Гермиона
Мама всегда ей говорила: "Гермиона, будь послушной девочкой, слушайся взрослых!" А ещё любила добавлять: "Всегда чётко следуй инструкции, для того её и составляют". И профессор МакГоннагал часто повторяла подобные прописные истины. Но в упорядоченной жизни Гермионы, несмотря на все её старания, всегда однажды наступал такой день, когда она просто не могла, не хотела сдерживать себя и поступать согласно привычному порядку. Этот День (да, именно так, с большой буквы "Д") появлялся исподволь, подкрадывался незаметно целые месяцы, а то и годы, и время от времени, открыв с утра глаза, Гермиона понимала — он вернулся. В этот День она потворствовала любым своим желаниям, делала абсолютно всё, что только могло прийти в голову прилежной послушной девочке, и не пыталась сопротивляться. Ох, конечно, в начале она честно пыталась сдерживать себя, но, расплатившись несколько раз парой недель тошнотворного чувства гадливости ко всем вокруг и к себе в первую очередь, Гермиона Грейнджер предпочла успокоить себя тем, что она действительно много трудится и время от времени вполне может позволить отпускать себя, расслабляться во избежание перегрузки, ведь всем, так или иначе, нужен отдых, правда же? Сегодня в очередной раз был Тот Самый День. Он не беспокоил её с тех пор, как Гермиона узнала, что она — колдунья. Она даже думала, грешным делом, что, быть может, так проявлялось скрытое в ней волшебство, однако сегодняшний день, увы, доказал, что, несмотря на перерыв в три года, это было лишь временной паузой. И хотя в Этот День на целые сутки Гермиона Грейнджер перестала быть образцовой ученицей: не тянула руку на занятиях, прицельно взорвала зелье у Снейпа, стащила понравившиеся духи с табачной ноткой у старшекурсника (ох, как же она завтра об этом пожалеет), прогуляла историю и нахамила мальчикам, — всё равно чувство незавершенности не отпускало. Всё совершенное казалось каким-то мелочным и несерьезным, душа требовала совершить нечто экстраординарное, кардинально нарушить правила и, сидя поздним вечером у камина в пустой гостиной (нарушение режима — ещё один пункт в копилку Дня), ласково поглаживая цепочку хроноворота под мантией, Гермиона вспоминала инструкции, полученные от декана при вручении хроноворота. — Точно считайте количество оборотов перед тем, как начать вращение хроноворота, — наставляла профессор. — Поворачивайте его по схеме: всегда к себе, всегда в прошлое! — Профессор, — робко поинтересовалась тогда Гермиона, заворожённо глядя на поблескивающую в лучах солнца подвеску, — я прочитала книгу, что вы сказали изучить, но там ничего не было про направление поворотов от себя. Пробовал кто-то раньше? — Просто никогда не поворачивайте его от себя, мисс Грейнджер, делайте всё по инструкции, сейчас вам больше знать не надо, — резко прервала её декан и для лучшего запоминания информации пригвоздила суровым взглядом так, как умела это только она. С тех пор правильная Грейнджер выбросила запретную мысль из головы и поступала строго по правилам, но сейчас... Сейчас эта идея захватывала её всё сильней и сильней. Гермиона несколько минут крутила мысль в голове, рассматривая её со всех сторон, оценивая риски и придумывая оправдания, и пришла к выводу, что оно того стоит. Это определённо станет достойным завершением Дня. Разум Гермионы словно затрепетал в предвкушении, захотелось немедленно закрутить хроноворот со всей силы, но она неторопливо вытащила кулон на свет, пристально вгляделась в гладкие бока, скользнула нежно пальцами по цепочке, оттягивая момент исполнения, наслаждаясь последними минутами свободы, что дарил уходящий День, и, наконец, провернула хроноворот. Один раз. От себя. И тут же, под бой часов, ознаменовавший новый день, в яркой вспышке, озарившей комнату, Гермиона Джин Грейнджер пропала из башни Гриффиндора.Грейвз
