Дом с заснеженной аллеей

      Виктор любит Москву. Яркая, гудящая, словно разноцветный улей, она ему под стать — он ведь так обожает жизнь с её судьбоносными поворотами и фейерверками эмоций. Наверное, поэтому он тут только приездами. Ведь страшно, даже жутко. Порой кажется, что этот город может выпить его до дна, высушить своим бешеным ритмом. Его жизнь будет яркой, но чем она будет отличаться от жизни редкой бабочки, которая может прожить всего лишь один день?       Спокойный и чинный Питер роднее, и Виктор даёт себе слово обязательно свозить туда Юри. Вот пройдёт сейчас и этот отборочный этап Гран-При — и сразу туда. Домой.       Но и Москва — дом, его небольшая частичка, и Юри старательно и с восторгом пытается впитать её в себя, начиная с громадного Шереметьево и заканчивая молоденькой скрипачкой в метро. Жаль, так мало времени на всё — у них всего лишь сутки перед первым днём, за который показать все-все-все необычные и обожаемые места просто невозможно, но Виктор и не грустит. Главное — одно. Такое почти что родное и очень любимое.       Юри смешно и немного неуверенно повторяет «Эру... Митажу?», и Виктор с улыбкой натягивает ему шарф аж на нос. Катки в саду «Эрмитаж» всегда были его любимым уголком, прекрасным и волшебным. Над искусственным катком величественно возвышалась изящная арка с гирляндами, переливающимися в свете ярких цветных прожекторов, а со сказочных аллей естественного катка никогда не хотелось уходить. Только скользить, наслаждаться атмосферой ажурного снежного волшебства и чувствовать себя ребёнком. Скинуть маску знаменитого и самовлюблённого Виктора Никифорова и побыть восхищённым мальчишкой Витей, обожающим, как поскрипывает лёд под лезвиями коньков.       Шесть вечера — самое отличное время, когда сумерки закрывают мягкими лапами небо и приоткрывают дверь в сказку без масок. Заснеженные деревья, стражи аллей, украшены гирляндами, меж небольших елей прячутся яркие фонарики, и лёд — как раскраска, весь в разноцветных отблесках-мазках. Сумерки — хорошие помощники, Виктору совсем не хочется, чтобы их отдых превратился в очередное интервью, но он волновался зря. Тёплая куртка с капюшоном с меховой опушкой — отличная маскировка, а на Юри, замотанного в яркий шарф так, что видно только поблёскивающие, как у бельчонка, глаза, вообще не обращают внимания. В этом парке давно уже действует правило не мешать чужой романтике, ведь в любое время года здесь ищут именно её, загадывают желание у вроде как волшебной скульптуры в виде обычного сердца, но всегда ответят улыбкой на улыбку и с энтузиазмом примут идею прокатиться «паровозиком».       Лёгкий морозец немного щиплет нос, а меж рёбер растекается тепло — от обжигающего яблочного глинтвейна и этой самой необыкновенной атмосферы. Юри уверенно обхватывает ладонь Виктора своей и крепко переплетает пальцы. Это так смущающе, особенно под мягкую музыку, разносящуюся над всем садом, и любопытные взгляды некоторых парочек.       В последнее время Юри делает очень много смущающих вещей. В искусстве соблазнения он оказался тоже замечательным учеником, и Виктор уже шутит, что скоро Юри его в этом переплюнет.       Сейчас Юри восхищённо и так соблазнительно блестит глазами и сопит в шарф. Он расслабленно вжимается в грудь Виктора спиной, когда они делают передышку и замирают у резной заснеженной беседки, и Виктор уже привычным движением сцепляет ладони на его животе.       — Нравится? — мурлыкает он, и Юри завороженно кивает и немного ёрзает, стараясь прижаться к нему как можно крепче. Стоя на коньках это сделать не так уж просто, и они чуть не шлёпаются на лёд.       И Виктор смеётся когда-то почти забытым лёгким смехом мальчишки Вити. ***       Весть о болезни Макачина оглушает ударом об лёд и прорывает колючим морозным крошевом в лёгкие, где тут же разрастается ледяной коркой. Под ней поскуливает частичка души испуганного мальчишки Вити, для которого Макачин — единственный верный друг. Виктор теряется, вернуть привычную маску победителя всего и вся не так-то просто. Страшно — вдруг его ужас перекинется на Юри, у которого впереди ещё одно сложное и важное выступление.       — Езжай. Я справлюсь, — Юри повторяет это снова, и пусть Виктор уже согласился, уже уговорил опешившего Якова побыть тренером Юри на один день — всё равно сложно всё это принять.       — Я вернусь. Я успею. Я... я приеду и увижу твоё выступление. А потом, как вчера, мы пойдём в сад, на каток. Я обещаю.       — Я знаю. Я верю в это, — шепчет Юри куда-то ему в шею, скользит губами по коже, и цепкая ледяная хватка беспокойства немного ослабевает меж рёбер.       — Верю, — эхом отзывается Виктор и заполошно целует тёплую щёку. — В тебя верю.       Да, он верит. Верит в то, что вместе с Юри они справятся со всем. Даже сейчас, когда их разделит расстояние в целую страну и немного больше. Вера — она объединит. Ведь она — их особая волшебная аллея в загадочном заснеженном саду, вход в который Виктор искал так долго и наконец-то нашёл — в далёкой Японии, которая тоже стала частичкой дома.       Хотя теперь его дом всегда будет там, где Юри. И он уже скоро к нему вернётся.