107 degrees

– Щ-щ-щ-щебет, – хрипловатый голос Ермоленко звучит тихо, гулким шепотом отдаваясь от темно-зеленых стен. Дима сидит на серебристой в свете луны ступеньке, прислонившись спиной к стене. Рядом – ключ от их общего номера, смятый стаканчик из-под кофе, телефон с тринадцатью беззвучными уведомлениями, напоминающими о себе еще с вечера, когда только начался последний мастер-класс. На часах 2:45, рандомно выбранная из лабиринтов Главкино комната – тихая гавань посреди предконцертного сумасшествия. Приглушенный свет успокаивает раздраженные ярко бьющими софитами глаза, тишина вокруг создает иллюзию уединения. Дима открывает глаза, улыбается слишком по-домашнему и не глядя нащупывает на гладкой, как фарфор, ступеньке телефон и смотрит на мигающий экран, неловко щурясь от неожиданно яркого света. – Не беличье это дело – классика, да? Его голос звучит странно успокаивающе: украинский говор вкупе с мягким тембром накрывают, будто теплым одеялом, делая остальной мир далеким и ничего не значащим. Ермоленко удовлетворенно хмыкает, ловя слетевшее с губ Щебета свое бибойское прозвище. Он сидит на полу у стены, вымотанный настолько, что готов уснуть прямо здесь. Пятый день классов, калейдоскоп стилей, с которыми на «Вы» и полушепотом, свинцовая тяжесть в теле, достигающая своего пика к ночи, когда все 33 претендента на топ-20 плетутся к своим номерам, чтобы выкроить несколько часов на восстанавливающий сон. – Улица – наше все, Дима, – Белка нарочито медленно выговаривает слова, с явным наслаждением растягивая их по слогам, как карамель. На имени он на мгновение спотыкается и произносит его с легким придыханием. Привыкает к звучанию, пробует интонацию на вкус. – В тебе это особенно чувствуется, – невозмутимо произносит Дима, отрывая взгляд от экрана телефона и глядя на лениво проводящего рукой по растрепанным рыжим волосам Валентина. Он на миг замирает, ловя взглядом в фокусе мягкий свет лампы, причудливо играющий оттенками рыжей шевелюры. – Что еще во мне чувствуется? В голосе – польщенное самолюбие, нахальная прямолинейность и слегка отчаянное желание потревожить этот омут, остающийся загадкой, пока с ним не соприкоснуться. – Огонь, – не задумываясь отвечает Щебет, снова ловя блик света на невозможно рыжих волосах. Ассоциация, в точности описывающая танцевальную энергетику Ермоленко, возникает абсолютно спонтанно, как и лучшие решения. – То, что он может сжигать, мы уже поняли. Скоро проверим, может ли он еще и согревать, – подзадоривающе продолжает Дима со смешком, откладывая телефон и глядя на Валентина с выражением, чем-то сильно напоминающим вызов, перемешанный с искренним любопытством. – Дуэт-обещание от Мигеля? – Именно. Брошенное Мигелем вскользь на мастер-классе «вы у меня еще станцуете вместе брейк» засело в мыслях у обоих и не думало их покидать. Мини-баттлы в гостинице, в подъездах Главкино, между номерами стабильно собирали десяток-другой восхищенных зрителей, которые спали и видели, как они разнесут главную сцену на концерте уже «официальным» брейк-баттлом. – Жду не дождусь, – небрежно-самодовольно бросает Ермоленко, растягивая губы в ухмылке. От предчувствия соединения льда с пламенем искрит уже сейчас. Валентин бросает взгляд на часы и лениво поднимается, направляясь к лестнице, на которой сидит Дима. – Это будет… – начинает Щебет, глядя на подходящего к нему Белку в упор. Ермоленко наклоняется к ступеньке, чтобы взять ключ от их общего номера, цепляет металлическое кольцо связки пальцами. Замирает на несколько секунд в считанных сантиметрах от Димы, продолжая: –… охуеть как круто.