The kiss

Он был простым мальчиком. Мальчиком с волосами цвета лимонов. Мальчиком, который был безнадёжно, отчаянно влюблён в Лизель Мемингер и всё время безуспешно пытался добиться у неё поцелуя. Мальчиком, который полез в ледяную реку посреди зимы, чтобы достать бесценную для своей прекрасной соседки книгу. Мальчиком, который выкрасил себя в чёрный, чтобы превратиться в своего кумира Джесси Оуэнза. Он не осознавал всю опасность своих действий, был слишком юным для предрассудков общества. Она была просто девочкой. Воровкой книг, если быть точнее. Девочкой, втайне влюблённой в своего светловолосого соседа. Девочкой, постоянно отклоняющей его просьбы о поцелуе и утверждающей, что он «в печёнках у неё сидит». Девочкой с секретом, секретом о человеке. О Еврее. И это, пожалуй, был один из самых худших секретов, который можно было иметь в нацистской Германии. Но вот она - девочка, носящая груз этой тайны с собой повсюду. И когда этот секрет ушёл в ночь, полную слёз, следуя за ужасной ошибкой Ханса Хубермана, она чувствовала опустошённость и одновременно облегчение. И поделилась этим неестественным, неправильным облегчением с Руди. Вот она - выдающая остатки тайны мальчику, и всё вернулось на круги своя. И вот они - бегущие наперегонки по равнодушным улицам, задыхающиеся от смеха, разрывающего мрачный немецкий воздух. Приз за выигрыш - или поцелуй, или его отсутствие, что, может быть, и не награда вовсе. Вот они - играющие в футбол на Небесной улице, кричащие друг на друга в борьбе за мяч, в то время как укрытое облаками немецкое солнце вяло подмигивает им. Вот они - держащиеся вместе после ухода их отцов на войну, оставшиеся одни друг у друга. Вот они - крадущие книги у фрау Германн. Воровство даёт им ощущение власти и контроля - единственная отрада, когда их миры выбивает с орбит война. Руди крадёт только за компанию - ради надежды на поцелуй. Вот они - старающиеся сохранять спокойствие в тёмном подвале, пока воют сирены и свистят бомбы, а Лизель пытается склеить рушащийся мир словами. Вот они - сбегающие из дома, в действительности лишь стараясь напомнить людям о мире с помощью плюшевого мишки из чемоданчика Руди. Вот они - громогласно оскорбляющие фюрера и никем, кроме друг друга, не слышимые, потому что, наверное, это всё, что было тогда нужно. Вот они - он, требующий поцелуй, и она, в очередной раз отказывающаяся и слышащая ожидаемое «Свинюха», в то время как её сердце ноет от желания поцеловать Руди. И вот она. Она, стоящая на коленях у остатков немецкого дома, глядящая на трупы Мамы, Папы и лучшего друга. И в конце нет никакой разницы между немцами и евреями - и те и другие погибли, когда бомба упала. Вот она - с дорожками слёз на запылённых щеках, наблюдающая, как жизнь покидает Руди Штайнера. Целующая его, по жестокой иронии судьбы не чувствующего долгожданных губ, о которых он мечтал с самой первой встречи с ней. Лизель целовала лучшего друга не ради его блага, а потому что хотела. И возможно - только возможно - это было то, ради чего Руди Штайнер был готов умереть.