Путь к сердцу мужчины...

Кто такой спортивный врач? Это вторая нянечка для фигуристов наравне с тренером. А если он еще при этом диетолог... Глупая, нелепая смерть, как говорилось в одном из анекдотов, рассказанных Милой Бабичевой. В детстве Юри мечтал стать терапевтом или диетологом, но после победила любовь к фигурному катанию, и он выбрал специальность спортивного врача с расширенной специализацией в диетологии. Питанию фигуристов уделяется не меньше внимания, чем тренировкам и отработкам актерского мастерства и хореографии. Оно должно быть рациональным: продукты высокого качества, неограниченный ассортимент, соответствующий химическим нормам состав, баланс пищевых веществ. Еда должна приниматься по графику, в котором учитывается длительность тренировок - каждый день разная - период, на который приходятся соревнования, по таблицам калорийности рассчитываются нормы принимаемой пищи. Так как фигуристы находятся в постоянном движении, им требуется огромный запас энергии, которая содержится в углеводах. Они же делают кости прочнее, что тоже немаловажно. Соотношение белков должно быть меньше, тип еды зависит от того, в какой половине дня фигурист ее принимает. Например, во второй лучше употреблять молочные продукты. Так как на льду все-таки холодно, нужно создать фигуристу необходимую жировую прослойку. Вот уж с чем у самого Юри никогда не бывало проблем: матушкин кацудон решал вопрос холода за один раз. Особая роль отводится минеральным веществам, в период повышенных нагрузок их количество должно увеличиваться, так как усиливаются метаболические процессы. Кальций, фосфор, натрий, железо, витамины ряда В, расписание приема поливитаминов. И нужно составить график так, чтобы на лед фигурист вышел через час или два, после приема. Ну, и самое главное правило - которое мешал выполнять все тот же матушкин кацудон - фигурист не должен переедать! В принципе, за всем этим может следить спортивный врач, так как курс диетологии обязательно включен в обучение, а шаблоны и примеры расчета графиков известны по всему миру. А еще, помимо диетологии, спортивный врач должен пройти курсы спортивной психологии, кардиологии, фармакологии, хирургии и функциональной диагностики. В общем, быть умельцем на все руки. Юри на своем потоке входил в десятку лучших учеников. Преподаватели нахваливали трудолюбивого, отдающего всего себя учебе студента. Который после получения диплома умотал в заснеженную Россию, в Питерскую Академию фигурного катания. Посмотреть на Санкт-Петербург стало его мечтой с того момента, когда он в неполные двенадцать увидел на льду выступление российского фигуриста, Виктора Никифорова. С тех пор Юри учил русский язык и мечтал когда-нибудь поехать на родину таланта. Его мечта сбылась, и Санкт-Петербург - Питер, как называют его россияне - не разочаровал японца. Набережные с каменными перилами, широкие ступени, ведущие к темно-синей, почти сизой, с плавающими тонкими, хрупкими, первыми полосками льда воде, парки, изящные фонтаны. Юри влюбился в этот город с той страстью, с которой любил разве что океан и Хасецу. Врач быстро нахватался разговорных словечек, чуть подкорректировал слишком правильный, противно правильный русский, как, сморщив носик, диагностировала Мила Бабичева. Рыжая оптимистка же занялась практикой с врачом, в основном болтая без остановки на еженедельных медосмотрах или попросту заглядывая в свободную минутку. Никто не разносил новости быстрее Милы Бабичевой. Юри отодвинул папки с медицинскими данными на край стола и пошел к маленькому холодильнику, стоящему в углу комнаты. Массивное, но бесшумное чудовище с чуть проржавевшей ручкой выглядело так, словно Академию строили вокруг него. Ронять что-либо под него Юри категорически опасался, так как монстра холодильного производства невозможно сдвинуть даже на сантиметр. Засиживаться допоздна стало естественным течением жизни, слишком много обязанностей у второй нянечки. Корректировать диеты, проводить медосмотры - а ведь фигуристов в Академии немало! - разбираться с