***
День за днём, песня за песней, строчка за строчкой… И всё с Бобом. Мы радовались, мы смеялись, мы наслаждались жизнью во всех её красках. Однако в счастливые моменты нашей жизни постепенно проникали тысячи никому не нужных забот, мелочей, из-за которых можно устроить ссору на ровном месте. Они тихо и незаметно подкрадывались, словно шпионы, миссия у которых была одна — постепенно подрезать нити нашей дружбы. Нити, как назло, порвались. И тогда мы поняли, что наши сердца вовсе не принадлежали друг другу, а просто неплохо проводили вместе время. Решили прогуляться, например. Где-нибудь у берегов Огайо или ещё где. Почему река Огайо такая красивая? Особенно на карте. Красивая синяя нить. Аккуратная, нигде не перевязанная и не оборванная. Жалко, что наша дружба выглядит совершенно не так. Хотя, всё это зависит от того, как пожелает время. Если бы времени было угодно что-нибудь другое, то нити наших отношений оставались бы крепкими и прочными, а река Огайо не была бы такой красивой. А дни бегут, бегут годы… Бегут быстро и стремительно, как вода в том же Огайо. Меня ещё не покинуло ощущение, что совсем недавно я была молодой девушкой с красивыми чёрными волосами. Теперь же, подходя к зеркалу, я убеждаюсь, что я уже поседевшая женщина с лицом, покрытым невесомой паутинкой морщин. Вот так. Вчера — двадцать с хвостиком, сегодня — за семьдесят. И внутри я уже не такая бодрая — если лет сорок назад я бы с удовольствием пошла бы на митинг или парад, сейчас я бы этого не делала. Не потому, что все права человека соблюдаются — нет-нет, за них ещё надо бороться. Всё потому, что я устала. Когда большая часть яркой и красочной жизни уже позади, то, конечно, можно сильно устать. Если ты устал, то тебе нужны тишина и покой. Однако мне не хочется ни тишины, ни покоя. Мне хочется совершенно другого. Мне хочется встретиться со старым приятелем — с Бобом. Разумеется, нас иногда просят вместе выступить на сцене, просят рассказать друг о друге, да и вспоминают нас частенько вместе. Но это не то, совсем не то. Я желаю встречи с ним, встречи, такой же, как лет пятьдесят тому назад: тихой, радостной. Внутри меня прячется молодая Джоан Баэз, которая до сих пор любит Боба. Любит его сильно, как давным-давно любила его я. Она, то есть я, очень хочет написать Бобу или позвонить. Но когда я берусь за это, что-то словно останавливает меня: «Нет, сегодняшний день для этого не подходит. Подожди завтра, послезавтра, ещё кучу дней и, в конце концов, забудь про эту затею». Однако забывать про Боба я не желаю. Хотя я прекрасно понимаю, что его всё это не интересует. Мне иногда кажется, что с каждым годом Боб становится всё более и более равнодушным ко всему, что творится вокруг него. Я же — наоборот. С одной стороны, Боб прав: когда ты устал не столько из-за кипящей всюду жизни, сколько из-за возраста, то нужно больше тишины вокруг. И Боб пытается достичь её с помощью равнодушия. Что ж, способ довольно-таки действенный. Но с другой стороны, когда в тебе живёт чуткая душа, а внутри ты ещё молод, то, наверное, тут надо попробовать кое-что другое. И я знаю, что это, когда вижу одну странную вещь: как бы я ни хотела тишины — я всё равно окружаю себя людьми. Дорогими людьми, чей запах иногда приносит ветер воспоминаний и чьи слова иногда всплывают в голове. Рождество — это тот день, когда можно пригласить к себе таких людей. Разглядывать их, болтать с ними, смеяться и понимать, что они ничуть не изменились. Но подобных людей — множество, поэтому надо выбрать тех, кто особенно дорог. Я села за стол, взяв небольшой листок бумаги с карандашом, и начала писать. Надо пригласить кучу народу — родственников, друзей, не очень близких приятелей, без которых, однако, ни одна рождественская вечеринка не обойдётся… Довольно большое количество