Ненавижу

Казалось, всё его тело задеревенело, напряглась каждая мышца, на лбу холодный нервный пот чертил влажные дорожки, а кожа каждой своей клеточкой ощущала на себе склизкое змеиное существо. "Ненавижу," — метались в голове отчаянные мысли. "Ненавижу тебя! Ненавижу!" — ему хотелось кричать, визжать во весь голос, но страх вцепился в горло, поработил последние здравые мысли, потому из него лишь изредка вырывались болезненные всхлипы-полустоны, когда и Слэш, и змея одновременно касались внутренней стороны его бёдер. Слэш – легко-легко, горячо и дразняще, змея – пугающе, холодно, шершаво. Больше всего на свете Эксл ненавидел ожидание и змей. Последних он не только ненавидел, но и боялся, дико боялся. Когда Слэш приглашал его, почему-то именно его посмотреть на своих питомцев, он всегда отказывался, сопровождая это какой-нибудь неловкой шуткой и переводя тему. А сейчас… сейчас ему не помогла бы ни шутка, ни простой отказ. Эксл даже не помнит, как очутился здесь, в этой спальне, связанный, с огромной змеёй под боком. Последнее, что он помнил – они сидели в гостиной дома Слэша одни, обсуждая, кажется, их последний альбом; затем, как кадры – подозрительно затуманившийся взгляд гитариста, резкий удар по голове и темнота. Привело его в чувство тихое шипение прямо над ухом. Он лежал на огромной белоснежной кровати без рубашки, тело обвивала крепкая верёвка, змеиный хвост мучительно щекотал обнажённые соски, а над ним нависал Слэш всё с таким же затуманенным взглядом. Но уже более пугающим и многообещающим, что было ясно – хорошего ожидать не придётся. — Даже не пытайся сопротивляться или орать, — прошипел он, похожий сейчас в своей ипостаси на восточного заклинателя змей. Тугие чёрные кудри оказались слишком рядом с его лицом, которое обдало жарким томным дыханием, — а не то я натравлю её на тебя. Приподними бёдра, Эксл, я предупредил. Унижение и бессилие накрыло его с головой. Змея лежала прямо у его горла, закрывая весь обзор на Слэша, чьи ловкие пальцы быстро расправлялись сначала с пряжкой кожаного ремня, потом с взвизгнувшей молнией кожаных штанов, что были сдернуты сразу вместе с нижним бельём. — Сол, прошу тебя… — О, ты умоляешь? Не бойся, её яд убивает всего лишь за тридцать минут, завещание написать успеешь. Хотелось взвыть, зарыдать, позвать на помощь – хоть и звать было некого, – но кроме тех трёх слов сил ни на что не хватило, лишь на слабые поскуливания в ответ на грубые движения и прикосновения. Когда рука обхватила основание его члена, он лишь рвано, сдавленно выдохнул сквозь зубы, не имея возможности отключиться от мысли, что смертоносные клыки в опасной близости от его беззащитной шеи. "Ненавижу," — Эксл настолько сильно закусил губу, что тоненькая струйка крови побежала по его подбородку. — "Ненавижу-ненавижу-ненави…". Что делал в данный момент Слэш, он не видел. В таком отвратительном положении Эксл не видел ничего, кроме белого, почему-то казавшегося далёким потолка. Он широко раскрытыми глазами смотрел прямо вверх, чувствуя, как в их уголках собирается влага, ощущая подозрительные движения где-то там, в районе паха, слыша будто похоронный звон чужого ремня, перемежающийся с тихим шипением у его ключиц, из-за чего ему казалось, что он сходит с ума. Все его чувства будто разом обострились, нервы были натянуты, как струны. Его ногу вдруг резко вздёрнули вверх, насколько позволяли спущенные до щиколоток штаны, что он увидел собственный кроссовок, и тут… холодные, покрытые смазкой пальцы очутились между его ягодиц. Сжавшая его горло сильная рука предупредила громкий вскрик. Роуз захрипел, с ужасом чувствуя, как палец – которых внезапно стало два, потом три – проник к него, безжалостно растягивая, усиливая неприятные ощущения, а недовольно зашипевшая змея, потревоженная резким жестом хозяина, переползла куда-то вбок, из поля зрения и свернулась, холодной кожей касаясь его плечей и волос. Но в следующие мгновенья всё стало хуже, намного хуже. Эксла пронзила дикая, режущая боль. Его будто разрывало изнутри на части, будто