Персиваль Грейвз был в отчаянии. Вот так, коротко и эмоционально. Слова закончились ещё у шефа. Тот просто поставил Персиваля перед фактом, что дело о контрабанде артефактов, которое он вёл уже полгода, передают только что зачисленному в штат новичку. Просто мальчик, якобы молодой и перспективный гений, мгновенно раскроет дело, с которым Персиваль, по словам шефа, возится уже целых полгода. А то, что всё это время велась слежка, собирались сведения и подготавливалась финальная операция, это словно ничего не значит! Чёрт, да всё начальство понимало, да и Перси, если успокоиться, тоже всё прекрасно понимал. Просто новый мальчик — любимый племянник советника Президента, и нет ничего удивительного, что перед ним не просто открывают все дороги, а ещё и красной ковровой дорожкой их покрывают. И лично директор магической безопасности радостно пророчит ему славу, почёт и своё кресло через пару лет — сам-то на пенсию уже собирается... Но как же обидно и горько от предательства шефа, которого он так уважал, и на которого равнялся. А теперь, теперь осталось лишь чувство, словно на тебя вылили бочку гноя бубонтюбера. Да ещё и кучу бумаг из-за передачи дела пришлось оформлять! Эх, что уж вздыхать. Можно тысячу лет ругать начальство, всяких сынков, племянников и прочих, но ничего не изменится, раз не повезло родиться без золотой ложки во рту, что ж теперь поделать. Хоть с бумажками наконец закончил, теперь ещё минутку-другую посидеть, гипнотизируя стену, и можно идти домой. Чуть расслабившийся Персиваль привёл стол в порядок, сгрёб в охапку куртку, ранее небрежно накинутую на спинку стула, и, захватив документы, пошёл сдавать отчёт. Начальство в столь поздний час уже успело отбыть к семье и горячему ужину, зато секретарь ещё была на месте. У её стола царило неожиданное оживление, чему сама Кэти, кажется, была совсем не рада. Подойдя ближе, Персиваль услышал разговор коллег: — Он точно будет здесь! — горячился молодой Лопес. — Куда ещё ему бежать из Европы, как не к нам, в Америку? — Но зачем ему вообще бежать? Это же нелогично! Все его сторонники в Европе, основные сконцентрированы в Германии, мой шурин из Швайбаха говорит, первая мировая их ничему не научила, и они всё ещё кипят энергией и революционными идеями! — Хельмут Вайсс, обычно сдержанный и спокойный, сейчас был взбудоражен, едва ли не сильнее Лопеса. Весь в испарине, он просто не мог сдержать себя, говоря о такой капитальной, на его взгляд, глупости. — Ну, полно, полно! — попытался притушить накал страстей Теодард. Пригладив усы и подмигнув зардевшейся Кэти, бравый вояка спокойно высказал казавшуюся ему прописной истину. — Что попусту глотки драть? Мы лучшие в мире мракоборцы, пусть только придёт — сразу узнает, где у нас казематы. А коль струсит — нам же проще. Спокойно попьём пивка в баре. Под дружный гогот и одобрительные выкрики, сопровождающие слова Теодарда, Грейвз отдал бумаги Кэти, к обычной цветочной композиции которой сегодня примешивался запах резкого пота авроров и кофе с ромом. — Тео, тебе бы только горло промочить! Ещё бабка твоя надвое сказала, кой хрен тут Грин-де-Вальд потерял, а отчёт по делу Мартенса я две недели от тебя жду! Давай сдавай уже! — не выдержал Эйб. — Лейтенант, побойся Бога! Я ж два дела веду, куда ещё бумажки? — горестно взвыл Теодард, но был прерван молодым сержантом: — Как это что потерял?! Да у нас, у нас. — Что у нас? Вот что твоему Геллерту