Если это не сделаешь ты

Юра сидел на краю кровати, обнимая себя за колени. Обнажённые плечи мелко дрожали то ли от напряжения, то ли от прохлады, которая держалась в комнате из-за приоткрытого окна. Виктор попытался накинуть на изогнутую колесом спину одеяло, но оно тут же соскользнуло с тела, и виной тому была вовсе не небрежность Никифорова. Плисецкий был недоволен и разочарован, ему хотелось собрать свою разбросанную по полу одежду и уйти, но он ведь не какая-нибудь девчонка, чтобы поддаваться своим эмоциям. — И это всё? — тихо спросил он Виктора, даже не повернувшись к нему. — Ч-что, всё? — неуверенно уточнил растерянный Никифоров, сидевший за спиной подростка, проклинающий весь мир за то, что пошёл на поводу у Юры и сотворил то, о чём он попросил. «Если это не сделаешь ты, я уломаю своего одноклассника, уж он-то не будет сомневаться» …Разве Виктор мог доверить это тело и душу какому-то неопытному мальцу? Но как оказалось в итоге — ничего хорошего не вышло. Хотел, как лучше… — Это и есть хвалёный секс? — Юра повернул голову к Виктору, осуждающе зыркнув на него. — Видимо, я не тот человек, с которым тебе могло быть хорошо. В первый раз, — тихо сказал Витя и отвёл печальный взгляд от колючих глаз Плисецкого. — Да причём тут это! — воскликнул Юра, полностью поворачиваясь к собеседнику, усаживаясь по-турецки, совершенно не смущаясь своей наготы. — Что «это», Юра? — теперь уже громче и уверенней сказал Виктор, глядя исключительно в лицо Плисецкому, опусти он взгляд ниже…- Ты хочешь сказать, что удовольствие в сексе никак не зависит от человека, которому ты доверяешь себя? Что неважны чувства, которые ты испытываешь к нему? То есть я для тебя — не больше, чем живое пособие. — Я хотел секса! — выкрикнул Юра. — Ты получил его. Что ещё? — Витя порывисто поднялся с кровати. Нестерпимо хотелось курить, но нельзя. Он подошёл к окну и, закрыв его, так и остался стоять у прозрачной чёрной тюли, глядя в никуда. Не очень приятно чувствовать себя использованным, когда сам вложил все эмоции и чувства в приятный процесс, который по факту оказался всего лишь механикой. Когда надеялся… — Вот именно, что ничего. Херня этот ваш секс. — Ты кончил. — Я могу подрочить и точно так же кончить. Только время трать на все эти отношения. — Какой же ты дурак, Юрочка, — Витя даже улыбнулся. — И я дурак, — он повернулся к Юре и, подойдя к кровати, провел пальцами по нахмуренному лбу Плисецкого, разглаживая злые морщинки, смотрел на красивое юное лицо сверху вниз, любуясь им. Он не собирался больше поучать Юру. Между ними была огромная пропасть: возраст, опыт, различие взглядов, мнений, восприятия простых истин, ощущений, характеров, наконец. — Однажды, ты всё поймёшь, малыш, — словно застывший до этого Плисецкий, услышав такое обращение в свой адрес, фыркнул, избегая очередного прикосновения ласковых пальцев Вити. Никифоров молча оделся и ушёл, оставив Юру наедине с желанным, как ему казалось, одиночеством, унося с собой неповторимые воспоминания о податливости хрупкого тела и тихих стонах. Он не считал Плисецкого неискренним, не думал, что мальчишка соврал о своих впечатлениях, но Витя точно знал, что определённую дозу удовольствия он получил. А ещё он знал, что подобное больше не повторится. К счастью ли?