***
Над их головами неподвижно висела луна, озаряя своим бледным светом вымощенные камнем улочки в порту. Итачи шёл в паре шагов позади своего брата и его компаньонки. Ему не понадобилось много времени, чтобы заметить все их немые диалоги и жесты, значение которых знали только они. Это было естественно: уметь буквально читать мысли своей второй половинки. От его пристального взора не скрылось волнение девушки, ровно как и успокаивающие взгляды Саске, то, как он механически сжимал её руку в своей, даже то, как он старался идти на шаг позади неё, словно в любой момент собирался встать между ней и опасностью. В этом случае Саске видел угрозу в нём — в своём старшем брате. Итачи не винил его за такую реакцию, но и отступать не собирался. Его сюда привела конкретная цель, и, как человек с множественными ресурсами, носящий звание инспектора и располагающий связями отца, Итачи намеревался добиться её любым способом. Они свернули на пустую улицу, где находился пансион, и Итачи мельком осмотрел ближайшие тёмные закоулки. Причудливые, но закалённые многими годами привычки вынуждали его поддаваться инстинкту и принимать во внимание мельчайшие детали окружающей среды или же подозреваемого. Склонность одновременно анализировать много факторов была весьма полезной в работе инспектора Скотленд-Ярда, и это уже не раз помогло ему успешно разгадать тайны самых запутанных и безнадёжных преступлений. Начальник Итачи гордился им, восхвалял, что ничем не отличалось от того, как с ним обращался отец. Он знал, что именно это послужило причиной раскола в их семье: любые старания Саске попросту не признавали, ибо его старший брат уже сделал это, более того, неоспоримо лучше. Сам же Итачи никогда не соглашался с логикой отца, но в силу сложившихся обстоятельств он редко позволял себе высказывать подобное мнение. Он считал Саске не менее гениальным, просто не раскрытым, и в этом часть вины лежала на его плечах, как старшего брата. Конечно, Итачи не думал, что эти непризнанные проблески гениальности когда-нибудь превратятся в чистой воды безрассудство. Подняв взгляд на спину брата, он попытался ещё раз придать его рассказу смысл. Эта безумная повесть про алхимию и гомункулов не внушала доверия. Тем не менее Итачи знал, когда его брат лгал: с детства на лице всегда проскальзывала некая наигранная невозмутимость, точно Саске пытался выглядеть серьёзным. Это проявлялось в едва заметной морщинке между бровями, чего Итачи, к удивлению, не наблюдал во время их беседы. Саске свято верил в то, что вернул к жизни свою невесту – это подтверждал блеск в его очах. Вспомнив о девушке, Итачи обратил на неё внимание. Внешне она неоспоримо выглядела как Сакура Харуно, которую он знал и защищал в пользу брата во время небольшого семейного скандала. Он также знал, что своими глазами видел, как тело той девушки скрыла крышка гроба, а затем толстый слой земли на кладбище. Сакура Харуно умерла от чахотки: об этом было известно всем; так было написано в документах. Однако эта незнакомка с каждой минутой вызывала всё больше подозрений. Она не только выглядела как Сакура, но и её поведение было чересчур похожим: упрямство, которого ей всегда было не занимать, полное отсутствие страха, если мисс Харуно решила вставить своё слово в чужой диалог. Манеры ни к чёрту, как всегда говорил Саске, и эта деликатная особа за время их недолгого знакомства продемонстрировала именно эти качества. Приглянувшись, Итачи умышленно сфокусировал внимание на походке этой девушки. Насколько он помнил, Сакура никогда грациозно не парила, как подобало леди, а шла гордо, подняв голову, точно всем назло. Ещё у неё была привычка начинать идти с левой ноги. Пусть из-за подола платья было плохо видно, но Итачи после полуминутного наблюдения был слегка поражён тем, что у этой девушки была идентичная привычка. Нахмурив брови, он ещё раз осмотрел затылок Сакуры: подбородок явно поднят выше принятого. Впереди показался фасад пансиона, но мысли Итачи уже были не на выполнении своего задания. Он пытался принять совершенно бредовую вероятность того, что Саске с помощью алхимии действительно смог оживить свою возлюбленную. Разумеется, для того, чтобы поверить в подобное, нужны доказательства и не просто смехотворные баночки с порошком, как будто таких мало в наличии у иллюзионистов-мошенников. Нет, Саске будет обязан предъявить что-то столь весомое и неоспоримое, способное затмить цель Итачи. Одним словом, его брат вынужден, сам того не ведая, предоставить причину, по которой Итачи изменит своё мнение о ситуации. Окинув чету уставшим взглядом, Итачи попытался больше не высматривать в их жестах что-либо знакомое, чтобы спасти свои мысли от бесконечных сравнений прошлого с настоящим. Остановившись перед дверью пансиона, Итачи, пропуская их вперёд, придержал деревянную раму рукой и по привычке ещё раз осмотрел пустую улицу. В тени дома напротив, кажется, стоял какой-то человек. Нахмурив брови, Итачи чуть склонил голову влево, рассматривая здание, но, не узрев никаких движений среди брошенных лунным светом теней, проследовал за братом внутрь, хлопнув за собой дверью.***
