***
«Расскажи! Расскажи мне еще раз про верхний мир, бабушка!» - просила Льот снова и снова древнюю, как сама земля, служанку. Старая бабка Ланглив вздыхала, вытирая перепачканные узловатые пальцы об апрон, и с неиссякаемым терпением в очередной раз начинала рассказ о светлом мире, полном легких запахов трав, разноголосого пения птиц, горячих солнечных лучей, ладонями ласкающих кожу, и бескрайней свободы. «Но помни, девочка, – строго заканчивала свой рассказ старуха, – только одна попытка дана троллю для того, чтобы зажить в верхнем мире. Только один раз ты можешь принять человеческий облик, и если надгорный мужчина полюбит тебя, остаться такой навсегда. Но берегись: если он откажется на тебе жениться, все будет кончено! Ты никогда больше не сможешь обернуться человеком и выйти на поверхность, иначе солнце или луна немедленно обратят тебя в камень, ибо добры они бывают только к порождениям верхнего мира!»***
Льот подставила лицо косым золотистым лучам, греясь в непривычном, ласковом тепле. «Поистине свеча земли,* – улыбнулась она солнечному колесу, неторопливо выкатывающемуся из-за макушек деревьев. – Неужели же оно и вправду так опасно, опаснее пламени обычной свечки? Как может нечто столь прекрасное и ласковое нести кому-то смерть?» Неподалеку хрустнула ветка, и Льот, встрепенувшись, с наивным бесстрашием уставилась на въехавшего на поляну всадника в добротной, дорого окрашенной одежде, с мечом у левого бедра и тяжелым, непривычно вытянутым щитом, притороченным к седлу. Льот с жадностью изучала рыцаря – а ведь это наверняка был рыцарь! Как же ей повезло! Наверное, он был очень красив. А, может быть, и не был – троллиха плохо разбиралась в человеческой красоте. Ей было все равно. В сущности, какая разница, как ты выглядишь? Дома она считалась красавицей – широкие, мощные плечи, длинные, сильные руки, способные нести корзины с тяжелыми камнями, большой рот и тяжелая нижняя челюсть с острыми, крепкими зубами, говорящие об отменном аппетите и здоровье. Но чем эта красота помогла ей? Сделала ли она ее счастливее? - А ты еще кто такая, девица? Одежды твои богаты, украшения изысканны, но я не вижу возле тебя сопровождающих. Приличной девушке не пристало гулять по лесу в одиночестве. Отвечай, кто ты? Откуда? – голос незнакомца был резок, а речи его излучали тревогу и подозрительность. Льот смешалась. Солгать или ответить правду? Но если сказать правду… не испортит ли она все? - Я… Я – принцесса Льот, – осторожно проговорила она, удивившись про себя, каким нежным и высоким стал ее голос – будто у малого ребенка. Лицо рыцаря разгладилось, а в глазах блеснуло что-то до боли знакомое. В смятении Льот поняла, что именно: то же, что играло во взгляде всех троллей, сватавшихся к ней, дочке короля. Алчность. Что же, может быть, так даже и лучше? Льот есть, что ему предложить. - Принцесса, значит! – всадник как можно учтивее склонил голову и постарался на всякий случай говорить повежливее – а вдруг и вправду принцесса? – Что же привело тебя сюда совсем одну? Тебя настигла беда? Мое имя – герр Маннелиг, и я всецело к твоим услугам! Льот в отчаянии заломила незнакомо тонкие пальцы. «Великая Хозяйка! Как же такими руками можно работать?!» – невольно подумала она. - Мне не требуется помощь, герр рыцарь! – вежливо ответила Льот вслух. Она очень старалась понравиться этому рыцарю. Девушка должна уметь сама справляться с трудностями – так внушали ей с самого детства. Иначе как можно будет позднее доверить ей хозяйство и благополучие мужа? И Льот, обмирая от волнения, продолжала гордо расправлять непривычно узкие, хрупкие плечи. О, конечно же, она лукавила! Никто в мире – и верхнем, и нижнем – не мог бы сейчас оказаться полезнее для принцессы троллей, чем ее новый знакомец. Но ведь не говорить же ему об этом прямо? Или сказать?.. Камни и боги, как же все сложно! - Но… – решив, что терять уже нечего, продолжила она, – возможно, герр рыцарь, я сама смогу помочь вам… - Что это ты такое говоришь? Ты можешь быть для меня полезной? – рыцарь старался говорить важно, но все внутри ликовало от свалившейся на него неслыханной удачи: Господь не оставил Маннелига и ниспослал ему, простому странствующему рыцарю, покровительство знатной особы, возможно, даже королевских кровей! - Я – богатая невеста, герр рыцарь. Человек, взявший меня в жены, получит во владение невиданные сокровища. Скажи мне, Маннелиг, станешь ли ты моим мужем? - И что же за дары ты предлагаешь? – заинтересованно склонился с седла Маннелиг. Он готов был согласиться, не раздумывая ни секунды, да только фамильная гордость – единственное, что досталось ему в наследство – не позволяла вот так легко подчиниться чужому желанию. - Слушай же, герр рыцарь. Выслушай, что может стать твоим уже к закату, и ответь мне только одно слово – да или нет, – Льот набрала в грудь свежего, молодого, чистого до хрустального звона утреннего воздуха, и начала говорить.***
Eder vill jag gifva de qvarnarna tolf Som stå mellan Tillö och Ternö Stenarna de äro af rödaste gull Och hjulen silfverbeslagna Дюжину прекрасных мельниц подарю я, Стоящих меж Тиллю и Терню Жернова тех мельниц из чистой красной меди, Да из серебра их колеса.
