - Ничего, - беспечно заверила Контессина, надеясь, что собеседник не заметил, как дрогнул ее голос. - Просто ты сидишь тут одна… - Слушай, Лоренцо, - Контессина резко развернулась к Медичи и посмотрела на него в упор, сказала ровным голосом, но с плохо скрываемым раздражением, - я всего лишь вышла прогуляться, ясно? Что еще тебя интересует? Он мог бы подловить ее на том, как вывел ее из себя простой вопрос, но вместо этого, пару минут помолчав, спокойно сказал: - Ты замерзла. - Нисколько. - Это был не вопрос, - уточнил Лоренцо, снял плащ и набросил ей на плечи. - Не нужно. Забери. - Простудишься, и Козимо мне «спасибо» не скажет. - Не думаю, что Козимо вообще заметит! Контессина тут же одернула и укорила себя за вырвавшуюся все-таки фразу. Но Лоренцо этого хватило. - Ясно. Значит, дело все-таки в моем брате. Понимая, что отпираться бесполезно, Контессина холодно заметила: - Я не хочу это с тобой обсуждать. Просто, пожалуйста, оставь меня одну. - То есть, ты недостаточно насладилась одиночеством, пока нас не было? Это ударило. Больно. Словно бы она только что получила пощечину. Контессина не выдержала и резко повернулась к Лоренцо в уже неконтролируемом выплеске чувств: - Да как ты смеешь! Что ты знаешь об одиночестве! Ты… Но вместо слов вырвался только предательский всхлип. Контессина, отпрянув, хотела убежать. Куда угодно: в Мантую, в дом Альбицци, под землю – неважно, только бы отсюда. Но Лоренцо схватил ее за плечи. - Оставь меня, уйди, - умоляла она, понимая, что все столь тщательно играемое напускное спокойствие катится к чертям, осыпается, как песчаный замок. Рухнуло. И ей стало стыдно и больно.       Лоренцо усадил ее на скамью. Он ничего не говорил, пока она рыдала у него на груди, сминая в бессознательном порыве расшитую ткань его одежд. Он сидел, обнимая ее за плечи, и она внезапно почувствовала его поддержку. Его, по сути чужого человека. И от этого слезы полились сильнее. Она впервые с детства почувствовала себя слабой и беспомощной.       Но наваждение прошло, и Контессина, вернув себе привычное самообладание, резко отстранилась, будто бы ничего не было. - Прости, - утирая глаза, почти без интонации обронила она. - Тебе было это необходимо, - отозвался Лоренцо. – Я прекрасно вижу, что творит мой брат. - Ты должен быть на его стороне. - Должен? – усмехнулся Лоренцо.- Кому должен, позволь узнать? - Вы – семья. - С того дня, как вы поженились, ты стала такой же частью семьи, как и Козимо. И если он требует от тебя верности, то не вижу причин, по которым это не распространяется на него. Тем более, я знаю, что ты сделала, Контессина. Без тебя один из самых дорогих мне людей был бы мертв. - То есть это твое выражение неуместной благодарности? – чуть язвительно поинтересовалась женщина, но ее собеседник сделал вид, что не заметил выпада: - Отнюдь. Это выражение моих личных убеждений, - Лоренцо уперся руками в колени и вздохнул. – Я знаю, что тебе нелегко приходится. Мой брат – сложный человек. - Ты ведь тоже знал, Лоренцо? – перебила Контессина. - Я догадывался, - признался он. Контессина криво усмехнулась: - Догадывался, - слишком много горечи. – Все догадывались! Ты, Лукреция, даже Марко! Все! Покрывали его за моей спиной, мило улыбаясь! – она поняла, что позволила слишком много, осеклась и уже тише призналась, раз уж разговор вышел таким. – От этого больно. Лоренцо понимающе кивнул, смотря куда-то не то в сторону, не то внутрь себя, и потом, будто что-то для себя определив, вступился: - Лукрецию тебе точно винить не стоит. Она любит тебя искренне, просто не знала, как себя вести, - в глазах его вдруг мелькнули хитрые искорки. – Смотри-ка, что это? - Где? – насторожилась Контессина. - Да здесь, - и в руке у Лоренцо будто из ниоткуда оказался средних размеров гранат, такой, каких десятки висели на дереве. По едва заметному удивлению Контессины стало ясно, что трюк удался. - Где ты этому научился? - У одного заезжего артиста. Пришлось прибегнуть к этому, когда я пытался завоевать расположение одной строптивой красавицы на спор с Козимо. Долгая история, но в результате я получил эту синьору, а брат – нагоняй от отца, - Лоренцо улыбнулся собственным мыслям. -Не пристало людям твоего положения заниматься подобными глупостями, - с напускным укором рассудила Контессина. - Может быть. Но зато ты улыбнулась. Она действительно вдруг осознала, что непрошенная и совершенно искренняя улыбка тронула губы. Контессина не знала, стоит ли попытаться спрятать ее, и при этом вновь почувствовала себя немного неловко.       А Лоренцо поднялся и, подбросив гранат, поймал его и быстрым шагом направился по дорожке к зданию. Не прощаясь, будто бы никакого разговора между ними не было. На входе он столкнулся с Лукрецией, которая взглянула на него вопросительно и с надеждой. Он ответил коротким кивком, потому что торопился. Ему еще предстоял довольно серьезный разговор с Козимо.