Повернув два раза ключ, Саске толкнул скрипучую дверь и прошёл в тёмную комнату под крышей пансиона. Вслед за ним поспешила Сакура, явно не желая оставаться ближе к его брату, который заметно пугал её своим молчанием и профессиональным пристальным взором. Она не виновата, что при жизни мало с ним общалась, а сейчас и вовсе не помнила, каким на самом деле был Итачи. А вот Саске не мог воздержаться от мысленных сравнений точно разных версий своего старшего брата. Когда они жили под одной крышей, Итачи выглядел явно более живым, не таким бледным и даже с теплом в этих чёрных глазах, пусть оно и проявлялось только во взгляде на Изуми. Наверное, её смерть сильно повлияла на Итачи, хотя, пережив аналогичную утрату, Саске мог с лёгкостью угадать, что именно чувствовал его брат и почему так изменился. Потеря близкого человека, а в обоих случаях незаменимой половинки сердца, была в некоем роде хуже самой смерти. Саске зажёг пару ламп, которые стояли на его рабочем столе, и повернулся лицом ко входу. Итачи позволил себе пройти на середину помещения, где на старых досках остались следы белого мела, которым была выведенная алхимическая пентаграмма. Взгляд старшего Учихи без особого интереса изучал узор, пока его пальцы сжимали края шляпы. Он молчал, и это изрядно напрягало, порядком больше, чем в пабе. С момента их столкновения поведение Итачи совершенно не нравилось Саске, потому что было слишком много нелепых фактов, вводящих в откровенное замешательство. Весь этот странный предлог с арестом, то, как, будучи инспектором на задании, он вежливо обращался с потенциальными преступниками и как позволил им собрать вещи. Собрать нужные им вещи! Почему-то такая щедрость в голове не укладывалась, особенно исходящая от Итачи, ведь устав идеального инспектора вряд ли рекомендовал ему устраивать чаепитие с нарушителями закона, будь то слово божье или государственное. Но Саске держал свои опасения при себе. Отвернувшись, он поднял со стола книгу в кожаном переплёте и начал аккуратно листать хрупкие страницы жёлтого пергамента в поисках ритуала. Если Итачи что-то убедит в достоверности этой истории, так это прямые и неоспоримые доказательства. Как инспектор, он способен воспринимать только факты, и Саске намеревался предоставить их до того, как его и Сакуру закуют в оковы и погрузят в трюм корабля. Отыскав нужный список, он спокойно подошёл к брату и протянул ему книгу. Сидящая на кровати Сакура не поднимала голову, тихо дожидаясь вердикта. В груди Саске что-то туго сжалось: он не позволит её обидеть, даже своему старшему брату. Он не для этого провёл годы после её смерти в поисках чуда. Он должен доказать это Итачи. — Это ритуал, — сообщил Саске. — Я использовал его для создания тела Сакуры, а также чтобы призвать её душу. — Ты веришь в этот бред? — окинув скептичным взглядом страницу, спросил Итачи. — Почему ты думаешь, что я лгу? — Я не сказал, что ты врёшь. Мне кажется, эта барышня просто охмурила тебя, воспользовавшись твоим горем и своей схожестью с мисс Харуно. Всё это можно решить, когда мы вернёмся в Лондон. — Это кто ещё из нас в бреду, — фыркнул Саске. Его тон привлёк внимание Итачи, и наполненные пустотой глаза вгляделись, казалось, в самые глубокие уголки души Саске. Это был пронзающий до костей взгляд, в котором не было ни сострадания, ни понимания, словно холодный фасад инспектора был всем, что теперь олицетворяло сущность этого человека. В это мгновение Саске почудилось, что столь небрежный комментарий заставит его брата отбросить вежливость и тотчас же арестовать их. Краем глаза он увидел, как Сакура резко подняла голову, наверное, со страхом наблюдая за ними. Если Итачи не воспринимает эту книгу и остатки пентаграммы серьёзно, то из весомых доказательств осталось последнее: он должен продемонстрировать брату, что Сакура гомункул. — Сакура, подойди ко мне, — соблюдая спокойствие, промолвил он. Она покорно поднялась на ноги и подошла. Зелёные глаза смерили Итачи апатичным взглядом, словно его действия и позиция оскорбляли её. Сакура держала голову ровно, смело созерцая книгу без малейшего интереса. Единственное и последнее, что способно убедить Итачи — это выступающая вдоль позвоночника цепочка, на которой Сакура носила свой