Испорченный дымом

На улице стоит летняя жара, а у него на душе двухлетняя осень. Все так же холодно, мерзко и противно. Он стоит у знакомого подъезда и вертит в руке только что купленную пачку сигарет. Но покупает он их не для того, чтобы затянуться ядовитым черным дымом, и не для себя, и не для кого-либо еще, а по привычке. По привычке стоял возле подъезда. По привычке вглядывался в темную пустоту улицы. И по привычке думал о том, что этого уже достаточно. Он до дрожи в коленях хотел пойти домой. Дом, от которого лишь одно название и в котором его никто не ждет. Намджун не хотел чтобы все так было, не хотел быть одиноким и брошенным. Просто не хотел. Но не мог признать это. Вдруг если он это признает, то это изменит всю его жизнь?! Перевернет с ног на голову?! Ждать и чувствовать лишь землю под ногами стало для него обыденным делом. Сминая пачку сигарет и бросая ее со всей силой о землю, Джун не смог сдержать слез. Руки пропахли этими сигаретами, но он их не курил. Он их покупал каждый день, и каждый раз не для того, чтобы затянуться, а так, чтобы было. И каждый день у него заканчивался одинаково, будто самый отвратительный и тянущийся, как смола, день, который поставили на повтор. Будто это все на самом деле, просто очень долгий сон. Хотелось бежать и прятаться, но в этом нет смысла. От всего этого не убежишь. От себя не убежишь. И не догонишь то, что упустил. Но попробовать ведь стоило. Размазывая остатки пачки по асфальту ногой, протерев слезы мокрым черным рукавом кофты, он побежал. Побежал в сторону от этого места. В сторону от самого себя. В сторону от того, что вызывало у него приступ рвоты, заглушая свои мысли непостоянной отдышкой и биением сердца. Ноги ватные, лицо покрылось потом, одежда прилипала к телу, но он не останавливался. Ветер дул в лицо, глаза на мокром месте, но он бежал. Бежал так быстро, как и не думал что может. В этот момент он по-настоящему почувствовал, что живет. Намджун уже и не знает, сколько пробежал точно. Дорога впереди полностью пуста, но лишь огни фонарей слепят. Закрыв глаза на бегу, перед ним встал образ улыбающегося и счастливого парня. Парня, которого он потерял и уже не в силах вернуть. Может он и в силах, но может ли? Дыхание участилось, ноги больше не слушались, открыв глаза, он увидел, что прямо на него движется с огромной скоростью нечто со слепящими фарами. Первое, что он подумал, было: "наконец-то", и еле заметная ухмылка выступила на его губах. Пробежав еще немного, Мон услышал, как автомобиль впереди начал издавать истошные противные ушам звуки и парень искривился в лице, затыкая уши руками. Запнувшись о небольшой камень, Джун навернулся вперед, только успев подставить руки. Автомобиль проехал, а он, перевернувшись на спину начал смеяться. Смеяться истерическим смехом. Через мгновение смех превратился в крик полный боли и отчаяния. Как он до такого докатился сам не знает. Сейчас ему очень захотелось затянуться ядовитым черным дымом тех отвратительных сигарет. Медленно поднявшись, он сбросил грязную, насквозь мокрую кофту, отряхнул джинсы и направился дальше в сторону города. Идя по дороге, он стирал и без того стертые подошвы кед и потирал руки от холода. Его мысли были заполнены только тем счастливым парнем. Улыбающимся и счастливым Джином. Ким Сокджином, который всегда был рядом, всегда был счастливым и веселым. Который всегда грел холодные руки Намджуна, который обнимал его чаще чем дышал. Все это ему казалось глупым сейчас. Все, что было тогда с Сокджином ему кажется красивым сном. Сон, который бы он пересматривал всю жизнь. Впереди были видны фонари и уже виднелся ночной город. Что может быть красивей? Джун улыбнулся, остановился, достал телефон из кармана рубашки и вспомнил. Вспомнил, как Джин постоянно портил ему отличные кадры, лез фотографироваться к нему и многие другие моменты, от которых стало сначала очень тепло на душе, а затем очень холодно и мерзко. По сердцу стекало что-то темное, в то же время терпкое и вязкое. Сложно было понять что же это и как от этого избавиться. Время 4 утра. Спать совсем не хотелось. Хотелось лишь наблюдать за медленным восходом солнца. Хотелось слушать звуки леса, которые