В тишине

В тишине офиса нет места звукам ярче, чем шепот листьев. Они так же неуместны, как и глупого вида дух. От него исходит зеленое свечение, больно режущее усталые глаза Рейгена, которые мужчина прячет за ладонью. Он проводит стертыми временем подушечками пальцев по нежным векам, сгоняя складки кожи в уголки, и пальцы мягко соскальзывают, теряя тепло, даримое гладкой поверхностью. Каждый вздох на вес золота; замысловатые движения рук, семнадцать мускулов, растягивающих губы в улыбке, резкий выдох, не слышимое никем ускоренное биение сердца. В офисе, где в беззвучном танце вихря движутся мысли и тонкие красные нити, нет никого кроме одного человека, одиноко сидящего у окна на скрипучем стуле. Духа не существует, он абсолютно нематериален, вот только он говорит, он умеет шутить, он знает, как выводить из себя. И как убивать любую веру. Но это не останавливает Рейгена, так отчаянно ищущего лишний звук, заполняющий офис вибрацией смеха. Он восстает из пепла. Экубо вырывается из песка, который медленно сыпется с его плотного плаща. Он встает на ноги, слабо шатаясь из стороны в сторону, и смотрит вперед сквозь огромные колонны из мощного камня. Шаг, второй: он выходит из убежища, чувствуя, как слабый ветер касается его красной щеки. Песок расстилается перед ним, ярко сверкая золотом на солнце, будто и не грязь, не осколки камней, а прекрасное в своем совершенстве произведение искусства великого творца. Экубо ставит ногу в плотном ботинке на песок. Из низа исходит жара – раскаленное ядро, спрятанное за парой тонн песчинок. Дух поднимает взгляд вверх, на огромную гору, скрывающую за собой пламенное солнце пустыни. И Экубо хочет забраться наверх, чтобы достигнуть своей цели – мирового господства, и эта вершина – это то, что он так долго искал. Грубые руки приглаживают короткие черные волосы. В отражении зеркала Экубо в этом теле выглядит прекрасно, как настоящее божество, только в материи, в своем лживом, но приятном глазу виде. Дух знает, что Аратака не сможет не оценить идеально сидящий темный костюм, вычищенные до блеска черные ботинки, гладко выбритый подбородок и гордый взгляд. И Экубо ни за что не скажет ему, сколько времени он потратил, чтобы довести свой внешний вид до подобного идеала. Ни соринки, ни пушинки, ни изъяна – он идеален снаружи и внутри, как приковывающая к себе внимание ребенка сверкающая фигурка, только настоящий человек, настоящий Бог. Все происходит быстро: раскрытая дверь, шаг в комнату, поворот головы и расширяющиеся зрачки. Экубо считает секунды, разглядывая светлое лицо, на котором медленно меняется выражение. Две секунды – удивление, пять секунд – настороженность, шесть секунд – глаза бегают по офису, двенадцать секунд – хмурый взгляд полный хрупкого стекла. Рейген зло шепчет, пытаясь не нарушать тишину звона листьев, шепчет, что дух отвратителен, что он ужасен. И что нет ничего подлее и гнуснее, чем использование чужого тела. Хрусталь падает вниз, разбиваясь вдребезги и задевая мягкую кожу Экубо, оставляя царапинки. Они все точно заживут, испарятся как негодование, страх и дрожь, проходящая по телу. Дух выходит из офиса, после чего напрягает мышцы на все сто, убегая вперед. Пар – первое, что видит Рейген. Он выходит из горячего рта, когда мужчина открывает глаза. На светлых ресничках застыли снежинки, а синие губы раскрываются в жадном желании вздохнуть. Взгляд бежит по невысокому потолку и стенам абсолютно ледяной пещеры, внутри которых опасно застыла разная живность. Аратака поднимается на ноги, светлой макушкой задевая потолок, внутри которого обездвижено молит о спасении акула. Огромная, белая. Рейген касается дрожащим пальцем льда, извиняясь перед существом. А потом его отвлекает внезапное тепло. Мужчина смотрит по сторонам, но не понимает в чем именно дело. Его окружает голубизна замерзшей воды, но жаркая нить тянется из единственного хода из огромного ледяного купола, и Аратака опасливо косится на нее. Близкая, теплая, дарующая надежду. Рейген отшатывается от нее, в страхе моля о спасении. Он не любит такое, он не привык к такому. Он даже знать не хочет, что именно от него хочет яркая нить, окружающая его со всех сторон, поэтому Аратака сворачивается в клубок и кричит из-за всех сил, говорит оставить его в покое, шепчет, что не хочет ничего видеть. Ему нравится в этом ледяном куполе полном застывшей во времени флоре и фауне. Рейген не любит тепло, оно обжигает, если подпустить его слишком близко. И нить испаряется, не оставляя от себя ни следа. Аратака распластывается на холодном льду, закутываясь в темный плащ и счастливо улыбаясь. Он не даст обману заполнить себя. Здесь, в этой сказке вокруг, он самый счастливый на свете человек. И холод шепчет ему ласковые слова на ухо, пока