людей — я исписала весь листок. И под самым первым номером — не мой родственник и не мой самый близкий друг. Это Боб. Только я решила позвонить ему в самую последнюю очередь. Пусть ждёт. Странно, что номера родственников и друзей я пыталась вспомнить, даже заглядывала в телефонную книгу, куда когда-то записывала номера всех своих знакомых. Ещё страннее то, что до сих пор знаю телефон Боба наизусть. И меня удивило, что за все эти годы он почему-то не сменил номер — он снял трубку ровно после четырёх гудков. Чудак этот Боб. А я куда более чудаковатая. Знала же, что Дилан не захочет прийти на вечеринку у меня, но попросила его об этом. И он согласился. Удивительно.***
За окном — чистое звёздное небо, какое редко бывает в городе. Падает снег, сверкающий и белый, как кусочки листов бумаги, ещё не испорченных стихами и рисунками. В доме — праздник, а на моей душе то странное тёплое ощущение, когда у меня дома собралось множество гостей, которых я люблю. Они словно освещают и без того светлые комнаты моего дома улыбками, смехом, радостными историями… Это особое рождественское чудо, когда в самый разгар праздника все почему-то забывают о своих проблемах и мелких заботах, начиная радоваться тому, что все собрались вместе согревать друг друга улыбками, историями и глинтвейном. Ощущение этого чуда увеличивается вдвойне, когда всё это происходит у тебя дома. Ведь поначалу, когда я украшала дом венками и мишурой, когда звонила всем знакомым, приглашая их праздновать к себе, я думала, что все поедят, выпьют и разойдутся по домам. Каково же бывает удивление, когда дело идёт совсем по другому сценарию — за столом проходит приятная дружеская беседа, а возвращаясь домой, каждый гость забирает с собой частичку тепла, такого необходимого в красивую, но унылую зимнюю пору! Вот это и есть самое настоящее рождественское чудо. Сегодня было точно так же. В моей душе словно загорелся бенгальский огонёк, пытающийся поделиться с каждым своей озорной искоркой. К середине вечеринки я увидела в глазах чуть ли не у каждого гостя свой, маленький или большой огонёк. Мало того, их огоньки тоже дарили мне свои искорки. После этого я начинаю понимать, почему после рождественской вечеринки я никогда не могу нормально уснуть. Слишком много огоньков, слишком много историй, слишком много позитивных эмоций… После такого, наверное, мир и правда становится чуточку лучше. Кажется, что с таким количеством гостей придётся разорваться — с каждым поболтать, послушать рассказы из жизни чуть ли не каждого гостя или просто передать соль с другого конца стола. И каким-то образом ты не разрываешься, даже наоборот, некоторые помогут соединить кусочки моей души. Необычное ощущение того, что я провела время вместе со всеми, кто мне дорог, въедается в память и остаётся там надолго. В скучные и холодные дни можно вспоминать эту яркую вечеринку и передо мной вновь загорятся звёзды и бенгальские огоньки. К позднему вечеру гости расходятся по своим домам. С кем-то из них я встречусь совсем скоро — может быть, даже завтра. Кто-то через некоторое время поздравит меня с днём рождения, а потом — уже осенью — с днём Благодарения, а потом опять с Рождеством, и так каждый год. Есть те люди, которым до меня вообще дела нет, но мне очень приятно с ними находиться, как бы странно это и ни звучало. Боб — один из таких людей, и я спокойно прощаю ему это. Я же давно знаю, какие у него манеры и привычки. С возрастом они почти не изменяются. Даже в мелочах — Боб стоял у зеркала и надевал шапку точно так же, как много лет тому назад. А я стояла у стены, как в те далёкие славные деньки, и любовалась им. Вроде бы, столько лет прошло и он мне давно неинтересен. Или всё-таки интересен? Если уж я пригласила его на вечеринку, то да. И раз я его пригласила, раз он мне