Все твои секреты видно в объективе, Сколько они стоят? Мальборо, Мартини. Рисуешь мне сюжеты, но ведь мы не в фильме. Я знаю тебе цену — Мальборо, Мартини
Мирон смотрел на этого необычного парня и пытался понять, что с ним не так. Того немного потряхивало, да и выглядел он неважно. Но грех жаловаться, сам мужчина был не лучше. После прекрасного вечера, проведённого в компании нескольких бутылок с алкоголем, он уж точно не выглядел, как успешный и уверенный в себе человек. Голова ужасно болела, но спасибо Жене, которая собирала его в дорогу (как мамочка прям). Она слишком хорошо знала Федорова, поэтому положила ему с собой спасительные таблетки. Мирон вспомнил, с каким трудом он вчера добирался до своего номера. Это был просто целый квест, состоящий из препятствий и монстров, роль которых выполнял персонал отеля. Если бы его заметили, а что еще хуже, засняли, это был бы шикарный компромат на известного писателя. Поползли бы слухи, и все это явно попало бы в прессу. Окси не хотел этой шумихи. Он просто реально не любил весь этот ажиотаж вокруг его персоны. Хоть ему и нравилось, что его творчество стало популярным, но это и доставляло много неудобств. Он все-таки обычный человек. Его следующая книга не должна быть хуже, не должна понизить планку, и это жутко напрягало. Жизнь вообще стала одним большим напрягом. Федоров приехал сюда с четкой целью отдохнуть. Отдых был ему жизненно необходим. Вечные интервью, наезды редактора за то, что он ничего не пишет - все это в купе готовило его к большому нервному срыву. И какое же он испытал счастье, когда его друг Порчи наконец-то уговорил дать Мирону отпуск. Тот аж, чуть слезу не пустил. Быстренько собрав свои вещи, писатель уехал туда, где сейчас должно быть мало людей. Может он и не отметит новый год в кругу друзей, но это хотя бы не лежать в психиатрическом отделении с очередным припадком. Воспоминания неприятно резанули в памяти. Стало как-то хуже, чем было. Будто дементор под названием "прошлое" высосал из него всю радость. Маниакально депрессивный психоз. Этот диагноз для Федорова, когда-то был страшнее, чем смерть. Конечно же, жить с ним можно и вполне нормально, но на тот момент так не казалось. Вся его жизнь пошла под откос. Да, что уж там говорить, он, будучи не посвященным в свой диагноз, пытался покончить с собой. Как выяснилось позже, это была депрессивная фаза. Стадия выраженной депрессии, когда все симптомы достигают максимального развития. Все закончилось не так плохо как могло быть, но все же море истерик и слез от друзей он увидел сполна. С трудом, но у него получилось выбраться из этого дерьма. Влезать в него снова Мирон был не намерен. В тот раз ему повезло, а что сейчас? Ему 31, он популярный писатель. Его узнают на улицах, зовут на разные шоу и ждут новых книг. Но никто даже понятия не имеет, как он одинок. Сколько грязи было в его жизни. Сколько раз его бросали одного. Сколько он пережил. Как бы это банально не звучало, Мирону хотелось быть нужным. Хотелось быть любимым и значимым. Чтобы он был нужен не из-за таланта, а просто потому что это он. Мужчина напился из-за того, что напряжение и усталость не спадали даже тут. Ему хотелось отвлечься. Одиночество и собственные демоны, понемногу сжирали его изнутри. Чем больше лет ему исполнялось, тем сильнее были слышны их голоса. С возрастом, уверенность в себе пропадала, как у четырнадцатилетней девочки-подростка, которую гнобят одноклассники. Все труднее становилось зацепить его. Он уже не мальчик, и банальная страсть прошла, оставляя после себя давящую пустоту. Трудности только прибавлялись, и решать в одиночку их уже невозможно. А надёжного человека, Федоров так и не нашел, сколько бы ни пытался. Молодые девушки обожали Окси, но большая часть из них глупы как пробки. Более зрелые женщины не воспринимали его всерьёз. Начиная с внешнего вида и заканчивая татуировками, которые не внушали доверия. А нестабильная профессия писателя отталкивала их окончательно. Видимо, не судьба ему быть счастливым. Как говорят, одиночество - двигатель творчества. Все эти мысли казались глупыми. Хотелось выговориться, обсудить все свое жизненное дерьмо. Но признаться себе в своих желаниях оказалось невероятно трудным делом, а рассказать это другому человеку было выше его сил. Мирону стоило бы уже