Сны

Мэтт сидит за столом и прослушивает семплы Тима. Он в общем-то всегда там сидит, так что никто и никогда этому не удивляется. Он один, что тоже совсем обычно. Необычно только то, что происходит сейчас. Подходит Тревор и целует его в шею. Сзади. Там, где кончается линия роста волос. Мэтт вздрагивает, но руки его не пускают, а по коже взрывной волной проходит дрожь... Тревор никогда не видел, чтобы его брат дрожал так. Он не пытается его остановить или протестовать. Просто дрожит и согревает воздух сбивчивым дыханием, когда губы продолжают касаться чувствительной кожи... Протестовать Мэтт не собирается, хотя это было бы правильно. Он должен сейчас поступить правильно, потому что Тревор делать этого просто не собирается. Впрочем, как обычно, он уже даже привык. Для него «правильность» и «неправильность» - не более, чем рамки, которые нужны только для того, чтобы их перешагивать. Руки медленно заползли под тонкую футболку, а потом настойчиво коснулись груди, туда где колотилось беснующееся сердце. - Что же ты делаешь, Трев? Вместо ответа, он ещё больше охватывает поцелуями шею, ещё и рукой с одной стороны. Из гортани вырывается стон... Невольный, неконтролируемый, умоляющий... И Мэтт просыпается. Весь оставшийся день он избегал смотреть Тревору в глаза. Глупо, но он просто не мог. Подобная хрень не должна ему сниться, это ненормально. Но происходит уже не в первый раз. Разумеется, Тревор пару раз спросил всё ли в порядке, когда увидел, что Мэтт шарахается от него и словно не хочет оставаться с ним в одной комнате, но, разумеется, он не услышал ничего, кроме «всё норм». Мэтт уже боялся спать. Точнее боялся того, что ему может присниться. Это был самый большой страх. Даже больше, чем его боязнь высоты. Потому что упав и разбившись, он погибнет сразу. Сны же убивают его медленно и мучительно. Сначала рвут душу, потом, через неё погибает и тело. Оно уже давно подчиняется ему через раз. Но сон слишком важен, чтобы подолгу игнорировать его. Если не поддаться ему сейчас – он обязательно возьмёт своё потом, в насильном порядке. Поэтому Мэтт лёг сам, не дожидаясь, пока его собственное тело устроит саботаж. Он закрыл глаза и забылся. Шкаф. Как он возле него очутился – хороший вопрос, потому что он как-то проворонил этот момент. Мэтт собирается одеться, но почему-то там нет его одежды. Он совершенно пуст. В зеркале на обратной стороне двери отображается его худое голое тело. Хочется выругаться, но он не станет. Надо просто поискать. Но поиски не состоялись – что-то горячее прижалось к нему сзади. Не только горячее. Он ощутил сердцебиение. И даже не видя никого – он знал. Слишком хорошо знал этот ритм, этот запах, от которого слюна появлялась во рту. Только зачем он это делает – вопрос. Он, конечно, задал его, хотя бы просто для справки, но в ответ получил лишь усмешку и отражение нахального взгляда в зеркале. Язык проходится по кромке уха и Мэтта прошибает словно током. Знакомая рука с знакомыми до деталей татуировками и не менее знакомыми часами касается его так, будто пытается сыграть на нём, как на клавишном инструменте. И Мэтт чувствует себя в тоталь расстроенным пианино, потому что ничего, кроме сдавленных стонов, он выдать не в состоянии. Хуже того, он видит в зеркале своё лицо, искажённое порочным желанием. Он желал тех рук, что беззастенчиво ласкают его, даже не задумываясь о том, что происходящее настолько неправильное, что даже не подобрать этому степень. Одна рука захватывает его так, как обычно хватают тех, кого берут в заложники. А другая ласково проходит по всему позвоночнику до самого-самого низа. Он невольно стонет, потому что даже он не в состоянии проигнорировать это! А потом что-то вырывает его из объятий и он… Просыпается. Задыхаясь так, как даже после самой душераздирающей партии не задыхался. Снова Тревор. Снова он снится ему так, словно в повседневной жизни мало! Тревор страшно любит наезжать на его личное пространство, потому что своего всегда не хватает, и Мэтт всегда делал ему скидку на его чёртову клаустрофобию, которая и была этому причиной, но вот вторжение в его сны – это уже форменное безобразие, за которое не прощают. Проблема в том, что в этот раз прощать надо было себя, потому