Рейген хлопает белоснежными ресницами, рассматривая пар, уходящий в воздух. И когда мужчина закрывает глаза, под холодными веками загорается яркое золотое пламя, бегущее по всему телу. Аратака с придыханием вскакивает, больно ударяясь об потолок купола. Он смотрит и ищет яркую нить как наркотик, но ее нигде нет. Рейген глубоко вздыхает и еще раз повторяет себе все причины, по которым он не должен выходить из своего родного дома. А потом он движется к ходу из купола, а застывшие на века рыбы провожают его печальным взглядом. Рейген подает голос. Говорит, что сегодня осьминог особенно хорош. Морозная погода в Японии настолько приятна, мягка и великолепна, что это лучший период для такояки. Соус превосходит какие-либо ожидания, а его сочетание с мясом морского животного дарит эстетическое наслаждение высшей степени. Аратака говорит это все в пустое пространство перед ним, окруженное четырьмя стенами. Здесь никого нет, но мужчина не сдается. Он рассказывает, как у него прошел день, что он ел на завтрак, нарушая негласное правило абсолютной тишины. Это никак не спасает от всепоглощающего одиночества. Рейген одинок не был. И в этом забытом кем-либо месте он не один. Вот только собеседник не подает голос, уклончиво направляя взгляд в кипу неразобранных бумаг. У Экубо нет никакого желания поддерживать разговор, и он молчит, дрейфуя в плотном воздухе офиса. И тишь вновь поглощает это место. Экубо смотрит на гору, останавливаясь прямо перед подножием. Песок бьет ему в глаза, и он смотрит на огромную бурю, подбирающуюся к месту, через которое ему нужно пройти. Нет, решает он, разворачиваясь в абсолютной уверенности. Дух идет обратно, аккуратно наступая на свои же шаги, медленно засыпающиеся неспокойным песком. Экубо не хочет рисковать жизнью ради того, в чем он даже не уверен. Буря подбирается к месту, где он только-только стоял, но не уходит никуда дальше, паразитируя на песке, подбрасываемым излишне сильными порывами. Дух безразлично глядит вверх, на вершину, которую он бросил, но внимательный глаз замечает яркую звезду, светящую прямо там, на самом кончике. Приоткрывая рот, Экубо пораженно разворачивается и смотрит на абсолютное чудо, видимое даже сквозь летающий повсюду песок. Он защищает глаза руками и плащом, продолжая вглядываться в зовущий его яркий белоснежный свет, полностью исчезающий в огромных песочных взрывах. Экубо проводит пересохшим языком по тонким губам, после чего завязывает плащ вокруг своей шеи потуже, входя в огромную бурю. Маленькие осколки камней больно бьют, но исчезнувший свет зовет его, придавая силы. И даже осознание того, что этот путь слишком долгий и, возможно, тупиковый, эта звезда наверху стоит любой попытки. Даже самой жалкой и бесполезной. И Экубо продолжает свой медленный восход. Жадный вздох, с которым Рейген отрывается от чашки чая, привлекает внимание Экубо, так непривычно близкого к человеку. Впервые за несколько дней. Они все еще не говорят, только Аратака может позволить себе несколько монологов, но дух молчит, чаще всего отводя взгляд в сторону. Но сейчас они непотребно близко, и Рейген не решается говорить, не позволяет себе делать неловких движений, старается не привлекать много внимания. Но он непроизвольно делает это, уже полностью заполнив все мысли духа. Экубо пролетает над рукой человека в такой близости, что Аратака вздрагивает, но все же молчит. После этого дух приближается к плечу, к щеке, бесполезно вглядываясь в экран перед экстрасенсом. Там нет ничего, что его интересует, потому что объект всего его внимания в паре сантиметров. И дух хочет коснуться его до боли во всем его маленьком существе, но он просто не может это сделать. Потому что он нематериален. Рейген ловко печатает на клавиатуре, строча что-то на белом экране перед собой. Экубо закрывает глаза, вслушиваясь в звук клавиш, в удары по ним длинными пальцами, в собственное эгоистичное желание хотя бы мягко, но дотронуться до Аратаки. Своим телом, своими силами, собой. А потом он поднимает веки, и взгляд невольно падает на написанные на белом экране слова: хочешь прогуляться? Экубо удивленно поворачивается к Рейгену, рассматривая в неприличной близости его спокойное дыхание, треснувшие в нескольких местах губы, дергающийся кадык и светлые, такие светлые-светлые ресницы. Духу кажется, что его поглощает что-то ужасно страшное, но он даже не протестует. Застывшие потоки воды расстилаются по пути, пока Рейген перебирает ногами, рукой проводя по синеве окружающих его стен. Сквозь особо неплотные куски льда свет видится ярким как путеводная нить. Но она не такая, она холодная. Это то, что Аратаке хочется любить, но нечто обжигающе светлое зарождается в нем – семена яркой нити раскрываются внутри его тела, питая и мысли, и