у нас надо? — устало вопросил Эйб Поттер. — Люди, ресурсы, — начал перечислять Лопес. — Последние научные разработки, — поддержал его Роберт. — Редкие магические животные, — добавил Тео. — Артефакты, — тут уж и Персиваль не удержался. — И что? Всего этого и в Европе навалом, чай, не на отдаленном острове Грин-де-Вальд сидит. — здраво возразил немного успокоившийся Хельмут. Спор пошёл по новому кругу, и никто, кроме уже уходящего Грейвза, не расслышал робкое возражение Кэти, что "он может устроить здесь войну просто для того, чтобы отвлечь наше внимание от Европы". Поднимаясь в лифте, Персиваль хотел было обдумать слова девушки, но мысли почти сразу убежали на собственные проблемы, далёкие от заграничных магов. Под мягко тренькнувший звоночек лифт плавно распахнул створки, но Перси, задумавшись, ещё несколько секунд стоял неподвижно. Очнувшись, он вышел из лифта, на ходу натянул куртку и сказал сам себе: "Так, хватит, пора прекращать!" Вздохнув в последний раз, Грейвз резко распахнул дверь, выходя на улицу, глубоко вдохнул морозный ночной воздух и поспешил домой, надеясь ещё успеть выспаться. С утра перед работой он еще собирался заскочить к парикмахеру. По правде говоря, давно уже стоило привести себя в порядок, но занятый работой Перси совершенно себя запустил, а теперь самое оно, да и не зря ж существует поверье, что остригая волосы мы переступаем через часть своей жизни и прокладываем новый путь. Сейчас это будет не лишним. Но как ни пытался Грейвз отрешиться от произошедшего, упрямые мысли настойчиво лезли в голову, так и призывая скатиться в пучину отчаяния и пустыню депрессии. Поёжившись на ходу от промозглого ветра, Персиваль поднял воротник любимой куртки, отчаянно встряхнул головой, в бесплодной попытке прогнать надоедливые мысли, и решительно свернул с центральной, оживлённой даже в полночь улицы в проулок, срезая дорогу домой по мелким и безлюдным улочкам. В тишине стало немного легче и получилось сконцентрировать мысли на свежей новости, что обсуждали сегодня в отделе. "Всё же Вайсс прав, — подумалось Перси. — Какой вообще смысл Грин-де-Вальду забираться так далеко от Европы, если все его соратники там?" Однако почти сразу же в голове всплыло робкое возражение Кэти, и Грейвз не смог не признать, что с такой целью прибытие Геллерта Грин-де-Вальда могло оказаться вполне реальным. И всё же как мал этот шанс... Так и не придя к какому-то конкретному мнению, Перси почти добрался до квартиры. Оставался последний поворот, и он уже хотел ускорить шаг, как внезапно был ослеплён яркой вспышкой, а когда проморгался, то с удивлением уставился на ничком лежащую посреди тротуара девочку. А ведь ещё секунду назад улица была абсолютно пуста.Встречи, которых не избежать
Несколько мгновений Персиваль ошарашенно смотрел на распростертое перед ним тело, а потом, очнувшись, кинулся к ребёнку. Первым, на что он обратил внимание, стал насыщенный аромат табака с тонкой ноткой гречишного мёда, такой густой, что девочка словно утопала в нем. Вот дитя открыла глаза, сфокусировала на нем взгляд: — Простите, а вы, собственно, кто и зачем меня лапаете? — спокойно, даже чуть с ленцой в голосе поинтересовалась она. — Я — кто?! Я — аврор! И не лапаю, а оказываю первую помощь. Гораздо интересней, кто ты такая и как здесь оказалась? — растерявшийся в начале Перси, начинал вникать в произошедшее. — А где это — здесь? — Гермиона (а это была именно она) покрутила головой, попыталась встать и, немного подумав, пробормотала задумчиво: — И как-то вы странно говорите... — Что значит где? — удивился Грейвз, помог девочке подняться и ответил: — Мы в