внезапно возникающими детскими страхами и опасениями у младшей группы, убеждать взрослых, что нет, им по-прежнему нельзя сладости, лучше заменить их медом или сухофруктами. Ну, ладно, дольку горького шоколада позволяю. Добавить к этому родителей, которых тоже следует проинструктировать. Иногда покоя не было даже дома, пока Юри не предупредил всех, что отключает телефон после шести вечера. Конечно, он солгал, но родители думали, что это правда, и не звонили. Об истинном положении дел знал только Яков, который, собственно, и звонил вечером, если они не успевали обсудить рабочие моменты в кабинете. Юри до сих пор помнил панический ужас, который возникал каждый раз, когда спортсмены начинали спорить с врачом. Миролюбивый по натуре японец не привык к такому ожесточенному отпору отстаивающих право на сладкое-соленое-острое-мучное фигуристов. Помог Фельцман, первые пару дней дежуривший в кабинете и гоняющий подопечных, он же прочитал лекцию о том, что нужно быть твердым, даже под мягкой внешней оболочкой. Кажется, теперь суровый тренер им доволен. Юри достал из холодильника контейнеры, выложил на тарелку и сунул в микроволновку. Ее он купил сам, по сниженной цене, чтобы не выбегать каждый раз в общую комнату и не толкаться с решившими попить чаю наставниками или голодными взрослыми фигуристами. Толпы до сих пор пугали и слегка ошарашивали, особенно, если учесть, что там мог находиться Виктор Никифоров. С чемпионом они виделись только на медосмотре. Лишь профессиональная этика, вбитая преподавателями и руководителями практики, позволила не краснеть смущенно, говорить уверенно и четко, равно как и спокойно писать. А уж когда он увидел, что ест Никифоров и как это соотносится с тренировками, как он запустил некоторые старые травмы... В общем, относиться к кумиру по-прежнему не получалось. Все-таки фигуристы, что маленькие, что взрослые, сущие дети. Да что там, младшая группа относится к предписаниям ответственней, чем старшие. Один Никифоров чего стоит! Это если не вспоминать Плисецкого, которого Яков то и дело ловил на первом этаже, возле автомата с шоколадными батончиками. Связываться с младшим фигуристом, русской феей, Юри не рисковал, наслышанный о трудном нраве подростка, но вот позвонить тренеру, когда засекал передвижение у источника запретных сладостей... Можно съесть кусочек перед тренировкой, так как глюкоза быстро вырабатывается, дает энергию и быстро уходит, но ведь Плисецкий норовил пообедать и поужинать сладостями. По комнате поплыл аромат овощей в панировке, говядины на пару. За фигурой Юри следил, так как считал, что не может быть у диетолога избыточного веса - не самая лучшая визитная карточка для врача. Вон, Яков, хоть и стал массивнее, по-прежнему держит себя в строгой форме, ни следа брюшка или дряблых мышц. Кацуки поставил тарелочку, налил апельсинового сока в прозрачный высокий стакан, вынул приготовленные заранее палочки. Несмотря на приобретенное умение есть ножом и вилкой, наедине он позволял себе привычные столовые приборы. От сочного, исходящего одуряющим ароматом мяса во рту появилась голодная слюна. Юри некстати вспомнил, что не завтракал сегодня. Так можно язву заработать, нужно исправляться. Но сейчас... - Приятного аппетита! Юрий шагал по коридору Академии к выходу. За окнами распустилась питерская сине-фиолетовая мгла с мазками серых, рваных облаков, неподвижно застывших над Невой. Зимой темнело рано, проще сказать, когда будет светло - с восьми до двенадцати, затем сумерки вновь набирали обороты. Рабочий день уже закончился, но энтузиасты еще оставались на катке, пока их не разгонял царственный и сердитый перестук каблуков Лилии Барановской, пришедшей за задерживающимся мужем. Кто-то говорил, что они развелись, кто-то - что снова сошлись. Но спросить у прима-балерины, глядя в сухое, вечно недовольное лицо с поджатыми губами, не решалась даже вроде бы безбашенная Мила. А уж про Фельцмана лучше не заикаться - не посмотрит, но отрабатывать тулупы и аксели будешь до посинения. Своего, разумеется, Юрия это бы