его успокаивали, и смотреть на ночной город. Намджун не знал, как поступить и просто развернувшись отправился в сторону своего, так называемого дома. Джин так и не выходил из его головы. Сколько бы он не пытался сбежать от воспоминаний, ему не удастся. Никогда. Но до сих пор не понятно, кто же кого преследует, воспоминания Джуна, или все же он преследует их? Он помнит парня из обычных бытовых мелочей. Как тот ему заваривал чай, в самой ненавистной тогда кружке. Которая ныне ему самая нужная. Как Джин грел и "обжигал" кожу Джуна только лишь одним случайным прикосновением, пытаясь всего лишь укрыть того пледом. Те "обожженные" места до сих пор горят адским пламенем. Как Джин крепко спал под боком у Джуна, но старший не мог спокойно спать и постоянно избивал младшего даже не подозревая о том. И Нам очень любил такие моменты. Простые бытовые моменты. С таким нужным и дорогим Джином. Ким Сокджином, которого он так по своему любил. *** Все сейчас раздражало как никогда. Уткнувшись в потолок, Намджун слышал, как город начинает просыпаться. Как просыпаются соседи сверху, и как за окном заводятся машины. А Джун так и не спал. Он все смотрел в потолок и качал спущенной с кровати ногой. И думал, как вся квартира пропахла одеколоном Джина и теми самыми сигаретами. Даже спустя два года запах не выветрился. Или выветрился, просто въелся Джуну так сильно, что он не может расстаться с последним, что осталось от дорогого ему человека. Намджун чувствует, как медленно он проваливается в яму. В яму, которая не имеет дна. Яма полная боли, разочарований и пустоты. Пустота внутри него разрасталась, а боль он запирал в своем худощавом теле. Одни воспоминания о Джине не дают ему полностью сойти с ума, и они же тянут его на дно. Он не мог удалить все те фотографии, что Джин усердно портил, Джун сильно привязался и стал зависим от них, ведь на фотографиях сам кривляющийся и счастливый Сокджин. Сколько бы он не делал новых хороших фотографий, они не получались такими как ему хотелось. И он даже знал почему. На них не было того веселого парня. Все без него было пустым и не интересным. Он так долго пялился в потолок, что наверное просверлил в нем окно в Европу. Джуну дико захотелось затянуться терпким дымом табака и запить все это коньяком, но его остановило отсутствие того и другого. Спустив обе ноги, парень сел на край кровати и от лба провел руками по волосам, тем самым лишь еще больше их растрепывая. Прислушавшись, он не услышал ворчащего Джина на кухне, и не слышал работающий душ, который Ким-старший принимал каждое утро. Он не слышал ничего, кроме топающих сверху соседей. Чувство одиночества его накрыло с головой. Он весь день проторчал дома в полном одиночестве. Ему так не хватало посторонних звуков в доме и постоянных вскриков, но больше всего не хватало самого хёна. Ближе к вечеру, когда на улице зажгли первый фонарь, парень со спокойной душой вышел подышать свежем воздухом. И все снова с самого утра пошло по изношенному сценарию. Ким пошел в магазин, где он покупает сигареты, и после этого сразу же направился к привычному подъезду. Он это делал не осознанно, его просто тянуло к этому месту. Снова пачка сигарет в руках, и пропахшие табаком руки. В этот раз он все-таки поднес сигарету ко рту и прижал ее губами, поджигая зажигалкой. Дым. Отвратительный ядовито-горький запах. Затяжка. И громкий смачный кашель. Организм не может принять это и поэтому отрицает, но Джун откашлявшись только затягивается с еще большим энтузиазмом. И снова кашляет и задыхается этим самым дымом. Задыхается им как хёном. Привыкнув к этому яду, он оглядывает всю ту же пустоту улиц, пуская изо рта серый табачный дым. Выдыхает, как воспоминания и последнее, что оставил за собой Джин. Растоптав докуренную сигарету кедом, он наконец сдвинулся с места и направился прочь. Тишину и пустоту улиц внезапно прервала громкая музыка и звук мотора. Он не обращая внимания шел себе дальше. Но раздражающие звуки приближались. Обернувшись, он увидел то, чего видеть совсем не хотел. Не сейчас. – Мон? – противно тянет скрипучий до тошноты голос. – Куда идем? Ким резко остановился и скривил лицо в так называемую улыбку, и съязвил: – Тебя, блять, трахать, Юнги. – Он так не хотел сейчас разговаривать с кем-либо, особенно с ним. – Мм, как интересно. – И в этот момент раздался дикий хохот. – Присаживайся, прокатимся с ветерком. Желания убежать или врезать этому парню росло, но что-то его толкнуло сесть в эту чертову красную "развалюху". Джун просто смирно сидел и смотрел в окно. Музыка была такой громкой, что знакомые просто орали. Это бесило Мона, но он упорно делал вид, будто не замечает ничего вокруг себя. Достав телефон из кармана, он так крепко его сжал в руках, будто у него его отбирают. Ему этот дряхлый старенький телефон дороже жизни, ведь в нем фотографии. Испорченные Джином фотографии. «Нахера мне все это?» Раздумывая бог знает о чем, его внезапно будто ударило током, что он выронил телефон. Потянувшись за ним, он остановился и застыл, когда услышал одного из парней. – Я тут недавно видел Сокджина с девушкой. – Насмехался все тот же хриплый голос. – Та что белокурая такая? Да, цыпочка еще та. – Добавил кто-то из парней и завалился диким хохотом. – Говорят, что они собираются под алтарь. Слышишь, Намджун, тебе бы тоже повзрослеть. Не выдержав Джун схватил телефон, кинул его обратно в карман. Он не знал как реагировать, радоваться или рыдать. Так не хотелось ничего этого слышать. – Останови машину. ОСТАНОВИ ГОВОРЮ! – Кричал Ким, разрываясь в чувствах. Его колотило и трясло. Знакомый остановил свою "развалюху", дал выйти парню и что-то крикнул тому вдогонку, но Мон не слышал. Он не слышал ничего, кроме своего биения сердца, что так отстукивало ритм в ушах барабанами. Джун не мог поверить, что с хеном все в порядке, что его Джин нашел свое счастье. Но это его обрадовало ровно столько же, сколько и расстроило. Он все понимал. Понимал, что у Сокджина своя собственная жизнь. Но грусть и ревность его пожирали. Хотелось увидеть его, поздравить, сказать спасибо за все, что старший сделал для него. Спросить как он, что нового произошло. Сказать, что у самого ничего нового, ничего не изменилось, что только его в его жизни очень не хватает, не хватает всего того, что было с ними. Но хватит ли смелости подойти? А заговорить? Он боится. Вдруг хен его оттолкнет или пошлет, что тогда? Столько мыслей. Столько боли. Хотелось просто кричать и забыть все это. Джун шаркая стертой подошвой кед, наблюдал, как красный автомобиль удаляется. Он шел медленно, ведь никуда не торопился. В 5 утра уже достаточно светло и так тихо. Нет блядско надоедливых людей и ему это нравилось. Трясучка у парня начала проходить, но мысли о Джине никогда не уйдут. Мон даже начал задумываться о том, чтобы сбежать или сделать вид, что ничего о нем не слышал. Боль пронизала все тело. Та боль, что причиняли ему при мысли о Джине. И все бы ничего, но он продолжал перебирать ногами. Он сам себя перестал узнавать. Нет. Он перестал узнавать себя еще с первой встречи с ним. С той самой встречи, которая испортила ему всю жизнь и фотографии. Но он не имел ничего против, ведь ему нравилось все это. Все больше светало и фонари начали отключать, а он все шел и не торопился. Только зачем шел и куда он не понимал. Голова трещала и ныла, не выдержав, он достал пачку начатых сигарет и зажигалку. Только затянувшись ему стало немного легче, но кашель не проходил. Прогулка ночью его забавляла, он будто единственный человек во вселенной и это ему казалось прекрасным, но это тянулось не так долго, как хотелось бы. В городе все уже шумело и наводило тоску. Намджун просто сидел на скамейке и всматривался в экран телефона, ожидая, что скоро людей поубавится. Но этого не происходило. Людей было слишком много и с каждой минутой их будто становилось на сотню больше. «Ну и где я?» «Самое время пойти домой и...» Среди толпы он услышал знакомый голос. Джун, подскочив, начал оглядываться. «Тебе все это кажется, тебе кажется!» настойчиво повторил себе парень, но продолжал оглядываться. Вот он. Вот то, что он искал. Среди толпы он. Его Джин. Все такой же брюнет и все такой же улыбчивый и радостный. «Ты совсем сбрендил, Ким Намджун!» Его ноги перестали двигаться и дыхание сбилось, Мон не знал что делать. Идти за ним было бы странно. Но лишь увидев его улыбку, он