Нью-Йорке. — Как в Нью-Йорке?! Нет, не может быть, просто не может! Тут, как минимум, должен быть ранний вечер, конец рабочего дня. Почему тут ночь? Должна же быть разница во времени! Который сейчас час? — Гермиона постепенно приходила в себя, подключала к делу логику и успокаивалась. — Не знаю, где была ты, а мы сейчас, тридцать первого, хотя, наверное, уже первого ноября, — вспомнив отдалённый бой башенных часов, поправился Грейвз, — находимся в Нью-Йорке, Америка. И ты так и не представилась, — напомнил Перси. — Гермиона Джин Грейнджер, студентка третьего курса школы чародейства и волшебства Хогвартс, Великобритания, — с достоинством представилась Гермиона и насладилась удивлением, отчетливо проступившим на лице аврора. Персиваль не знал, что и думать. Если девочка не врёт (хотя зачем бы ей?), то она только что совершила межконтинентальное перемещение, причём при путешествии порталами не бывает таких ярких вспышек, не говоря уже о том, что они ведут в строго определённые места, а не на середину улицы, и других способов подобного перемещения в принципе не бывает. Но тут его внимание привлёк кулон поверх мантии девочки. — Ребёнок, а что это у тебя за любопытный кулончик? — Какой я вам ребёнок, мистер? Я вообще-то уже отпраздновала четырнадцатилетие и по любым государственным стандартам отношусь к подросткам. И, между прочим, кто-то так и не представился, мистер аврор, — Гермиона на удивление не испытывала ни страха, ни волнения, чувствовала себя так, словно всё происходящее в порядке вещей, и вела себя соответственно. Разве что прохладно тут всё же. Если они тут постоят ещё пару минут, то станет уже совсем холодно. На этой её мысли как раз подул очередной порыв ветра, и Гермиона зябко поёжилась. — Персиваль Грейвз, — представился аврор и тут же добавил: — Не уходи от темы, откуда у тебя хроноворот? Это новейшая разработка, не у каждого аврората он есть. "Похоже, придётся возвращаться на работу", — грустно подумал Персиваль и приготовился тащить девчонку в аврорат. — Что значит "новейшая разработка", мистер Грейвз? Ей уже почти сотня лет! Не знаю, кому их там дают, а кому нет, но вы, похоже, капитально так отстали от жизни, — Гермиона постепенно начинала злиться. Вот не повезло же попасть на неуча, мало того, что непонятно, как вернуться назад, так ещё с этим аврором разбираться. Хотя когда у Гермионы Грейнджер было по-другому? Всё сама, всё сама... — О чём ты? — удивился Персиваль, прерывая ход мыслей Гермионы. — Хроновороты в виде кулона были разработаны только три года назад, в одна тысяча девятьсот девятнадцатом году. — Вы шутите? Вы так шутите?! Сейчас же не может быть... двадцать второй год? — ошарашенно проговорила Гермиона, резко перейдя с крика почти на шёпот. Она даже дышать боялась, пока ждала ответа. — Сегодня первое ноября двадцать второго года, — подтвердил Грейвз и понял, что проблемы только начинаются. Гермиона настолько неверяще смотрела на него, столько изумления было написано на её лице, что Персиваль отчетливо осознал, что он абсолютно не хочет знать ответ на свой вопрос, но и не спросить, к сожалению, права не имел. — Из какого ты года, Гермиона? — Девяносто четвёртого. "Девяносто четвёртого", на этих словах законный отдых помахал Грейвзу ручкой и растворился с первым же порывом ветра, а усталый аврор честно стараясь вспомнить всё, что им рассказывал гордый шеф, когда заполучил в отдел портативный хроноворот. Персиваль пытался сообразить, что делать дальше. Воспалённый разум упорно мечтал о кровати или хотя бы о кофе и тепле, поэтому кроме мыслей о доме, до которого, между прочим, было уже рукой