не остановило, да что там, наоборот, порадовало, если бы Яков не просек фишку и не изменил специально для русской феи наказание - весь день одни детские либелы, чтоб им пусто было! Без тренера работать в Академии могли разве что взрослые, поэтому каток отдавался на откуп им. Юрий мог оставаться благодаря договоренности с Никифоровым. Виктор ставил ему хореографию, продумывал программу будущего - взрослого! - сезона. Юрий внезапно осознал, что никуда не идет, стоит как вкопанный. Мозг не сразу отыскал причину: вкусный аромат мяса, разогретого, может быть, даже пожаренного. От голода Юрий плохо соображал, что конкретно сделали с едой. Не то, чтобы юного фигуриста не кормили - новый врач, взамен ушедшего Миронова, справлялся со своими обязанностями отлично, пусть и был закомплексованным очкастым нытиком из другой страны. Но вот мяса, настоящего, в большом куске, мяса Юрий не видел уже давно. Пятьдесят процентов мечтаний составлял титул чемпиона Гран-при, а вторую половину - наесться до отвала. Но в таком случае о победе придется забыть, Яков не простит срыва режима никому, кроме любимчика, Виктора. Тому позволено многое, он же чемпион. Да и соблюдает диету, пусть и закатывает глаза на нотации Фельцмана. Юрий как-то видел обед Никифорова - унылый салатик с соевым сыром. После такого собственная овсянка с курагой на завтрак казалась верхом блаженства. Говорят, что фотомодели вечно голодные и убить готовы за кусок булки. Это журналисты просто о фигуристах не знают - те вырвут этот самый кусок булки из рук, благо физическая форма и подготовка позволяет. А вот тренер нет. Одна булка - это набранные калории, которые нужно сжигать. И Яков мгновенно, по количеству прокатов, понимает, кто нарушил режим. И вроде бы кормят сытно, посмотришь на записанное меню - так вообще чуть ли не на убой. Пока не вчитаешься в пропорции. Аромат шел из единственного кабинета, под дверью которого виднелась полоска света. Надо же, есть еще трудоголики, а Юрий уж было подумал, что остались только он да сторож. Новый врач сусликом застыл, когда дверь распахнулась. Глаза за очками удивленно хлопнули, он усилием воли проглотил находящийся во рту кусок, отложил палочки - как можно есть двумя заостренными карандашами?! - вытер руки. - Юрий, ты что-то хотел? - акцент никуда не делся, но после проведенного в России времени ощущался уже не так ясно. Помнится, Мила смеялась до слез, когда рассказывала о непонимании новым врачом некоторых ее историй. Юрий, если честно, тоже не всегда и не все понимал в корявой логике Бабичевой. В ответ жалобно забурчал желудок. Плисецкий недовольно опустил взгляд на подведший его организм, предусмотрительно спрятавшийся под любимой леопардовой толстовкой, а врач хихикнул. - Проходи, - он прошел к шкафу, достал еще одну тарелку, вилку, нож. - Ты ведь без обеда? Снова пытался растрясти автомат на батончики? Плисецкий вспыхнул, хотел было огрызнуться, но на столе, перед вторым стулом, появилась щедрая порция овощей в хрустящих сухариках, политых каким-то светлым соусом, густым и слегка тягучим, с многочисленными веснушками приправ. Зеленый-зеленый шпинат, ярко-оранжевые кругляши морковки, похожая на кусочки облачков цветная капуста... И мясо, половина докторской порции мяса. Плисецкий смирился с насмешкой, так как врач поделил поровну. - Картошку не дам, тебе нельзя, нарушишь диету, - строго сказал врач, наливая сока. - Садись. Приятного аппетита. - Угу, - промычал Плисецкий, вовсю уминая свою порцию. Сухарики хрустели на зубах, а под ними открывалась нежная начинка, тающая на языке. Соус оказался сырным, с пикантной ноткой. К нему бы еще хлебушка, но чего нет, того нет. Мясо Юрий оставил напоследок, изо всех сил растягивая удовольствие. Выдавать свою слабость перед японцем не хотелось, с другой стороны тот работал в Академии, помогал русским фигуристам и сам не катался, значит, был в какой-то мере своим, не конкурентом. Да еще едой поделился, хотя другой просто отослал бы домой. Странный какой-то, слишком добрый. Может, в его стране