выбраться из потока своих мыслей. Только сейчас, бритоголовый понял, что все это время смотрел в одну точку. Он даже не удивился, что этой точкой был тот парень, из-за которого Федоров погрузился в свои болезненные воспоминания. Парень оказался довольно интересной личностью. На вид ему было около 26-27 лет, руки были полностью забиты различными татуировками. Писателю, почему-то стало интересно, что обозначают эти причудливые рисунки и надписи. Окси перевел взгляд на его лицо: в ушах были тяжёлые черные серьги, легкая щетина, прямой нос и голубые глаза, но совершенно другого оттенка, нежели у самого Мирона. Они были похожи на чистое ярко-голубое море. Федоров расплатился за заказ и направился в свой номер, обдумывая новую задумку. День обещал быть спокойным. По крайней мере, так казалось.***
Евстигнеев несся в номер, не разбирая дороги. Он был очень зол. Какая-то сука просила заснять фотосессию ее свадьбы и, блять, вообще никак не хотела понимать, что он этим не занимается. Она настойчиво упрашивала, не принимая вежливых отказов, тем самым доводя парня до точки кипения. Сейчас он был готов послать ее прям текстом. Брюнет уже начал строчить гневное сообщение в адрес этой « милой» леди, но тут он обо что-то приложился или об кого-то. Нехило так приложился. Любименький айфон полетел на пол, так же как и сам Ваня, но за телефон парень переживал больше чем за свой бедный зад. Рудбой, будто в замедленной съёмке наблюдал за тем, как его "жизнь" падает и разбивается у него на глазах. Фотограф чуть слезу не пустил. Слишком больно терять любимых. Как через толщу воды до него доносился чей-то мат. Выныривая из шока, от самой значимой потери в его жизни, Ваня вслушался в текст. Точнее, чужую нецензурную брань. Да, как этот уебок смеет его материть, если из-за него он потерял, чуть ли не всю радость жизни. Злость, а точнее гнев, стал нарастать с еще большей силой, доходя до своего апогея. Евстигнеев повернулся лицом к объекту своей кары, уже готовясь выплеснуть на него свою накопившуюся ненависть, но подавился на полуслове. "Какого?". Шумно выдыхая, брюнет пялил на такое же злое, как и его несколькими минутами ранее, лицо. Перед ним собственной персоной, развалившись на бордовом ковре, лежал никто иной, как Федоров Мирон Янович - тот самый писатель. Спасибо гугл. Он что-то гневно кричал. На виске у мужчины от напряжения взбухла венка, ее было прекрасно видно, благодаря бритой головке. Крылья носа раздувались в разные стороны из-за частых вдохов. Глаза полные злости и возмущения. Такие большие, невьебически голубые, что Ваня, почти утонул в них. Шок отразился на лице парня, но в силу его чрезмерно эмоционального характера, злость еще оставалась, но выражалась уже не такой ярой. - Ты, сука, вообще видишь, блять, куда несешься?! Глаза тебе нахуя? Для красоты? Или ты может слепой?! - орал мужчина чересчур эмоционально для обычного столкновения. Только сейчас фотограф заметил, что ногами он придавил писателя к полу, и тот никак не мог выползти. - Убери ты, блять, свои ноги, мудак. Иначе я тебе их сломаю, - угрожал мужчина. Но по виду, сломать он мог только руку, и то себе. - Задыхаюсь, - уже более жалостливо позвучал голос. Ваня, немного отойдя от шока, принялся убирать свое тельце подальше от Мирона. - Наконец-то, блять, - облегченно выдохнул Федоров, но все еще, продолжая злиться. -Прости, - тихо донеслось со стороны брюнета. Вообще, это было пиздец странно, так как Евстигнеев обычно никогда не извинялся, в силу своего скверного характера. А тут, он и сам пострадал так, какого спрашивается хуя? Но почему-то, под взглядом этих светло-голубых глаз, он чувствовал себя нашкодившим ребенком, которого отчитывает взрослый. Мда, докатились Евстигнеев. А вроде уже взрослый мужик. Двадцать восьмой годик идет как никак. -Какое нахер «прости»? Я думал, ты мне все кости переломаешь. Тут тебе не метр на метр, даун! - все еще возмущался Окси. - Да, блять, не я один тут как бы виноват. Я в телефон смотрел, а у тебя какая причина? Если сука такой умный, что сам тогда своими фарами по сторонам не светил?! - не выдержал брюнет. Все-таки не просто так его называли Rude boy. Ваня всегда говорил, что первое приходило на ум, а мысли были не самые добрые - И вообще, из-за тебя моя прелесть разбилась! - верещал