подать, никаких других не возникало. Да и мисс Грейнджер начинала всё заметнее подрагивать на пронизывающем ветру. И Персиваль сдался, накинул на обоих согревающие чары и предложил идти к нему домой. Но тут, чуть отогревшись, пришла в себя Гермиона и категорически отказалась идти домой к незнакомому мужчине в незнакомом времени и в чужом городе: "Это совершенно против правил, совершенно!" Пришлось, проклиная всё на свете, разбираться на месте. — Насколько помню, — начал Грейвз, стараясь смириться с ситуацией, — портативный хроноворот нельзя открутить в прошлое более, чем на один час. И уж точно не на семьдесят два года. И он не перемещает в пространстве. Если только... Сколько раз ты прокрутила хроноворот, Гермиона? — Один, — честно ответила она, но, увидев как сурово нахмурился Грейвз, быстро добавила: — Честно, один! Эм, от себя... — От себя?! — задохнулся возмущённым воплем Перси. — Да как тебе такое только в голову пришло?! Теперь всё понятно! Ты, ты, ты просто начинающая жертва авантюризма, вот ты кто! Как у такой безответственной девчонки вообще оказался хроноворот?! Засранка мелкая! Да чтоб тебе всю жизнь пегасов выращивать! Чтоб тебе нюхлера подарили! Чтоб котлы взрывались через раз! — он никак не мог остановиться и от переизбытка эмоций нарезал круги вокруг Грейнджер. — Точно один раз? — наконец спросил успокаивающийся Персиваль. Хоть взбодрился. Организм под действием таких новостей, казалось, теперь уже никогда не сможет спать спокойно. — Точно, точно, — успокаивающе подтвердила Гермиона, настороженно наблюдая за удивительно эмоциональным мистером Грейвзом, и уточнила, уходя от темы получения хроноворота: — Это важно? — Есть шанс, что по истечении часа, тебя вернёт обратно, — просто ответил Грейвз. Аврор в Персивале очень надеялся на подобный исход, так сохранялась призрачная надежда, что он всё же сможет поспать в ближайшее время, а поутру всё окажется странным сном. — Осталось не так уж и много, — старательно давя надежду, попыталась улыбнуться Гермиона. — А пока давайте хоть пообщаемся нормально. Мне нельзя говорить о будущем, так что расскажите о себе, о вашем времени. Что вы любите в нём больше всего? И Персиваль подумал, что он может рассказать, не затрагивая тему работы. Вспомнил, как встаёт на час раньше, чтобы дойти до службы пешком и по пути насладиться запахом свежей выпечки из пекарни напротив. Как любит ходить через сквер, когда тот пронизан сотней тончайших лучиков рассветного солнца и капельки росы влажно поблескивают на нижних листах. Как в угловом доме на площади каждое утро, ровно в семь юная Эмма открывает окно и, напевая "Ave Maria", выставляет на подоконник клетку с огромным попугаем, а по площади разносится тонкий аромат её духов — смесь ландыша и мимозы. Как ближе к центру всё отчетливей становится запах бензина и машинного масла, но у самого входа в МАКУСА сменяется чуть пряным облаком тонко выделанной кожи и тиса. Персиваль любил запахи, всегда обращал на них внимание, даже, можно сказать, коллекционировал, но не любил в этом признаваться. И сейчас, хоть он и искренне хотел поддержать девочку, которая, он надеялся, сможет вскоре вернуться в своё время, все равно не желал раскрывать потайные уголки своей души. — Что тебе рассказать о Нью-Йорке? Сейчас бум джаза, время свободы, высоких домов и запретов на большинство артефактов. Между прочим, у меня отличная коллекция джазовых пластинок! В том самом тёплом и уютном доме, куда ты так категорично отказалась идти... — попытался поддеть девушку Персиваль. — Врёте, такой, как вы, не может быть страстным ценителем джаза! — не позволила провести себя