что он сам позволяет Тревору входить в его сны. Ладно бы просто входить, но вот то, что он в этих снах вытворяет – никакими рамками не обозначить. Кашель. Вот что заставило его ненадолго выкинуть мысли из головы. А кашель царапающий, гулкий, сухой. Проходится по всему объёму его тренированных вокалом лёгких. Кожу, опалённую ещё не прошедшим вожделением, которое вырвалось из сна вместе с ним, обласкал ветерок. Чёрт, кондиционер, подумал Мэтт. Его периодически глючило и тот начинал дуть, когда не надо. А температурные настройки вообще могли сойти с ума. Видимо, то же самое произошло и в этот раз. - Мэтт, ты проснулся? – не постучался и не поздоровался Тревор, входя в комнату и небрежно откидывая рукой волосы со лба и сонных глаз. Мэтту пришлось одёрнуть себя, чтобы оторвать его него глаза, потому что Тревор спал в одних, чёрт бы его подрал, трусах и пришёл к нему в них же. - Мэтт, какого хрена у тебя такой дубак?! – шокированно спросил Тревор, поёжившись. - Кондиционер с ума сошёл. В лёгких произошёл не кашель, а нечто, больше похожее на землетрясение. И очень громкое. - Отлично, Мэтт, тебя продуло! - зло ворчит Тревор, разворачивается и уходит. Закипающая бытовая деятельность указывала на то, что Трев ушёл на кухню. Мэтт услышал чайник. Ему самому было плевать, что его продуло. Его больше волновало то, что происходит с ним в моральном плане. Почему ему снится такая чертовщина?! Он был бы согласен простыть до температуры сорок, лишь бы все эти сны замёрзли и их можно было бы разбить, смести и выбросить на помойку. Ещё и бы и пострадавший разум туда определить, но вот новый ему никто не выдаст, так что придётся чинить этот. Они работали. Мэтта к микрофону не подпустили, хотя он мог и собирался петь. Но тут своё веское «против» высказал Трев, потому что Мэтт всегда запрещал ему петь простуженным, чтобы его не надрывать горло и лёгкие. Но зато гитарную партию он отшлифовал до блеска, причём, не только свою. Они с Алексом очень плотно скооперировались в этом процессе. Иного от него и не ждали. Он всегда доводил всё до совершенства. Ещё бы свои мысли и сны бы так отшлифовать и можно жить. - Эй, Мэтт, ну-ка возьми это и завяжи. Не хватало, чтобы у тебя горло заболело, - Тревор подал ему шарф, вот только откуда он его выудил летом – вопрос. Мэтт был занят весь день, но день, как и всё, имеет свойство заканчиваться. Он мог бы не лечь спать в этот раз, но будет ведь хуже! Тем более, что кашель откровенно его достал. А значит, он и спать спокойно тоже не даст. Глядишь, и сон ему приснится адекватный или не приснится вообще! Тем более, что Тревор сегодня держался поблизости и часто приносил чай с мёдом. Когда Мэтт попросил его не париться, он сказал, что знает, как хреново ему сейчас. «Да ни черта ты не знаешь, Треви!» - очень хотелось сказать ему, но вместо этого, он улыбался и каждый раз говорил спасибо за новый стакан. Может, хоть сегодня он исчерпает свой лимит присутствия и не станет осаждать его во сне? Верёвка. Мягкая, приятная. Она оплетает шею. Но не сама, а завязываемая руками. Знакомыми. От лёгкого удушения кружится голова и Мэтт слегка откидывается назад. - Хороший мальчик, - слышит он шёпот такого же знакомого голоса. Мэтт обнаруживает себя, стоящим на коленях. Тревор подходит к нему спереди и берёт его руки в свои. Заставляет коснуться ими себя, провести по бедру, а потом связывает их сзади. Без возможности выпутаться, но даже нежно. - Что ты со мной делаешь? – спросил Мэтт, потому что он действительно не понимал, что сейчас происходит. И почему это происходит. Но Тревор не горит желанием что-либо ему объяснять. Он лишь кладёт руку ему на лицо и прижимается губами к его шее. Сдержать дрожащий вздох невозможно. Его шея постоянно попадала под удар ремня от гитары. На ней всегда оставались предательские следы. Ярко-красные, как будто кто-то поставил на нём метку. Кожа там была такая нежная, и Мэтт знал, что даже такое прикосновение (особенно такое) оставит на нём отпечаток. Руки Тревора трогают его за плечи, разжигая по всём теле пожар, который норовит его сожрать. Связанные руки горят, но сделать Мэтт ничего не может. На его шее тоже верёвка, которой пользуются скорее, как поводком. Тревор главенствует