пожирающий огонь захватил нижнюю часть его тела, поднимаясь вверх, будто заглушая едким отравляющим дымом рвущиеся наружу крики. Его накрыло всем и сразу: болью, унижением, отвращением, страхом. Какофония эмоций, ощущений выбивала из него хрипы, сдавленные болезненные стоны, горькие непрошеные слёзы. Он цеплялся связанными руками за изголовье кровати, простыню, пытаясь ослабить энергичность фрикций, но член лишь глубже вбивался в него, причиняя новую, накатывающую динамичными волнами боль; змея, отвратительное, ядовитое существо, снова заползала, разбуженная, на его тело, обвивала горло, отчего безумно скакавший кадык раз за разом ощущал её тяжесть, из-за чего Экслу всё сильнее хотелось взвыть, всё сильнее злобное бессилие одолевало его, но оставалось лишь рвано, в такт движениям выдыхать неродившиеся крики, невидящими из-за слёз глазами смотреть в потолок, не слыша над собой развратные гортанные стоны и собственное имя. — Какой ты, сука, тугой, — рыкнул Слэш, до синяков вцепляясь в узкие бёдра и толкнувшись особенно глубоко. Мученическая гримаса исказила дрожащие губы Эксла, но он ничего не сказал, не плюнул ему в лицо – совершенно не было ни на что сил. Его глаза постепенно закатывались, измученный мозг пытался отключиться, но тяжёлая звонкая пощёчина не дала ему потерять сознание. — Не смей! Я сказал, не смей! Видишь, к чему приводит твоё упрямство? — он наклонился близко-близко, касаясь кончиками горячих пальцев его стянутой веревкой бледной груди, потом удовлетворённо поглаживая по чёрной голове свою питомицу; лица из-за кудрей не было видно, лишь возбуждённо и опасно блестели тёмные омуты-глаза. — Дал бы ты мне раньше, Роуз, — он провёл острым языком по его скуле, собирая солёные капельки пота и слёз, — её бы здесь, может, и не было. Эксл, вновь поднимая свинцовые веки, пронзил его мутным ненавидящим взглядом, чувствуя, как толчки стали активнее, глубже и болезненнее. Слэш, наткнувшись на еле светящиеся глаза, ухмыльнулся и, опустив руку, провёл пальцами между его ягодиц, невольно заставляя выгнуться в пояснице, а мышцы напрячься, сладко сжимая в себе каменный член, и поднял её на свет, демонстративно рассматривая… кровь?! От её вида Эксла замутило. Он боялся крови, особенно своей собственной, потому сейчас чувствовал, что находится на грани срыва. В глазах потемнело. Слэш, будто издеваясь, нарисовал на его щеке две, как у индейца, кровавые полоски, не прекращая ритмично вбивать его в кровать. С ужасом вдохнув тошнотворный металлический запах… Эксл наконец закричал. Закричал так громко, так отчаянно, что у Слэша мгновенно заложило уши, но он и не думал его затыкать. В этом было своё извращенное удовольствие – слушать истеричные нотки в этом диком, животном вое, понимать, что он сам стал причиной этой боли, этого страха, этой ненависти. Наама, потревоженная оглушающими звуками, подняла точёную чёрную голову и недовольно зашипела, из-за чего крик, срывающийся на хрипы, стал ещё громче, пока, измождённый и измученный собственной истерикой, Эксл не потерял сознание. Слэш кончил буквально через пару толчков. Было непривычно, что член не сжимали нервно сокращающиеся мышцы, что ему не сопротивлялись, но бессознательный вид Эксла, пожалуй, ещё более привлекательного со своим смягчившимся лицом, пьянил и возбуждал, как наркотик. — Иди сюда, — Слэш тяжело встал и взял Нааму на руки. Развязывать или приводить Эксла в чувства он не собирался. Последний раз взглянул на рыжего красавца, лежащего в неестественной, неудобной позе, с заломленными за голову связанными руками, с искусанными губами, приоткрытыми будто в беззвучном крике, с чуть подрагивающими ресницами на упокоено закрытых веках. Он быстро натянул штаны, не стал даже застёгивать ремень и зашагал на второй этаж, в свою основную спальню, про себя отмечая, что удовлетворён. И спокоен, хоть и сердце до сих пор бешено стучало от недавнего оргазма. Этот засранец не поддавался на его попытки заманить к себе почти весь год, а сейчас всё получилось именно так, как он