Orange hoodie

Санс, устало вздохнув, поставил тяжелую корзину с бельем возле стиральной машины. За эту неделю накопилось достаточно грязной одежды, поэтому придется потратить почти весь день, чтобы рассортировать белье и все перестирать. Санс раскидывал вещи по цветам и в середине корзины увидел толстовку Папайруса. Он даже не заметил, как брат кинул ее в стирку (вообще удивительно, что она здесь) и не сказал об этом ни слова, ведь обычно Санс тут же стирал такие вещи. Толстовка была в состоянии, которое ярко описывало Папайруса: повсюду темнели пятна от меда, некоторые в совсем неожиданных местах; вокруг рукавов серые следы от случайно попавшего пепла; было еще несколько странных пятен разного цвета, выяснять происхождение которых Санс не захотел. Однако он продолжал смотреть на оранжевую толстовку брата, а в голове вновь начали всплывать забытые фантазии. Санс тряхнул головой, кинул толстовку к цветным вещам и продолжил разбирать корзину. Он не должен давать таким мыслям существовать, он не должен поддерживать и греть их в своей голове. Он ведь любит и ценит своего брата, поэтому не имеет права портить их доверительные отношения своими глупыми фантазиями. Санс верил, что наваждение рано или поздно пройдет, но прошло уже больше полугода, а он все также рьяно хочет стать с Папайрусом больше, чем братьями. Наваждение никуда не ушло, нет, оно, напротив, планомерно разогревалось в груди, давя на сознание более смелыми и красочными картинами. От воспоминаний на лице Санса непроизвольно проступил голубой румянец. Взгляд снова вернулся к толстовке. Санс смотрел на нее, распластанную на куче белья, и боролся с желанием схватить, чтобы вдохнуть любимый запах полной грудью. Он до сумасшествия хотел почувствовать Папайруса. Рука сама потянулась к толстовке. Теперь Санс держал ее перед собой, и его все сильнее одолевали непристойные мысли. Он не выдержал, прижал толстовку к груди и лицу и вдохнул драгоценный запах: полный сигаретного дыма, полный сладкого меда, полный родного и такого любимого тепла Папайруса. Запах сводил с ума, он приносил радость, он дарил наслаждение, он рождал желание. Санс не мог насытиться, вдыхая запах вновь и вновь. Он закрыл глаза, и перед ним тут же возник Папайрус, который обнимает его, крепко прижимая к своей груди, затем касается зубами сначала лба, а потом спускается ниже, чтобы… Санс распахнул глаза и тут же пристыдил себя. Он не должен о таком думать, это неправильно… но он так хочет этого. С каждым днем Санс все меньше боролся со своими желаниями: он просто хотел свой маленький кусочек счастья. Внезапно Санс почувствовал, как в штанах сконцентрировался знакомый жар. Он посмотрел на свой таз и увидел, как сквозь ткань пробивается голубое свечение. Санс тяжело вздохнул, не в первый раз сталкиваясь с такой реакцией, когда он начинает думать о Папайрусе и о том, что они могли бы сделать. Такое возбуждение было сложно игнорировать: оно очень быстро пожирало тебя изнутри и сводило с ума. Санс, все еще держа толстовку в руках, сел на крышку туалета и приспустил штаны, оголяя сияющий член. Ему было очень и очень стыдно, но он ничего не мог с собой поделать. Это было выше его сил. Санс обхватил стоящий член и начал медленно двигать рукой. Желание тут же завибрировало в тазу и начало медленно расползаться по всем костям: подниматься вверх по позвоночнику, расходиться по ребрам в обе стороны, заполнять голову. Санс не сдержался, желая окружить себя запахом брата, поэтому надел толстовку и буквально утонул в ней: она была такая большая и окутывала тело нежным, ласковым коконом. Санс представил, как Папайрус подходит и обнимает его со спины, как его руки гладят ребра, а потом медленно спускаются ниже, чтобы взять… Санс тихо вскрикнул, слишком сильно сжав член от этой мысли. Ему нравилось, как чувствовало себя его тело: как оно наполнялось приятной негой, как пульсировало и жгло в костях возбуждение. Санс больше не мог себя сдерживать, он хотел насладиться происходящим, поэтому спустил рукава толстовки на ладони. Одну руку он вернул на член, представляя, что мягкое прикосновение ткани – это прикосновения Папайруса, который хочет порадовать своего любимого брата. Второй рукой Санс прикрыл рот, чтобы не стонать в голос. Он вновь закрыл глаза, продолжая вдыхать сильный запах, отчего видения полностью наводнили его голову, разжигая желание до уровня пожара. Санс активно двигал рукой, представляя, как Папайрус также двигает своей большой и теплой ладонью по его члену, желая довести брата до исступления. Дальше сознание начинает подкидывать другие картины: как Папайрус опускается на колени и мягко вбирает в себя голубой член. Санс протяжно застонал в рукав от этой мысли. Душа его стала трепетать и вибрировать от удовольствия, а сам он заерзал на теплом пластиковом сидении, не зная, как удержать себя от переполняющего удовольствия. Вот Папайрус задвигал головой быстрее, и Санс выгнулся в мечтах и наяву, запрокидывая голову назад. Он дышал тяжело и заполошно, он хотел еще, но ему было тяжело держать наслаждение в себе, он хотел освободиться. Он хотел кончить. Санс прикусил рукав толстовки и задвигал рукой сильнее, подкатывающая разрядка уже покалывала кончики пальцев ног. - П-па…п-пи… - совсем тихо простонал Санс, дрожа от удовольствия. Вот Папайрус внезапно отстранился, заставляя Санса поднять жалостливые и жаждущие глаза, но только для того, чтобы приспустить штаны, демонстрируя брату большой и светящийся член, вид которого очаровывал и завораживал. Папайрус навис сверху и положил ноги Санса к себе на плечи. Он смотрел на брата с непередаваемой нежностью, а потом толкнулся вперед, заставляя Санса закричать от удовольствия. Санс не выдержал и кончил с протяжным заглушенным стоном, изливаясь в рукав толстовки, чтобы не запачкать пол и коврик в ванной. Тело расслабилось, а сам Санс навалился на бочок унитаза, пытаясь отдышаться после мощного оргазма. Его голова кружилась, а видения медленно таяли в горячем сознании. Теперь на смену удовольствию и грешному наслаждению пришли стыд, позор и болезненное осознание реальности. Это были всего лишь сладкие мечты Санса, на самом деле ничего не происходило, Папайруса не было здесь. Только его толстовка и чудный запах на ней. Санс с неохотой поднялся, борясь с тянущей и немного болезненной усталостью во всем теле, медленно стянул толстовку, взглянул на позорное пятно, что он оставил, и кинул ее в первую партию для стирки. Совесть сгрызала его. Он не должен больше так делать. «Это неправильно», - в сотый, если не в тысячный раз напоминал себе Санс. В ванной загудела стиральная машинка, Санс продолжил сортировать вещи, а в едва приоткрытой двери в ванную мелькнула тень, которая лениво отлипла от стены и пошла прочь, зажигая сигарету в зубах.