интересен, значит, мне нужно хотя бы переброситься с ним парой-тройкой слов. — Боб, мы с тобой так и не пообщались. Как ты там? Дилан посмотрел на меня своими глазами, в которых ясно читалась усталость. Да, конечно, я устала и он устал, но он мне интересен. А в такой ситуации про усталость можно спокойно забыть. — Хорошо, — коротко ответил Боб. — Ничего особенного. «Ничего особенного»? Необычно. Этот год был как нельзя успешным для Дилана, но… Боб есть Боб, и то, что кажется ему ничем не примечательным, для других людей кажется чем-то чрезвычайно важным. И наоборот — вещи, кажущиеся Бобу особенными, представляются чем-то привычным для других. Вот так устроен мир Дилана, который нравился мне, да и сейчас кое-чем привлекает. — А с чего это ты решила пригласить меня на праздник? — мой приятель мигом оживился. — Ничего особенного, мне просто интересно. — Ну… — засмеялась я. — Тут тоже, как видишь, ничего особенного. Я всего лишь хотела ощутить себя, как тогда. Когда-то давно-давно… Мы оба засмеялись раскатистым хохотом, громкости которого хватило бы для нескольких вечеринок. — А чего смешного-то? — я спросила саму себя, удивляясь тому, что хохочу просто так. — Весело же, — ответил Боб. — А помнишь, как весело было, когда мы были молодыми и когда мы были вместе? Боб вздохнул и огляделся по сторонам. — Тогда ничего необычного не происходило, —спокойно начал он, — однако было по-настоящему весело. Словно что-то особенное витало в воздухе… — А я, знаешь, иногда вспоминаю об этих днях. Это, конечно, странно… — Но я тоже иногда о них вспоминаю, — прервал меня Боб. Я улыбнулась ему в ответ. — Слушай, а ты сейчас куда? — поинтересовалась я. — Да никуда, — махнул рукой Боб. — А что? — Это, конечно, опять звучит немного странно с моей стороны, но давай прогуляемся? Я, вроде бы, понимаю, что тебе это не очень интересно, однако, знаешь, хочется мне… — Почему не очень интересно? — удивился Дилан. — Я бы с удовольствием прогулялся с тобой. — Но ведь мы давно не общались, и, мне кажется, что тебе со мной скучно, — возразила я. — Скучно? — изумился Боб. — Мне скучно, да. Скучно одному. Знаешь, бывает такое настроение, когда мне хочется с кем-нибудь повеселиться, а рядом никого нет. — То есть, ты согласен? — А как же! — Дилан всплеснул руками.***
Если несколько часов назад я любовалась снежинками, поглядывая в окно, то сейчас я наблюдала за их умиротворённым полётом здесь, на улице. Свежий, холодный и бодрящий воздух приносил откуда-то запахи ароматных пряностей. Мне хотелось осторожно ступать по заснеженному тротуару не потому, что скользко, а потому, что я боялась нарушить зимнюю сказку. Так я чувствую себя каждое Рождество, но с особыми людьми это ощущение только усиливается. — Куда пойдём? — своим вопросом Боб отвлёк меня от мечтаний. — А куда ты хочешь? — Может, в кафе на соседней улице? — Опять пить глинтвейн? — удивилась я. — Ну, ты же понимаешь, что его много не бывает? — с усмешкой отметил мой приятель. — А знаешь что, Боб? — неожиданная мысль посетила мою голову, и я решила поделиться этой идеей с Диланом. — Что же? — Мы с тобой не сходили на каток, — улыбнулась я. — А я тебе когда-то обещала! — Может, не сегодня? — Тогда когда? — К тому же, возраст у нас уже такой… — пробормотал Боб. — Ну, нам возраст не помеха! — махнула рукой я. — Всё-таки лучше не стоит, — поморщился Дилан. — Слушай, Джоан, я давно хотел тебе сказать, что я ошибался, когда думал, что ты не умеешь ностальгировать. Сегодня я понял, что ты делаешь это часто. Слишком часто. — Просто тогда, Боб, ещё не накопилось так много событий, чтобы их вспоминать. А сейчас возраст позволяет мне ностальгировать столько, сколько вздумается. Боб не слушал, что я говорила. Он, погрузившись в свои мысли, начал напевать некогда забытую и до ужаса знакомую песню.