по жизни, и Мэтт никогда не сопротивляется этому, но зачем он делает с ним ЭТО – понять не мог ну никак! А дальше больше. Тревор становится за его спиной, кладёт руку на его подбородок и проводит пальцами по его губам, словно стучась. - Открой, - практически велит он, и остаётся только подчиниться. Как и всегда. Пальцы ложатся на язык так, словно им там самое место, и Мэтт задыхается. Голова идёт кругом. Снова чужие (хотя и родные) губы ласкают его. Шею, которая словно создана, чтобы её придушивали, особенно руками, чем Тревор и занялся. Ухо, которое всегда слышит гармонию и фальшь, но сейчас не слышит ничего, кроме крови, разгоняемой по всему телу сердцем, бьющимся на грани тахикардии. И висок (в который часто хочется пустить пулю), в котором тонкая венка начинает гореть огнём и сейчас будто разорвётся, когда Тревор целует его, касаясь губами раз за разом. Другая рука спускается вниз по его груди. - Нравится? - Да, - чуть не всхлипывая отвечает он, когда пальцы проходятся прямо по солнечному сплетению, которое тут же в соответствии со своим названием рассылает по всему телу жар. Он чувствует, что падает. Он действительно падает… С дивана, на котором только что спал. Это снова был сон. Только в этот раз всё было даже хуже, чем обычно! Мэтт почувствовал себя в высшей степени отвратительно. Что с ним происходит? Почему ему снится Тревор и снится именно в таком ракурсе?! Это ужасно! Он плюнул на свой постоянный недосып, на то, что он приболел, а так же послал свой организм нахрен, и пошёл на кухню, чтобы сделать себе кофе. За день парни наработали много материала и надо его просмотреть и разобрать. А кофе поможет не уснуть. Тем более, что сейчас это последнее, что ему нужно для попытки сохранить свой самоконтроль. Мэтт не стал класть сахар, но положил побольше самого кофе. Чайник подогревался, а особо горячий ему и не нужен, чтобы не спалить гортань. Чем больше он просыпался, тем больше чувствовал боль. В горле. Его всё же продуло, и пусть в лёгкой степени, но инкубационный период никто не отменял. Мэтт хотел потереть шею и ощутил на нём шарф. Это объяснило некоторые ощущения во сне. Лёгкое удушье, мягкость верёвки… От воспоминания мурашки пробежались по всему, чему только могли. Чтобы утопить эти мысли, молодой мужчина просто взял кружку и выпил кофе залпом. Напиток оказался настолько горьким, что кислил. Но Мэтт заставил себя не обращать на это внимания. Ему сейчас так надо, даром, что это больше похоже на форменное издевательство над собой. Но так он хотя бы проснулся уже точно. Он вдруг обернулся и увидел Тревора, одетого лишь в татуировки и трусы. Показалось, что его сейчас просто парализует и разорвёт на месте. Потому что он просто начал путаться, где сон, а где явь! В душе разлилась паника. - Что не спишь-то? – сонно спросил Тревор, зевая во всю глотку и морщась от света. - Кофе хочу. А ты? – перевёл Мэтт стрелки. - Поссать ходил. - Иди спи, - попросил Мэтт, прилагая все усилия на грани возможного, чтобы его голос не дрогнул и из рекомендации это не превратилось в паническую мольбу, потому что, чем больше Тревор стоял рядом, тем ближе была вероятность того, что Мэтт просто сорвётся и убежит из студии, ненавидя себя. - Угу, ты тоже, - буркнул Тревор и ушёл. На это микровзаимодействие ушли все его немногочисленные силы. Он опёрся руками о стол и уронил голову. Держать её прямо он не мог, потому что вся выдержка пошла на то, чтобы удержать голос. Который стремительно падал в пропасть! Уже за это можно было себя возненавидеть. Но самокопание пошло к чёрту вместе с нуждами его собственного организма. Мэтт сам послал его туда, а потом пошёл работать над материалом. Больше всего хлопот обещала доставить партия Тима, потому что её надо было отслушать очень внимательно на предмет запинок. Ну, споткнулся человек в ритме – с кем не бывает, но если будут откровенно заметные косяки – их надо будет по-любому поправить, что он и сделает сам, если сможет. А если нет – обсудит с Тимом, что и как переделать. Мэтт включил у себя свет, компьютер, и запустил программу. Перед глазами полыхали эквалайзеры, переключатели частот, графическое изображение дорожек, которое про себя он называл пульсом, потому что было на