захотел вернуть его. Вернуть все,как было раньше. Но руки и ноги будто окаменели и не двигались. Кислорода было слишком много. Джун задыхался. Земля из под ног совсем ушла. Он остался стоять как вкопанный, лишь смотря как тот, кого он так любит, уходит и теряется среди остальных в толпе. «Кажется, я что-то подобное уже испытывал два года назад.» *** Ежедневные, одинокие, убогие будни доканывала Кима-младшего, но просто взять и все изменить было слишком лень, да и бессмысленно для него. Просверливая уже и дверь в Европу в том самом потолке, он даже ни о чем не задумался, лишь улыбающийся хён перед его глазами и терпкий, горький, серый дым повсюду. В ванной комнате, на кухне, в спальне, в легких. Везде. Этот дым заполонил все и ничего одновременно. Может, он хотел забить этим дымом пустоту внутри, а может просто захотелось, или же ему нравится их вкус, он не знает. Ему и неважно, ведь голова забита совсем не этим. Жара и знойность доставали его и ночью, что бесило. Почесав шею указательным пальцем, он лениво встал с кровати и вышел на балкон. Достав из кармана трико начатую пачку долбанных сигарет, посмотрев на них, Мон без эмоций выкинул их прочь куда-то вниз с балкона. Дыма стало в его жизни слишком много. Также много, как и Сокджина. Цыкнув, он, махнув рукой зашел обратно в комнату. Ширкая тапочками по полу, он направился на кухню. Заварив крепкий чай в той самой кружке, он осознал, что она, как и другие многие вещи слишком душат его. Взяв ее в руку, он хотел было выкинуть ее из окна, но не смог. Он слишком привязался к ней. Матерившись и в слух и про себя, он уселся на стул на кухне, и принялся пить чай из очень неудобной, но родной кружки. Плевать было на все и всех, хотелось лишь чаю и спать. Точно, спать. За последнее время впервые поспать - это то, в чем он так долго нуждался. Кровать ему показалась мягче чем обычно, а одеяло теплее и уютнее. «Что-то изменилось разве?» «Плевать, спать хочу.» *** Проснулся парень только ближе к двум дня. Красиво жить не запретишь. Да и делать было особо нечего, разве что виски глотать, да тосковать. А это разве дело? Нащупав на прикроватной тумбочке плеер с наушниками, он врубил первое что попалось, да еще и на полную громкость. Хотелось оглохнуть или ослепнуть, или и того лучше лишиться памяти. Было бы замечательно с одной стороны, а с другой совсем дурно. Приходилось только слушать музыку, смотреть в окно и вспоминать то, что так съедало его изнутри. Бросив плеер в сторону, он накинул на себя что пришлось и вышел из квартиры. Не хотелось парню смотреть больше в потолок и отлеживать бока. Все, что он сейчас мог, так это идти. Не важно куда, главное идти. Намджун все шел, и все стирал подошвы тех самых кед. Пройдя мимо того самого подъезда, он даже не взглянул на него и направился дальше. Через полтора часа он остановился на против той скамьи, где он услышал Джина. Джун даже не осознавал, что его мысли сейчас не о Джине. Да он даже не знает, о чем он все это время думал. Что с ним, он и сам не понимал сейчас. Сев на скамейку, он просто посмотрел наверх. Небо, оно совершенно чистое, и лишь одинокие лучи солнца светят. Так же как в тот раз, он слышит знакомый до жути голос. Такой родной, сладкий и такой нужный. Он не хотел искать его взглядом и продолжал смотреть в небо. Он боялся принять это, убеждая себя, что это все его воображение и фантазия. «Все это воображение. Человек слышит то, что хочет слышать. Ты уже сходишь с ума. Хватит.» Закрыв глаза руками, чтобы остановить нарастающие слезы, он продолжал слышать голос хена. Здесь так много людей и все разговаривают и шумят, но он продолжает его слышать. Джун не может понять, то ли он сошел с ума, то ли все это взаправду. – Джин, перестань. – Он сказал это так громко, что сам удивился. Он не убирал руки с глаз. Намджун перестал слышать его голос и открыл глаза. На против него стоял он. Его родной Джин. Невинный взгляд, растрепанные волосы, пухлые губы. Это Джин. Это его родной хён. Хён, которого он так любит. Мон уже подумал, что конкретно сходит с ума. Его будто окатили ледяной водой. Все вокруг покрылось черной пеленой, дышать стало невозможно. Всего этого не должно было быть.