Евстигнеев, избегая пронзительного взгляда. -Чересчур эмоционально, блядь, бобёр, выдыхай…фух.. бобер выдыхай,- повторял как мантру мужчина, пытаясь успокоить свои и так расшатанные в конец нервы. Федоров резко замолчал, выпуская воздух из легких. Повисла неловкая пауза, которую явно никто не хотел нарушать. Ваня, молча, поднял телефон с пола, пытаясь отыскать в нем хоть какие-нибудь признаки жизни. Но получил только разбитый вдребезги экран и боль на сердце. Да, он умел привязываться к вещам, даже к таким легкозаменимым. Глядя на этого высокого взрослого парня, убитого потерей телефона, с вселенской скорбью на лице, Мирон почувствовал вину. Хотя, как бы и не за что. Но татуированный так мило поджимал губы, будто маленький ребенок, что Окси просто не выдержал. - Пошли, - сказал писатель и положил свою руку парню на плечо. Евстигнеев перевел на него непонимающий раздраженный взгляд, как бы спрашивая: " Какого хуя?" Но Федоров только усмехнулся и потащил несопротивляющегося Евстигнеева к лифту. Как странно это не звучало бы, писателя уже не бесил этот парень. Он отходчивый, так сказать. А вот Ваня, видимо наоборот. Так как он, молча, пялился в двери лифта. Мирон увидел на его лице растерянность, обиду и грусть. Ну, все. Вроде немаленький мальчик (по крайне мере, творец на это надеялся), а ведет себя как дите. - Если что, мы идем в бар забывать этот ужасный инцидент и провожать в последний путь твой айфон. - Нихуя не смешно, - сказал фотограф, но улыбки сдержать не смог. Обида медленно отступила. Вот что он спрашивается, завелся. Телефон себе новый, что ли купить не может? Все равно все важные данные находились на карте памяти. Теперь, после просто бури эмоций, у него намечался штиль. Почему бы и не выпить в компании Яновича? Это же интересно, в какой-то мере. Он может расспросить о его книгах и задумках, узнать истинный смысл, и все это - из уст автора. Поближе познакомиться, ведь сам с утра интересовался этой личностью. Может, когда Янович выпьет, он расскажет ему о вчерашнем «холодном» случае. Теперь, в потери своей «любви» брюнет находил только плюсы. Мирон спрашивал у себя, какого хуя он творит. Но ответ нашелся, довольно быстро. Окси, конечно же, хотел отдохнуть от дел и людей, но тех которые его окружали. Ему банально было скучно и одиноко. А тут этот парень врезается в него, как бухой водитель в столб. Федоров в этой аварии исполнял роль столба, но ему было, наверное, больнее всего. А вот телефон татуированного парня, выступал как автомобиль, не подлежащий восстановлению. В итоге, у них вышел маленький этюд на тему аварий. Эти мысли способствовали растянувшейся ухмылки на лице мужчины. Они подходили к бару. Он находился в здании напротив от отеля. Будет неудивительно, если ему и принадлежит. Идти Мирон решил, конечно же, без куртки, ибо та находилась в его номере, а возвращаться он был не намерен. Он был одет в простую черную рубашку, которая и не собиралась защищать его от холода. Даун. Эти частые прогулки, раздетым по улице, до добра не доведут. Но что поделать, видимо, это его судьба. Тем временем, Ваня подозрительно косился на писателя. Он бессмертный, что-ли? Вот серьёзно, кто так делает? Холодно же, блять, а особенно вечером. Как бы в поддержку мыслей Евстигнеева, бритоголовый чихнул. «Точно больной» заключило сознание фотографа. Они зашли в бар. Ничего примечательного здесь не приглянулось. Запах сигарет, тихая музыка на фоне и, приглушенные голоса посетителей. Освещение было слабым, окружающее вокруг облегала тьма. Это создавало спокойную атмосферу. Мирон увидел где-то в углу свободный столик с диванчиками и поспешил туда. Все-таки хорошо, что он не в одиночестве. Не алкоголик же (нет). В компании все равно веселее, даже в такой сомнительной. К ним подошла молодая официантка. Окси заказал пару стаканов пива для начала. Девушка быстро принесла заказ и также быстро удалилась. Ваня чувствовал себя неловко и совершенно не знал, как себя вести. Спасибо, хоть писатель не растерялся, взял бокал и поднял бровь, призывая парня поступить так же. Они синхронно выпили. - Мирон, - произнес мужчина, глядя на парня своими пронзительными голубыми глазами. Ваня поежился от такого пристального взгляда. -Ваня, - тихо произнес Рудбой, выпивая оставшееся пиво залпом. Вечер обещает быть интересным.