Грейнджер. — Давно не стриженные волосы, мешки под глазами, сбитые носы ботинок и неровно обрезанные ногти, общий потасканный вид — всё в вас словно кричит о тяжёлой, ненормированной работе изо дня в день. Вы скорее зальётесь кофе и пойдёте работать или при первой возможности выспитесь получше, нежели будете слушать джаз. Да и профессия аврора... Эти ребята обычно слушают кантри или тяжёлый рок, но никак не джаз. Нет, у вас должно быть другое увлечение, если оно, конечно, есть. Должно быть! Больно уж у вас взгляд романтичный, — лукаво улыбнулась Гермиона. — Скорее всего, вам нравится чувствовать себя особенным. И потом, я заметила, как вы принюхивались ко мне в самом начале, — добила она. — Аромафил ведь, верно? — Я... — запнулся Грейвз. Он был просто ошарашен напором Гермионы и скоростью, с которой его раскрыла мелкая девчонка. Никто раньше не подбирался к нему так близко за столь короткое время. Да как такое вообще возможно?! — Понимаю, — продолжила Гермиона, не дождавшись ответа. — Наверное, слишком суровое детство? Другие дети обходили стороной, игрушки заботливые родители прибили к полу, а сладкое было только по большим праздникам, да и то мёд? Или, может, всё наоборот? Воспитаны матерью-одиночкой, молодой, и потому никем не понятой, художницей авангардисткой! — Гермиона продолжала искать отклик. — Да с чего ты вообще решила... — возмутился Перси. — Нормальное у меня было детство! И нормальные родители! Мама писала стихи, папа был аврором. — Ну конечно, и дедуля любил качать на коленках, наглаживая попку, — по его дрогнувшим пальцам она поняла, что попала в яблочко. — Хо-о, ничего себе! Да вы просто кладезь интересного, мистер аврор! Скрывали, поди, от родителей? Хотите поговорить об этом? — Замолчи, заткнись немедленно! — сжав кулаки, рявкнул Персиваль. Глубоко и со свистом вдохнул и продолжил. — Никогда я не вспоминаю ту первую и последнюю поездку с мамой к прадеду. И вспоминать не желаю. — Аврор нервно прошёлся по улице, остановился на перекрёстке, раздумывая, а стоит ли возвращаться, и нехотя, едва переставляя ноги, пошёл обратно. — Вы же понимаете, что это не выход? — тихо спросила Гермиона. — Эта боль сидит внутри вас и рано или поздно прорвётся наружу. Если ничего не предпринять, то однажды это испортит вам жизнь. — Девочка, — хмыкнул, успокаиваясь, Грейвз, — для такого возраста у тебя потрясающие задатки! Но кто-то тут явно забыл, с кем разговаривает. Звание аврора не за красивые глаза дают. Каждый из нас проходит суровую школу, а с такой трещиной в душе её не закончить. — Он покачался немного с пятки на носок и продолжил: — Я всё пережил ещё тогда, в детстве. Запахи открыли мне целый мир, увлекли туда, заворожили и помогли переступить через понимание того, что родной прадед любит меня совершенно не родственными чувствами. Именно он раскрыл передо мной этот чудесный мир, подарил способность находить оттенки наслаждения в, казалось бы, обычном воздухе, показал, как читать знаки, которые приносит ветер. Но, да, при этом прадед остаётся тем самым чёртовым мерзавцем, кто слишком рано открыл мне глаза на суровый мир вокруг. Теперь довольна? Достаточно тебе откровений? Гермиона внимательно слушала его, чуть прикрыв глаза и пытаясь представить себе наполненный различными оттенками и нотками мир запахов, в котором жил мистер Грейвз. Ей хотелось задать ещё множество вопросов, но внезапно о себе напомнили башенные часы. И тут же девочка почувствовала, что уже через несколько секунд снова будет дома, в родном времени и в родной гриффиндорской башне, спокойно ляжет спать и после будет с улыбкой вспоминать последствия своего Дня. — Пора. — Ладно, что уж теперь, прощай, табачная девочка, — услышала в ответ Гермиона. И в последнюю секунду успела обняла его, благодаря за оказанное доверие. — Спасибо, вы навсегда останетесь в моей памяти холодной ночью Нью-Йорка, — прошептала она, привстав на носочки.***