«Ты – моя дочь», - устало вздохнул отец. Король Сигрик был по-прежнему могуч телом и цепок умом, несмотря на ставшую почти седой косматую гриву и морщинистую, будто кора старого дуба, кожу. Жесткой, шершавой ладонью обхватив плоское, как мельничный камень, лицо Льот, он криво усмехнулся, показав желтоватые зубы и, резко оттолкнув ее, отвернулся. «Эти мельницы должны были перейти от меня к твоему мужу, и уж поверь мне, девочка, я-то нашел бы тебе партию понадежнее. Но коли уж ты у меня уродилась такой дурищей… Что ж… Твое приданое останется при тебе, троллем ты будешь или этой тонкокостной лягушкой, променявшей родной мир на небесную свечку и вонючие цветы» Льот стояла, боясь пошевелиться, и не знала, благословение ли она слышит или же проклятие.***
- Дюжину прекрасных мельниц ты получишь, герр рыцарь. Богатство, что они тебе принесут, будет неисчислимым.***
Eder vill gifva en skjorta så ny den bästa I lysten att slita Inte är hon sömnad av nål eller trå Men virkat av silket det hvita Принесу в подарок я новую рубашку, Лучше не видели люди. Ни иглой, ни ниткой рубашку ту не шили, Сплетали из белого шелка.
Матушка никогда не уставала. Ее руки с одинаковой легкостью удерживали полные студеной воды деревянные ведра, в каждом из которых могло бы спрятаться по ребенку, и порхали над ткацким станком, быстро, уверенно орудуя челноком. «Эту рубаху нельзя шить иглой. Колдовство пропадет. Смотри и запоминай, Льот» Матушка была немногословна и неласкова, как и отец, грозный король Сигрик. Как жаль, что, уйдя к Вечной Хозяйке, она почти не оставила Льот воспоминаний о себе – ни голоса, ни теплоты и мягкости рук, ни улыбки. Лишь только эту волшебную рубаху. Но отчего-то, пропуская сквозь пальцы нежный, струящийся, белый шелк, Льот улыбалась и светлела лицом.***
«А рубаха-то эта человеку будет велика» – запоздало подумалось Льот, да уж что делать... - Ты получишь волшебную рубашку тончайшего шелка, не оскверненную ни иглой, ни нитью.***
Eder vill jag gifva de gångare tolf Som gå uti rosendelunde Aldrig har det varit någon sadel uppå dem Ej heller betsel uti munnen Отдам тебе я в дар дюжину своих коней, Что пасутся в тенистой долине. Поверь, осёдлан не был ни один из них, Все свободны, как ветер, и ныне.
Кони… Серебряные, пышные гривы, которые нужно разбирать осторожно, пальцами, и ни в коем случае не гребнем. В свете луны они отливают призрачным, как у подземных мхов, пламенем. Крутые, изогнутые шеи, позволяющие коням с земли подбирать просыпанное зерно. Лоснящиеся, упругие бока – под кожей перекатываются могучие мышцы, порой превращающие своих обладателей в ветер, в серебряную неудержимую бурю… Льот часто поднималась ночами с другими молодыми девушками, еще не лишившими себя возможности выходить хотя бы под лунный свет, пасти неукротимый табун. Среди всех особенно люб ей был родившийся вороным и из-за своей масти чуть не пущенный в похлебку горячий и неистовый Коль. Только ее рукам он был покорен, только она могла беззаботно целовать черный с серебристыми лунными проблесками широкий лоб, тереться щекой о теплые, мягкие ноздри. Что будет с ним теперь? Вчерашней ночью она в последний раз вышла с остальными, чтобы попрощаться – и не с густым, тягучим лесным воздухом, не с ласковыми, тонкими пальцами ночного ветерка, причесывающими ее волосы, как она причесывала гривы… А с ним – с Колем. Больше дороги в сумрачную, закрытую от любопытных глаз долину, ей не было. Так или иначе – человеком ли, троллем ли, но отныне Льот туда не попасть. Человек просто не сможет отыскать то укрытое волшебством место, а тролль, окончательно лишившийся защиты от света, обратится в камень, не сделав поверху ни шага. Коль доверчиво тыкался мордой ей в плечо, а Льот гладила упрямую точеную голову и украдкой вытирала о гладкую лошадиную шею слезы.***
- Табун быстрых тонконогих коней ты получишь, герр рыцарь. Ни один из них по сию пору не ведал узды и не покорялся седоку.***
Eder vill jag gifva förgyllande svärd Som klingar utaf femton guldringar Och strida huru I strida vill Stridplatsen skolen i väl vinna Дам я Вам в подарок меч позолоченный, Пятнадцать колец так звенели. Куда Вы захотите, туда он и ударит - С ним выиграешь всякую битву.