кулон. Если он так хорошо знает эту особу, то должен помнить и украшение, что в редких случаях покидало руки мисс Харуно. Положив руки на плечи девушки, Саске медленно повернул её спиной к брату и, убрав волосы ей на плечо, начал расстёгивать верхние пуговицы платья. — Что ты делаешь? — опустив руку, спросил Итачи, явно не ожидавший подобного. — Это последнее, что у нас есть из доказательств. Молчи и смотри. Ткань платья откинулась, подобно страницам книги, и взору Итачи представился позвоночник Сакуры, где в свете ламп отчётливо виднелась та самая цепочка. Саске молча провёл по ней двумя пальцами, точно демонстрировал, что это не обман зрения, что серебро действительно выступает из-под бархатной кожи. От его прикосновения Сакура ощутимо вздрогнула, но не увернулась. Она больше не пыталась ввязаться в диалог братьев, несомненно, полностью доверив свою жизнь в руки Саске, что возложило на него ответственность за каждый неправильный шаг. Если даже после этого Итачи будет настаивать на своём, придётся в очередной раз попытаться бежать по пути в порт, пока гениальный инспектор заметно расслаблен под иллюзией подчинения. — Как я сказал, в центр пентаграммы я поместил кулон Сакуры, который она мне завещала. Вот цепочка, если ты способен опознать работу мистера Харуно. Камень находится внутри её тела. — И ты знал, что этот ритуал сработает? — Нет, я не был абсолютно уверен в результате. Как мне сегодня объяснил Орочимару, камень в кулоне — это самый настоящий философский камень. Если бы я положил фальшивку или другую породу, я бы умер. — Насколько можно быть безрассудным, чтобы рисковать своей жизнью ради подобного? В его сдержанном голосе слышались нотки раздражения, точно поведение младшего брата его не просто удивило, а разочаровало. Но Саске было наплевать на гнев и мнение брата. Он сделал так, как считал правильным, и награда за риск — это хрупкая девушка, за жизнь которой он теперь отвечал головой. В мыслях Саске вдруг промелькнуло: неужели его брат настолько беспристрастный, что не способен понять таких действий? Что, если бы ему представился шанс вернуть Изуми? Стал бы Итачи придерживаться принципов их отца, законов церкви и указаний начальника, если бы он мог ещё раз, хоть на минуту, поговорить со своей женой? Нахмурив брови, Саске оторвал взгляд от лица брата и поспешно застегнул пуговицы платья Сакуры. — Она та, за кого я готов умереть, — ответил он, взяв холодную руку Сакуры в свою. — Думал, ты поймёшь это. В очах Итачи промелькнула тень: он слегка нахмурил брови, словно в его мыслях отобразились те самые вопросы, которые несколько мгновений назад донимали Саске. Они стояли неподвижно, ведь последнее и решающее слово будет за Итачи. Если он поверил, узрев неоспоримые доказательства, то обязан их отпустить. Если же его мнение осталось непоколебимым, то он попросту придержится своего изначального плана и арестует их, ибо Саске не намеревался подчиняться его приказам. Тишина в комнате, кажется, была вечной. — Возьмите только необходимое, — наконец произнёс Итачи бесцветным голосом. — Мы идём обратно в порт. Молча Саске отпустил руку любимой и принялся собирать свои вещи в небольшой чемодан. Он давно потерял привычку возить с собой тысячу всяких безделушек, и всего за пять минут их багаж был полностью упакован. У Сакуры с собой также не было вещей, разве что ночная рубашка и сменное платье. Забрав из рук Итачи книгу, он положил её в чемодан и защёлкнул замки. Без лишних слов Итачи открыл входную дверь, и они последовали за ним к лестнице. Комната в пансионе была проплачена наперёд, поэтому Саске оставил ключ в замке, чтобы хозяйка смогла поселить там кого-нибудь другого. Они спустились вниз, к парадной двери, и вышли на брусчатку под свет луны. Сакура продолжала молчать, прижимая сжатую в кулак руку к груди. Саске понимал, что у них будет только один шанс сбежать, и он вынужден продумать хоть какой-то план, создать по пути хоть какую-нибудь лазейку, при этом Сакура должна не растеряться и следовать за ним. Потерявшись в мыслях, он еле ощутил лёгкое прикосновение к своей руке. Они шли впереди, за ними, как сторожевой пёс, — Итачи; спустившись к развилке улиц, где поворот налево привёл бы их в порт, Саске заметил рядом с металлическим столбом фонаря человека. Осязание на его руке исходило от Сакуры, потому что она раньше узрела эту фигуру и узнала мужчину: длинные чёрные волосы, бледная кожа и змеиные глаза. — Доброй ночи, господа, — раздался елейный голос Орочимару. Резко остановившись, Саске смерил летописца пронзающим, более чем неприветливым взором. Губы Орочимару растянулись в довольной усмешке, и, кажется, его внимание было приковано только к Сакуре.