Гермиона исчезла, так же, как и появилась: в яркой вспышке, слезящей глаза до рези, оставив после себя густой табачный аромат. Странная, но притягательная девочка, скорей даже девушка и давно уже не ребёнок. Перси натянуто улыбнулся и, устало потерев глаза, настороженно огляделся по сторонам. Внутреннее чутьё, к сожалению, не подвело — вниз по улице поспешно удалялся высокий светловолосый мужчина в темном пальто. Что он успел увидеть? — Сэр, постойте! — окликнул мужчину Перси и бегом кинулся его догонять. Но тот лишь ускорил шаг и свернул в арку ближайшего дома. Лёгкое чувство настороженности посетило Грейвза, что-то неправильное было в поведении этого случайного прохожего. Если он был не магом, то подозрительно спокойно отреагировал на увиденное, если же магом, то зачем убегал? Или всё гораздо проще, и уставший человек просто ничего не заметил, спеша домой? На всякий случай потянувшись к палочке, Персиваль нырнул в арку, ещё раз крикнув: — Сэр, да постойте же! И совершенно неожиданно чуть не налетел на замершего, или всё же поджидающего его прохожего. Отзвуки эхо, удаляясь, разошлись под арочным проходом, а Перси никак не мог оторвать взгляд от пронизывающих голубых глаз мужчины. — Вы что-то хотели? — вежливо поинтересовался блондин, и звук его голоса, бархатистого и словно вползающего в душу, помог Перси, наконец, оторвать взгляд и прийти в себя. — Да, сэр. Инспектор Аврората Персиваль Грейвз, — показал Перси удостоверение и, как предписывала инструкция в подобных случаях, внимательно вгляделся в мужчину, подмечая реакцию и пытаясь верно определить, кто перед ним. Взгляд зацепился за сине-серый в тонкую полоску шарф, скользнул вниз по темному галстуку, резко контрастирующему с кипельно-белой рубашкой, добрался до атласно-белой подкладки плаща и быстро вернулся вверх, к лицу, попутно отмечая спокойствие позы, расслабленные руки и модную в нынешнем сезоне стрижку. — Любопытно, — пробормотал под нос незнакомец. Уголки его губ чуть дернулись в подобии улыбки, нет, скорее, язвительной усмешки, слегка сдвинулись брови, позволяя небольшой складке прочертить переносицу, словно он лихорадочно что-то просчитывал. — И? "Тянет время", — отметил краем сознания Перси и внезапно сообразил, что царапало сознание ещё с момента, когда он только собирался нырнуть в проход. Запах. Запах моря. Соленый и пробирающий до костей запах северных фьордов, что отпечатался в памяти, ещё с тех пор, как мать возила маленького Перси повидать прадеда в Норвегию. Тот терпко рыбный, насыщенный йодом и озоном запах северного моря отпечатался в его сознании и сейчас помог осознать, кем является голубоглазый блондин, стоящий прямо перед ним. Помог осознать, но не скрыть это знание в себе. С леденящим душу ужасом Перси почувствовал, что не может удержать рефлексы тела, что они предают его, позволяя человеку напротив понять по чуть приоткрывшемуся рту, слегка распахнувшимся глазам и мгновенно напрягшимся мышцам — он опознан. Грейвз попытался выхватить палочку, надеясь, если не задержать, то хоть защититься, но не смог даже шелохнуться. Всё, что ему оставалось — лишь наблюдать, как в голубых глазах разгорается торжеством предвкушение, как змеится по губам тонкая улыбка. А потом, потом наступила тьма и сознание выкинули из беспомощного, скованного мощным невербальным Петрификусом, тела.