Рёкия… Имя просыпалось на сердце горячим каменным крошевом. Рёкия. Всегда верный, всегда надежный. Дослужившись от простого воина-хольдара до начальника королевской стражи, получив от отца Льот в награду за доблесть и преданность волшебный золоченый клинок, он так и не научился гордо задирать нос – ни перед своими воинами, ни перед простыми бондами. А уж рядом с Льот вообще не смел поднять глаз, и не почтение к королевской крови было тому причиной. О, Льот знала… конечно, она знала, что чувствует к ней суровый воин. Но что она могла сделать? Что они оба могли? Единственный путь избежать династического брака – вот он, здесь, под солнцем. Рёкия мог бы ее удержать – он сам этого не знал, но Льот-то знала прекрасно… Если бы только он проявил чуть больше упорства… На глазах Льот половину ее подружек детства грубо, не спрашивая ни мнения, ни позволения, силой увели к себе мужья – и самым наглым достались самые лучшие. Рёкия был не таков, несмотря на всю его смелость. Он всегда терпеливо выслушивал Льот. Ее секреты, наверняка казавшиеся ему детскими и смешными; позже – сменившие их страхи: Льот рассказывала о грядущем замужестве, о мерзких, горящих похотью, жестокостью или жаждой наживы глазах сватавшихся к ней женихов; делилась мечтаниями – о небе, которое, говорят, так высоко, что не достать и не допрыгнуть, и даже с самой высокой скалы не коснуться его рукой; о свете, который поначалу непременно будет слепить и причинять боль, но потом позволит рассмотреть то, чего в их вечном подземном сумраке не увидеть, хоть все глаза выгляди. Рёкия слушал и молчал. Он всегда предпочитал словам действия. Что же ты, Рёкия? Ради него Льот могла бы остаться внизу, навсегда отбросив мысли о наземном просторе. Вот только он решил иначе: молча, как всегда, протянул ей дарованное королем оружие – кощунство! Недопустимый, неуважительный жест по отношению к сюзерену! – и все так же молча развернулся и ушел. Они оба понимали, что больше уже не увидятся: даже если, несмотря на драгоценный дар, принцессу наверху будет ждать неудача, вернувшись домой, Рёкию она уже не застанет: за подобный проступок его ждало в лучшем случае изгнание. В худшем же…***
Льот сжала кулаки. Тонкие человеческие пальцы побелели, будто готовые сломаться, не выдержав порыва чувств своей хозяйки. Нет. Она не проиграет. Слишком высокую цену Льот пришлось заплатить. Как же так случилось, что ее детская мечта внезапно обернулась долгом? И более не было пути назад… - Ты получишь золоченый меч, острее и надежнее любого клинка. Дарует он победу в любой из ярых сеч, ты стяжаешь им славу героя. Так ответь мне теперь: станешь ли ты моим супругом? Отвечай, герр Маннелиг: да или нет? Маннелиг послал коня вперед, его руки уже тянулись к девице, чтобы подхватить ее в седло. Ведь не стала бы она предлагать подобные дары, если бы у нее их не было? Но все же… осторожность требовала уточнить. - Хорошие дары. И я, пожалуй, соглашусь на твое предложение. Но не станет ли возражать твой батюшка? Есть ли у тебя его благословение? - Мой король-отец не желал отпускать меня… – печально промолвила принцесса, но, увидев сожаление и разочарование на лице своего суженого, быстро прибавила, пытаясь успокоить: – Но он не лишал меня наследства! И он не пойдет на тебя и твою страну войной. - Кто же он такой, что может развязать войну ради одной непокорной дочери? – в голосе Маннелига засквозило подозрение. Как бы не хотелось ему стать обладателем всех этих чудесных сокровищ (включая и саму девицу – прекрасную, как солнечный день), Маннелиг никогда не забывал об осторожности, и, верно, поэтому был до сих пор жив. «Солги! Промолчи! Не рассказывай!.. – отчаянно уговаривала себя Льот. – Он не поймет! Он ведь всего лишь человек… Вспомни, чего стоила тебе твоя мечта…» И Льот вспоминала. Коль… Отец, матушка… Рёкия. Они не заслуживают того, чтобы от них вот так вот открещивались. Троллиха закрыла глаза. - Мой отец – король подгорного мира. Я – Льот, принцесса троллей.