все такие... стукнутые? Думать плохо про человека, отдавшего половину еды голодному фигуристу, не получалось. Вообще, какой-то странный вечер. Юрий от нечего делать рассматривал кабинет. Во время медосмотров он старался побыстрее сбежать вновь на каток. Стоять обнаженным перед япошкой ему не нравилось. Может, все дело в относительной молодости врача? Миронову было слегка за шестьдесят, заслуженный работник медпункта их катка, вышел на пенсию и укатил жить в дачный поселок, выращивать кабачки и помидоры, про которые рассказывал всем, кому не лень. Светлые стены, сложенная в углу, возле застеленной койки, ширма. Если кто-то переутомится, может прилечь здесь, отдохнуть. Шкаф с крепкими дверцами, светло-ореховый, слегка поцарапанный. Насколько знал Юрий, там на полках стояли медицинские карты фигуристов. Еще один шкаф со стеклянными дверцами, на полках, в отдельных лотках, ровными рядами громоздились лекарства. Каждый лоток был подписан тонким, аккуратным, слегка вычурным почерком, таким отличным от каракулей Миронова. Со шкафов свисали плетущиеся растения, оживившиеся после приезда нового работника, позеленевшие. А то пугали раньше нездоровым оттенком детской неожиданности и сухостоя. С японцем было на удивление уютно сидеть. Юри молчал, видимо, ему тоже нравилось правило "Когда я ем, я глух и нем". Жевал неслышно, с аппетитом, запивал соком, проглядывал что-то в компьютере, краем глаза косился на фигуриста, но вопросов не задавал. А вот Юрий чувствовал себя немного неловко. Все знали мерзкий характер русской феи, однако распространялось это исключительно на близких "своих". То есть тех, кто практически вошел в семью. Мила, Виктор, Яков - тут с трудом. Пожалуй, хватит. Все же Юрия учили быть вежливым со взрослыми, а японец был старше его на целых восемь лет. Виктор тут являлся нездоровым исключением - по Никифорову не скажешь, что ему скоро стукнет тридцатник, как был ребенком, так и остался. - Ты где такое купил? - в округе, словно следуя велению голодных желудков спортсменов, разрослись кулинарки и кафешки, где можно было взять еду на вынос. - Сам приготовил, - Кацуки улыбнулся. - Люблю покушать, поэтому готовлю сам. Плисецкий кивнул, отставил тарелку. Мыть не будет, вот еще, сам ведь голодом морит, так что пусть не задается. - Спасибо, - быть свиньей совсем не хотелось, поэтому мальчишка быстро пробурчал благодарность и вышел. И не видел растерянной улыбки Юри в спину. - Держи, - Юрий сунул под нос врачу пахнущий сдобой пакет. Тот оторвался от заполнения карт, с удивлением поднял на мрачного от смущения фигуриста очки. - Добрый день, Юрий. У тебя по плану медосмотр завтра. Что-то случилось? - вопросы не помешали Кацуки сунуть нос в пакет. - О? Что это? Прямоугольные, закругленные на концах булочки, из которых в нескольких местах выглядывал густой белоснежный крем. - "Невские" булочки, - буркнул Плисецкий, чувствуя себя до ужаса неловко. Но дедушка советовал всегда отдавать долги. - Их пекут возле моего дома. - Спасибо, - Юри растерянно улыбнулся и тут же нахмурился. - Ты обедал сегодня? Плисецкий мотнул головой отрицательно, в душе появилось некое предвкушение. - Так нельзя, Юрий! - всплеснул руками японец и направился к холодильнику, загремел там чем-то, вынул на свет полупрозрачные лотки. - Ты должен хорошо и правильно питаться, у тебя сейчас идет гормональная перестройка организма, кости и мышцы тоже подвержены влиянию, поэтому и прописал столько творога с медом и каши. Тебе нужны углеводы, чтобы кости были прочнее... Юрий удобно устроился на кресле для посетителей, поглядывал на крутящуюся в микроволновке тарелку и пропускал мимо ушей слова врача, тем более, что в них не слышалось осуждения или свойственных нотациям ноток. Просто лекция о переходном периоде. Как будто он и сам не знает! Видеть не может уже кашу с фруктами или медом. Кстати... Интересно... Юри готовит завтраки так же вкусно, как и все остальное? Плисецкий прищурился. В голове зрел план выведать, где живет властитель всея медпункта и желудков фигуристов.