хотел. Хотя, быть может, не самым честным способом… он усмехнулся. Что ж, на войне все средства хороши. Утро наступило, казалось, даже слишком быстро. Оно ознаменовалось тянущей болью по всему телу, затёкшими конечностями и омерзительными хлюпающими ощущениями в заднице. Эксл еле приподнял ноющую голову и, увидев розоватое пятно между бёдер – кровь весьма неприятным способом смешалась со спермой, – со стоном повалился обратно. Ему бы очень хотелось убедить себя, что ничего не помнит – а значит, этого и не было, ничего не произошло, – но яркие картинки прошедшей ночи говорили сами за себя. На него с новой силой навалилось унижение, из-за чего его щёки залились краской. Хотелось выколоть себе глаза, чтобы не видеть своё связанное, использованное тело в подсохшей луже собственной крови и чужой спермы, отключить все нервные окончания, чтобы не чувствовать его, чтобы не чувствовать абсолютно ничего. Но чувства и ощущения вновь накатывали, душили и не отпускали. Верёвки поддались на удивление легко. Эксл еле встал на ноги, чуть вновь не упав от головокружения, с отвращением натянул нижнее бельё, штаны, чувствуя, как тоненькая тягучая струйка стекает по его бедру, впитываясь в ткань. Поморщившись, приказал себе не думать об этом. Где-то здесь должна быть ванная. Вот, вторая дверь слева по коридору, точно. Из-за отражения в зеркале его затошнило. Спутанные сальные волосы, острый, затравленный взгляд покрасневших и мутных со сна глаз и кровавые полоски на щеках. Отрегулировав температуру воды, встал под горячий душ, сбросив с себя осточертевшую испачканную одежду. Смыть, смыть с себя всю грязь, все пульсирующие ощущения. Тёплые расслабляющие струи били по дрожащим плечам. Он не помнил, сколько простоял там, с извращенным мазохизмом наблюдая полосы окрасившейся воды, убегающей в водосток. Её стук стал для Эксла белым шумом, оттеняющим мысли. Поэтому он не хотел выходить.

***

Сегодняшний выпуск газеты был невероятно скучен. Слэш широко зевнул, сетуя на недостаток сна и кофеина в крови, и перевернул страницу на кроссворды. Наама, лежащая на его плечах, вдруг настороженно подняла голову. Послышались быстрые шаги, почему-то замершие у самой кухонной двери. Слэш лишь тихо хмыкнул и взял ручку, чтобы вписать слово. — Ты! — дверь вдруг распахнулась, оглушительно треснувшись о стену. В проёме стоял взбешённый Эксл. С мокрых волос уже натекла небольшая лужица, капля за каплей норовили пробежать по его искажённым гневом чертам. Слэш не выдержал и хохотнул – уж очень потешно это смотрелось вкупе с невинно-белым махровым халатом. Лицо Эксла перекосило ещё больше. — Ты, сука, ещё смеёшься! Тварь, использовал меня, как последнюю шлюху, а теперь ты смеёшься? — голос сорвался на пронзительный фальцет, его самого так трясло, что Слэшу казалось, что у него вот-вот пойдёт пена изо рта, и он повалится в припадке на пол. Эксл внезапно метнулся к стойке, выхватил кухонный нож и подскочил к нему, по инерции отпрянувшему, почти вплотную. — Я убью тебя, понял, я убью тебя! Его зрачки вдруг расширились. Нож выпал из дёрнувшейся руки, он отошёл на шаг, на два. В глазах плескался внезапно парализовавший его страх, мгновенно вытеснивший все остальные эмоции. Он сжал зубы, чтобы не завопить. Змея. Снова. Так ужасающе близко. — Теперь ты не такой смелый, м? — Слэш, всё ещё с опаской поглядывая на острую сталь ножа, недовольно сморщил нос и тряхнул головой, откидывая с лица кудри. — Зарываешься, Эксл, сам-то осознаёшь? — Наама переползла по его руке на стол и свернулась иссиня-чёрными кольцами, с шипением высунув двухконечный язык, отчего губы Эксла задрожали. Он сделал ещё пару шагов назад, к двери, не отводя взгляда от обнажившихся смертоносных клыков. — Ненавижу, — еле слышно прошептал он, резко бледнея. — Ненавижу тебя. Дверь громко захлопнулась. За ней послышались сдавленные рыдания, обессиленное тело сползло по стене на пол. Слэш осклабился и погладил по голове свою любимицу, предчувствуя, что его ожидает ещё очень много веселья. Ведь его главное оружие было при себе.