него похоже. Лихорадочный, бьющийся, но вместе с тем ритмичный, живой и логичный. Он не засекал сколько времени провёл за прослушкой, но, когда отвлёкся, то увидел, что время уже половина десятого. Слегка потерев шею прямо вместе шарфом, он пошёл попить ещё кофе. Глаза норовили слипнуться, но всем своим разумом Мэтт открещивался от идеи поспать. В этот раз кофе был с сахаром, но в минимальной дозе, чтобы не был кислым. Выпивать его залпом он тоже не стал, хотелось растянуть его подольше. Но едва он собрался покинуть кухню, как нос к носу столкнулся с Тревором и чуть не провалился в дежа-вю. Тревор был одет в тоже самое – многочисленные татуировки, сонный взгляд и трусы. - Что не спишь? – даже вопрос тот же самый задал. Но Мэтт тоже решил повториться. Оригинальничать не желал, потому что эмоциональные силы шли в полном составе на то, чтобы держаться прямо и вообще дышать. - Кофе хочу. А ты? Тревор хотел что-то ответить, но почему-то словно споткнулся в мыслях и почесал затылок. После этого он ничего не сказал, зевнул и пошёл в ванную. Может, не только у меня дежа-вю, подумал Мэтт, после чего исключил эту мысль. Тревор вряд ли запомнил подробности того момента, когда проснулся посередь ночи. И вскоре, предсказуемо Тревор вернулся, потому что ему надо было позавтракать и Мэтт это знал. Но чтобы спасти себя от сдвига по фазе, он просто предпочёл быстро уйти к себе. Вскоре в коридоре показался Тим, идущий в ванную, зевая в кулак. Вуди у себя делал свои обычные утренние упражнения. Утро начиналось вполне предсказуемо и нормально. В эту картину не вписывался лишь Мэтт, который, сторонясь Тревора, сторонился вообще всех, потому что Тревор был везде. Поэтому чтобы на него не напороться, он просто предпочитал быть у себя, в компании компа, программы и стакана кофе. Но долго сидеть он тоже не стал. В его многострадальном разуме сгенерировалась идея о том, что надо выпить лекарство, чтобы не слечь ещё больше. Да и вообще, побыстрее избавиться от неприятных ощущений. В аптечке лекарств не оказалось, что Мэтта очень напрягло. Потому что это значило, что брал кто-то из парней, и вероятнее всего, это был Тревор, которому, как вокалисту, требуется беречь своё горло и тут же его лечить, если всё-таки он что-то схватит. Тогда Мэтт оперативно оделся и пошёл в аптеку. Прогуляться на свежем воздухе было хорошей мыслью. Так можно было хотя бы проветрить мозги, которые просто уже начали съёживаться, как сухофрукты. На улице воздух был гораздо теплее и суше. Мэтт даже немного погрелся и подумал о том, что надо вызывать мастера по ремонту кондиционеров, потому что с этим они точно не справятся. Было очень обидно, что такая мелочь де-факто вывела его из строя, но он сейчас мог только лишь быстрее вернуться к работе, чтобы парни его не дожидались. Едва он открыл дверь по возвращении, его чуть не накрыло звуковой волной. - Да откуда я знаю?! Знал бы – не искал! – орал (закономерно) Тревор. - Что происходит? – спросил Мэтт, уже готовясь войти в конфликт, как беспристрастный судья, человек со стороны. - Мэтт, сука, где тебя носило?! Какого хрена?! - В аптеку за лекарствами ходил, - ответил он, не понимая, чем заслужил такое обращение. - А сказать не судьба?! Я к тебе, а тебя нет! - Если бы не надо было, ты бы и не заметил, что я куда-либо уходил, - парировал Мэтт, впрочем, спокойно. Ему сейчас было легко находиться рядом с Тревором, когда он злился. Потому что в спокойном состоянии Тревор внушал Мэтту удушливую панику, индуцированную желанием, испытанным во снах. – В совсем крайнем случае мог бы позвонить. - А на что тебе позвонить? На кроссовок? - Что за вопрос? - А куда? Вот сюда? – Тревор показал мобильник Мэтта, который держал в руке. – Так ты бы его ещё взял! Нет, надо было заставить всех маленечко попереживать, тонуса ради, да?! - Тревор, прекрати, меня не было от силы минут двадцать, - ему даже смешно стало от этого. Это было даже как-то… по-детски трогательно. – Я сейчас выпью все лекарства, а потом возьмусь за вокал. И вообще, Тревор, ты сожрал все таблетки от кашля и от горла. Опять себя не бережёшь? Тревор тут же смутился. Вокалисты часто отчитывали друг друга, когда дело касалось горла. - Треви, если ты выпиваешь