***

- Добрый день, Юри! - Никифоров ворвался в кабинет, в облаке мороза с улицы и мужского одеколона. - Добрый, Виктор. Вы на осмотр? Раздевайтесь, - Юри ткнул ручкой в сторону стула, куда можно было сложить одежду. - Хотите увидеть меня обнаженным? - Никифоров подмигнул игриво. Как всегда делал, привычно уже флиртуя. Юри слегка покраснел, но глаз не отвел. Тем более, посмотреть было на что. - Нет, хочу увидеть вашу спину и ноги, тренер сказал, что вы вчера упали при выполнении тройного прыжка, но решили пойти домой, вместо того, чтобы направиться ко мне. Это совсем не профессионально, Виктор. - Тем более в моем возрасте? - Никифоров остался в одних трусах, ладно сидящих на крепких бедрах. Для фигуриста он был слегка высоковат, но компенсировал жилистым, сухим телосложением. Ни грамма лишнего жира, все при деле, каждая мышца развита. - Причем тут ваш возраст? - отмахнулся Юри, заходя за спину. Внизу ребер наливался цветом синяк. Ушиб, но сами ребра не повреждены. Смазать, наложить мягкую повязку, чтобы не тревожить одеждой. Болезненные ощущения могут помешать тренироваться сегодня. - Мы говорим о вашем поведении, как профессионала, - пальцы делали свою работу. Скажи Юри кто еще пару лет назад, что он будет безбоязненно прикасаться к обнаженной коже Виктора Никифорова, отчитывать того, как ребенка... медицинский университет лишился бы одного из лучших учеников, так как Юри умер бы от разрыва сердца. Тканевая часть ширмы шевельнулась, хрюкнула смешливо, а затем смачно чавкнула. Юри покраснел еще сильнее, Виктор уставился на своевольную ширму с удивлением. Но осмотру не мешал, ровно до тех пор, пока не пришла пора одеваться. Тогда он преодолел пару шагов до ширмы, отодвинул ее. Сидевший на кровати Юрий Плисецкий мрачно уставился на него, не прекращая жевать. - Закрой ширму с той стороны, - буркнул он, отправляя в рот очередную порцию риса. - Юрочка, как ты говоришь со своим тренером! - всплеснул руками наигранно Никифоров. - Нормально я говорю с тренером в трусах, - младший русский поморщился и ткнул вилкой. - Прикрылся бы, что ли, а то аппетита твое исподнее не прибавляет. - Да? Тогда, может, мне доесть, если ты не хочешь? - Виктор вырвал вилку, в шутку утащил кусочек рыбы... И замер. - Вкусно! Ты сам готовил, Юрочка? - Нет, это Кацуки, - острый подбородок указал в сторону врача. Юри готов был совсем провалиться под землю от смущения. - Прошу, покиньте кабинет, иначе Фельцман вас будет искать. Виктор одевался, то и дело таскал кусочки у злящегося Юрия, после чего утащил шипевшего коллегу из кабинета. - Мы к тебе еще заглянем, Ю-у-ури! - донеслось из-за двери. Кацуки нервно сглотнул. Что-то ему хотелось закончить сегодня рабочий день пораньше.

***

- Привет! - Плисецкий плюхнулся на стул. Юри поперхнулся кофе, ошарашенно посмотрел на раннего гостя, перевел взгляд на часы. Может, он где-то ошибся? Нет, все нормально, половина девятого, фигуристы должны прийти к девяти, после пробежек и разминок. Плисецкий смотрел настороженными глазами породистого кота. И вроде знаешь, что можно, но вдруг вот прямо сейчас получишь тапком по башке? Кацуки вздохнул, отставляя чашку. С момента окончания карьеры фигуриста он радовался каждому глотку кофе, но сегодня, видимо, не судьба. - Ты завтракал? Плисецкий с охотой покачал головой. Кацуки достал лотки. Как знал, сегодня сделал запеканку. На завтрак растущему организму сойдет. Микроволновка гудела, чайник шумел, Плисецкий следил, как вертится тарелка. Все как обычно. Оно и понятно: из родственников у Юрия только старый дед, которому тяжело каждый раз приезжать к внуку, тот живет практически в одиночестве. И готовить приходится самому, а что там может получиться у пятнадцатилетнего мальчишки? Юри не заострял внимания на том, что сам прекрасно умел готовить в шестнадцать: у него была мама, лучший кулинар на весь Хасецу! Каждому хочется тепла, иметь свой уголок с домашней стряпней, пусть даже по соседству с медицинскими препаратами и бежевой ширмой. Даже если ты отстаивающий собственную независимость подросток. Юри не покушался на свободу Плисецкого, ну, насколько это вообще возможно с его работой, не отнимал у него катка, тренера и коньков, вот тот и не считал его врагом. Подрастет - будет смеяться над собственным нынешним поведением. Ну, или стыдиться, это уж как получится. Плисецкий только-только занес карающую вилку над ни в чем не повинной запеканкой, как дверь распахнулась, на пороге появился Никифоров. - О, вы уже едите? А я тут вам к чаю принес! Поделитесь? - без перехода протараторил он и утащил у подопечного наколотый кусок. Юрий прищурился. Синий и зеленый взгляды столкнулись с почти ощутимыми на кожном уровне громами и молниями. Юри захотелось спрятаться под стол.