чувства, и тело. Дорога обрывается огромным ущельем, ход через которое проходит по тонкому слою льда, опасно тянущемуся от одного края до другого. Рейген касается пальцами белоснежной тропы, и поджилки жалостливо трясутся внутри него. Он не чувствовал подобного так давно, что вся эта ситуация начинает его безумно пугать. Это того не стоит, говорит он себе. Никто бы не стал рисковать своей жизнью ради чего-то неизвестного. Никто бы не стал рисковать жизнью ради него самого… Аратака ставит ногу на абсолютно не дающую веру ни на что хорошее тропинку, хватая синими губами побольше воздуха. Никто бы не решился положить жизнь на неизведанное, но нить или не нить, на это Рейген уже наплевал, кричит его имя, резонируя со светом внутри груди мужчины, дарующим уверенность. И Аратака делает первый шаг. Высокие брокколи накрывают весь город огромной тенью, и здесь, в темноте, Рейген испуганно дергается от любого звука. Не стоило врать Мобу, что он, якобы, стал зависим от древа. Аратака искренне пытался спасти мальчика, но сделал только хуже. Мужчина смотрит на брокколи, чувствуя всю скопившуюся усталость внутри себя. В кого он верил? На кого он рассчитывал? Во что он ввязался? Вихрь мыслей окутывает его с головы до ног, разгоняя по венам кровь, а по альвеолам обжигающий кислород. Бессмысленно сражаться против того, кому ты доверился, но Рейген никогда не относил себя к нормальным людям. Он перестал верить в то, что он человек, когда впервые вгляделся в зеленый комок энергии, лежа на кровати, и подумал: «а он красивый». Второй шаг. Тропинка из льда кряхтит под его весом, но Аратака бежит вперед по разрушенному городу прямо к брокколи, желая попасть туда. Потому что Рейген знает, что ему страшно умирать, он ужасно хочет жить, но любопытство губит кошку, а Аратака поскальзывается на ледяной тропинке, пальцами ухватываясь за другой край ущелья, пока лед медленно летит вниз, в бездну синевы. Отхаркивая песок, Экубо падает на землю, закрывая уставшие глаза. Все тело ноет, а алые круги на щеках жгут. Взрывы звуков окружают его, поглощая в своей безумной манере, и дух начинает улавливать неровную мелодию пустыни, завывающей в своем великолепии. Он хочет похлопать и сказать ей, насколько она прекрасна, но тело не слушается. Экубо приходит в себя через какое-то время, когда яркая звезда оказывается прямо перед ним, на ухо шепча ласковые: Я доверяю тебе, Я рассчитываю на тебя, Я вверяю тебе свою судьбу. Но это все не слова – будто бы жесты. Грациозные, не лишенные экспрессии. Дух дрожащей рукой тянется к звезде, которая растворяется в воздухе, открывая перед собой прекрасный вид на золото пустыни. Огромные просторы его мира видны с одной только вершины. Великолепно. Но бесполезно. Боль разочарования паразитирует в нем, когда он слышит что-то странное, исходящее из совсем маленького и темного хода, начинающегося прямо рядом с ним. Рейген кусает нижнюю губу, когда он наконец-то оказывается на другой стороне. Сердце бешено бьется, а раненные белоснежные руки окрашиваются в ярко-красный – совсем необычный цвет для голубизны этой пещеры. Аратака встает на ноги, глотая слезы, после чего идет вперед, к стене, вверху которой, кажется, есть ход. Он забирается по брокколи, оставляя размазанные кровавые отпечатки, но его это не волнует. Боль становится его верным спутником. Под сенью зеленых ростков Рейген продолжается тянуться вперед к вершине. И выше, и выше. И множество электрических мурашек проходят по спине, когда он чувствует ладонью твердую горизонтальную поверхность. Экубо поправляет плащ, подходя к темному ходу, из которого, как ему кажется, его кто-то зовет. Очень холодно. Дух наклоняется ровно в тот момент, когда из пещеры в отвратительном напряжении пытается вылезти человек в черном плаще. Рейген со страдальческим стоном протягивает руку вперед за спасением, и его глаза расширяются, стоит ему почувствовать чьи-то горячие пальцы, крепко держащие его за запястье. Экубо вытягивает Рейгена на гладкую поверхность брокколи в своем зеленом теле, созданным его силами. Аратака глядит на него, так сильно похожего на Моба, и не может оторваться. Губы дрожат, и он глубоко вздыхает, пытаясь найти какую-то стабильность. Хоть что-то. Рейген поднимается, касаясь его руки, после чего они с минуту смотрят друг на друга в абсолютной тишине, так привычно окружающей их. Песок замолкает. Крики и мольбы людей замолкают. Они поворачивают головы в сторону небольшого пробела в брокколи, и Аратака замечает золото пустыни, не похожее ни на что, что он видел до этого. Разрушенные здания, поглощенные ростками, превращающимися в бесполезные глыбы. И тишина. А потом раздается какофония звуков, бьет буря чувств, и по щеке течет что-то немного холодное, наверное, слеза.