***

- Юри... - Ох! - Кацуки подскочил на месте, схватившись за сердце. - Виктор, вы меня напугали. В свете фонарей волосы фигуриста серебрились, сам он казался трагичным и печальным. - Прости, Юри, не хотел, - грустно взмахнули длинные ресницы, глаза загадочно блеснули. - Разреши проводить тебя в качестве извинений. И зови меня на "ты". - Э-э... Не хочу вас... тебя затруднять. - Мне, наоборот, понравится, если будешь звать меня просто Виктором. - Не об этом речь... А, - махнул рукой Кацуки, когда понял, что они уже идут по направлению к его дому. Никифоров такой - проще смириться. А еще весьма интересный, остроумный собеседник, способный поддержать беседу не только о спорте и фигурном катании. Многие считают спортсменов ограниченными, Никифорова за его любовь к инстаграму и твиттеру так вообще чуть ли не пустоголовой куклой в блестящих одежках. Мало кто знает, что Виктор закончил математический институт, образование весьма помогло ему в карьере, когда он выстраивал собственный алгоритм, высчитывал правильные траектории. Никогда дорога до съемной квартиры не миновала так быстро и незаметно. - Спасибо, Виктор... - благодарность прервал тоненький писк из ближайшего переулка. Юри вместе с Виктором осторожно заглянули туда. В огромной коробке, поставленной возле мусорки, копошились кошка с котенком. Кошка подставляла падающему снегу облезлый бок, закрывала собой детеныша, вяло бил по дну тонкий, порванный в двух местах хвост. Цвета оба были непонятного, в сумерках так и вовсе неразличимого. Сердце зашлось от жалости. Юри повернулся к Виктору. - Поможешь мне донести их до дома? Фигурист кивнул. Вдвоем втащили коробку - чтобы не перепугать окончательно кошку - в подъезд, по лестнице. Лампочка как всегда перегорела, лифт снова чинили, вот уже неделю как. Кошка не боялась даже ванной, позволила отмыть себя, детеныша, большими глазами смотрела на специальное место под батареей. Казалось, не верила собственному счастью. Порывалась мяукать и потереться головой о руку, но ухо было драным, болело, а из простуженного горла рвался сдавленный хрип. Котенка прибрала к себе лапой, вылизывала между ушей. Под слоем грязи выяснилось, что парочка различается. Кошка была невнятно рыжей, с янтарными глазами, а вот котенок обыкновенным, черно-белым, с розовеньким носиком и зелеными глазами, которые Юри промыл чаем. - Оставишь их у себя? - мокрый, как мышь, Никифоров вытер лоб рукой. Борьба с душем и пищащим комком далась ему нелегко: в отличие от матери детеныш мыться не хотел ни в какую. - Конечно, - Юри удивленно посмотрел на фигуриста. Вик-чан умер полгода назад, эти котята стали первыми, кого хотелось "завести" в качестве домашних любимцев. К кошкам Юри относился спокойно, не так, как собачники. Почему-то считается, что если имеешь собаку, то не любишь кошек. Не в его случае. - Останешься у меня? - Юри скептически посмотрел на мокрого Никифорова. Тот как будто специально встал под душ. - Моя одежда вряд ли на тебя налезет, заболеешь еще. Эту посушим. - С удовольствием, - Виктор светился, как лампочка. Юри выдал запасную одежду и пошел готовить поздний ужин. Из зала донесся топот Никифорова, хриплое мяуканье, его заглушило шипение масла на сковородке. Впрочем, Виктор не дал о себе забыть, нарисовался в дверном проеме. - Юри, ты знаешь, твоя новая кошка - на самом деле кот? Плисецкий откатывал программу, когда краем глаза заметил знакомую фигуру в дверях. Юри подошел к бортику, махнул ему рукой, подзывая. - Что-то с моими анализами? - еще этого не хватало! - Нет, просто... - Юри смутился. - Подобрал кошку и котенка, кошка на самом деле оказалась котом... Впрочем, это неважно... Поможешь мне, понятия не имею, как за такими маленькими ухаживать? На экране телефона под батареей свернулись два клубочка. К ним автоматически прилагались вкусная еда и даже вполне сносная компания очкастого японца. Юрий величественно кивнул. - Ладно, помогу, но с тебя ужин. Юри закивал быстро-быстро. - Договорились! Вечером у входа на каток его поджидали Юри... и Никифоров. - Этот тоже идет с нами? - прошипел Плисецкий, предчувствуя уменьшение законной порции "платы" за помощь. - Ага, - радостно подтвердил Виктор. - Не представляешь, как я люблю кошек.

***

- Что мне с ними теперь делать? - Сам виноват, не стоило прикармливать. - Ну Я-аков!

***

Каток опустел. Юри прикрыл глаза, впитывая прохладное дыхание льда. Поверхность изрезана многочисленными неровными линиями, украшена выбоинами, как боевыми орденами, но по-прежнему заманчиво соблазнительна. Шнуровка затягивается, коньки облегают ноги, тело помнит, двигается почти само, без участия мозга. Юри запрещены сложные приемы, простые прыжки, все, что заставит туловище оторваться от пола. Наверное, это стало еще одной причиной, почему он пошел на медицинский - хотелось помочь самому себе, вновь вернуться на лед в качестве призера, даже просто участника. Теперь он навсегда любитель, знающий чуть больше обычных людей, но все же любитель. Зато способен оценить прелесть исполнения Юрия, профессионализм и гениальность Никифорова. Спина выгибается, позвоночник тут же простреливает болью, и Юри возвращается в исходную позицию. Никаких "ласточек", если не хочет загреметь на больничную койку. Ему нельзя. У него коты, Юрий, Виктор... С последним все сложно и непонятно. Вроде бы ухаживает, а с другой стороны так легко относится, что не знать наверняка. В движении руки обреченность и непонимание. Запоздалый стыд за собственные неуемные надежды. Кто он, а кто Виктор Никифоров? У него должна быть красивая подружка, встречающая после каждого выступления поцелуем, сверкающая на обложках журналов вместе с Маккачином и фигуристом. Но никак не врач-японец с больной спиной и неистребимой верой в собственные силы. Он больше не прыгнет, не сумеет, вернее, прыжок может стать для него последним, Юри хотел бы сделать четверной, однако не имеет права расстраивать семью своим возможным параличом. Они этого не заслужили. Поэтому только пробежки, только скобки и змейки. Этого вполне достаточно, чтобы вновь очутиться во власти льда, раскинуть руки и отдаться на волю холодному зимнему ветру и блеску сверкающей поверхности. Дверь еле слышно скрипнула, притворяясь. Фельцман задумчиво курил, пуская дым к звездным небесам и делал вид, что не замечает кофе в руках Никифорова, и как присосался к большому стакану с колой из Макдональдса Юрий. На заднем крыльце спортивного комплекса было холодно, морозец щипал за щеки, казалось, до весны далеко-далеко. Мимо проезжает машина, поскрипывает снег под колесами. Они задержались случайно, пока разбирались с программой к будущему сезону. - Не знал, что он так умеет, - Виктор первым нарушает молчание. - Юри Кацуки называли надеждой фигурного катания Японии. - Он был победителем Гран-при среди юниоров три года подряд, с самого дебюта, - Юрий выпускает соломинку из губ. - Но... они же совершенно разные! Фельцман хмыкнул. Он сам не поверил, когда получил запрос на место спортивного врача Академии на имя Юри Кацуки. В милом, стеснительном, но толковом враче не узнать того мальчишку, что заражал своим энтузиазмом трибуны. Когда выступал Кацуки, зрители замирали. Это всегда было представление, шоу, любовь и страсть к фигурному катанию в одном флаконе. Мужчина не видел никого, кто так же самозабвенно любил бы лед, как Юри Кацуки. Ну, может быть, эти двое, стоящие рядом. Виктор прикрыл глаза. Перед внутренним взором все еще белоснежный лед и черная одинокая фигурка. Надломленная, с болезненным изгибом бровей, искривленным в отчаянии ртом. Его хотелось обнять, закутать в собственное тело и не отпускать. Раскинутые руки, как предложенные объятия, он отдавал льду всего себя. И плакал беззвучно, без слез на щеках. По утерянным возможностям. - Почему он больше не катается? - Травма позвоночника. В Токио произошла авария, когда он возвращался с Гран-при. Врачи подтвердили, что шансов вернуться на лед нет, если Кацуки не хочет слечь инвалидом после первой же тренировки. То, что он не сдался, не опустил руки, нашел себя... Сила воли Юри завораживала. Вот вам и хрупкая японская лилия! Ему нужен такой человек. В конце концов, на третьем десятке пора подумать о семье, о доме, хочется иметь рядом кого-то, кто поддержит, подхватит, не даст изменить себе. Маккачин не в счет. Юри милый, вежливый, но твердый. У него есть стержень внутри. А поживет еще немного в России, поработает с Фельцманом, сумеет этим стержнем продалбливать головы упрямым фигуристам. Никифоров провел кончиком пальца по губам. Ему уже предложили место еще одного тренера в Академии, почему бы и нет? Будет работать со второй группой, вместе с Яковом сотворит что-нибудь интересненькое из Юрия. Короткий взгляд на мальчишку, высасывающего остатки колы. Сделать бы что-нибудь с его привычкой питаться у Юри.

***

- Эм... Виктор, вы уверены, что нам сюда? - Юри нервно оглядывал убранство ресторана. Виктор с умилением смотрел на спутника. - Разумеется. - Но это... похоже на свидание. - А это и есть свидание, Юри! - Ано? - японское словечко вырвалось бессознательно, как всегда случалось, когда Кацуки волновался. Если бы мог, Виктор умиленно запищал от восторга. Глаза Юри стали больше от удивления, щеки покрыл румянец. Намеков врач не понимает, значит, будем действовать напрямик. Как говорится, мы пойдем другим путем! Кто как не Никифоров умеет пробивать себе дорогу?

***

- Виктор... Никифоров склонился над Кацуки. На фоне светлых простыней милый врач Академии смотрелся просто сногсшибательно. Как там изображают в японских мультиках? Кровь из носа? Два месяца не прошли впустую, до Юри, не в последнюю очередь благодаря прямолинейному, как ракета класса "Земля-воздух" Плисецкому, дошло, чего от него хотят. Виктору срочно пришлось учиться утешать плачущих людей. Впрочем, Юри быстро успокоился, вместе с котами ошарашенными глазами смотрел на скачущего по комнате Никифорова, складывающего его вещи для переезда к фигуристу. Что поделать, если с Кацуки лучше всего действовал принцип муравья: "Хватать и нести". Но сейчас он здесь, под Виктором, мягкий, красивый, нежный, страстный... На кухне кто-то завозился, застучал сковородками и кастрюлями. Юри напрягся, испуганно посмотрел на Виктора, тот скрипнул зубами. Готовил у них Юри, потому ключи пришлось дать одному человеку. Застучали о тарелку нож и вилка, требовательно мяукнул Кацу - взрослый кот. Младшенького назвали Дон, тот, наверное, спал. - Вы там не отвлекайтесь, - Юрий был как всегда прямолинеен. - Я поем и лягу спать на диване. Виктор выдохнул, чтобы не убить будущую звезду одиночного фигурного катания. Поклонники ему этого не простят. - Продолжаем, - шепнул он, вновь наклоняясь к Юри. В темноте спальни глаза того блестели, как агаты. - Но как же Юрий? - Он знает, откуда берутся дети, и как они туда попадают, - безапелляционно произнес Никифоров, специально погромче, чтобы некоторые личности на кухне слышали. - Да-да, не стесняйтесь! Вот ведь мелкая, маленькая сволочь! Виктор предупредил же, чтобы сегодня к ним не совался. У них с Юри первая, можно сказать, брачная, ночь. Виктор подозревал, что если бы попросил Юри, Плисецкий выполнил бы не задумываясь. Да, потом потребовал бы мяса по особому рецепту, но выполнил бы. Когда дело доходило до тренера, вступала врожденная вредность мелкого пакостника. Кацуки удалось отвлечь поцелуем, сладким-сладким, как мед, когда оглушительно хлопнула дверца холодильника. - Юри, у вас сливочный соус закончился! Врач под Никифоровым затрясся от смеха, сам Виктор уткнулся в теплое плечо. Ведь понимал, что сегодня уже ничего не выйдет, но надеялся... надеялся... - Пропиши ему овсянку на неделю, без фруктов, - попросил тихонько Никифоров. Юри улыбнулся, потерся лбом об острый подбородок фигуриста. - Завтра он целый день будет у Лилии, так как у тебя выходной. Виктор оживленно кивнул, однако это не уменьшило желания отомстить жующему сейчас на кухне Плисецкому. Так как из-за него первая романтическая ночь пошла трем котам под хвост!