таблетки, будь добр, покупать их опять, чтобы не приходилось за ними ходить, - Мэтт улыбнулся, потрепал его по плечу и пошёл на кухню за водой. Как же легко ему сейчас было! Не было этого страха, трепета, бессилия. Всё, как и раньше! Только очень хотелось лечь спать. Но сейчас день и надо работать, поэтому запивать лекарства пришлось кофе, что было не особо-то и странно. Тревор посмотрел на него с недовольством, когда тот изъявил желание петь, но настаивать не стал и просто нацепил наушники. Зато Мэтт выложился по-полной. Нет, он всегда и без исключений выкладывался, но сейчас он приложил ещё больше усилий, чем обычно. Чтобы компенсировать простой. Тревор показал палец вверх, когда он вытянул последнюю строку. - Молодец, Мэтт! Круто получилось. Мэтт просто улыбнулся. Теперь остался один, но большой пункт – обработка, но с этим он уже разберётсся спокойно и сам. Тем более, что парни расселись в гостиной и что-то бурно обсуждали по поводу следующих песен. Спустя час, он услышал с гостиной вопль Тревора, дикое количество матов и комментарий Вуди «допонтовался». - Какого? – вопрошает Мэтт, когда заходит. На штанах и футболке Тревора большое мокрое пятно от кофе, а парни посмеиваются. - Нефиг было придуриваться. - Ладно, я вам устрою, - улыбается Тревор, и становится в непонятную позу – левую руку кладёт на бедро, а правую на голову так, будто снимает шляпу. Ему шло безумно. У Мэтта всё задрожало внутри. - Опаньки, наш Тревор хочет станцевать стриптиз? – оживился Тим. - Какой догадливый, - отвечает он, наклоняясь и опираясь на стол, который стоял между ними. Картинно чмокнув губами, он разогнулся и взял футболку за края, обводя всех взглядом. Мэтту не верилось в это ребячество. До тех пор, пока Тим не начал ритмично стучать по столу, а Тревор медленно не стащил с себя футболку. Весь настрой Мэтта тут же начал трещать по швам. Он ощутил себя так, словно его парализовало. Тело отказалось подчиняться и казалось, что он сейчас просто забудет, как дышать и Тревор увидит, как его брат совершенно пал в бездну, увидит все сны с его участием. Конечно, последнее, было глупо, но у него уже была паника. Он не знал, как бы не выдать себя, потому что штаны вдруг начали медленно натягиваться. Но всё же не выдал. По неизвестно чьей команде, рука прижалась ко лбу в жесте фейспалма, а губы растянулись в улыбке. А Тревор продолжал стягивать с себя одежду, только в этот раз джинсы. Дерзко, нахально, качая бёдрами и оставаясь в одних трусах и носках. Тим прекращает долбить по столу, подбегает к нему сзади, берёт руками за бёдра и они начинают танцевать вместе, под совершенно дикий ржач Вуди вместо музыкального сопровождения. Мэтт даже не стал пытаться сдерживать себя и вытаращил глаза. Нет, парни часто дурачатся, особенно эти двое, но такого пока не было. Тревор откинул голову назад, продолжая двигаться. Мэтт не понял, как, но он сам заржал. - Скажите, что я сплю! Вы что делаете? - Присоединяйся, - предложил Тревор, смеясь. – Только футболку сними, а то у нас дресс-код. - Идиоты, - с улыбкой пробурчал Мэтт и, забыв отдать себе отчёт в действиях, сам скинул с себя футболку. Тревор немедленно взял его за талию и притиснул к себе. - Расслабься, Мэтт, а то ты как деревянный, - говорит он, потираясь об обоих. – Давай, ты же меня хочешь, - издевался Тревор и Мэтт это знал. Просто продолжал этот дурдом, краем глаза замечая, что у скорчившегося от смеха Вуди не красная только борода. Тим отцепляется от Тревора и тот резко меняет стиль, беря Мэтт одной рукой за талию, а другой за руку в лучших традициях вальса и начинает танцевать. Голова начинает кружиться, но не от движений, а от происходящего. Отрываться не хотелось. Это было потрясающе. Особенно финальное движение, когда Мэтт отклонялся назад, а брат прижимал его к себе, чтобы он не упал. Вернувшись в исходное, он услышал, как парни захлопали им. - Это был прекрасный танец, миледи, - прокомментировал Тревор и поцеловал Мэтту руку, как даме. Тот зарделся. Казалось, он сейчас загорится заживо. Что с ним происходит? Непонятное желание взорвалось в груди, причиняя боль. Самоконтроль стремительно летел к чёрту. Лишь годами остающийся рядом автопилот позволил поклониться и сказать «Благодарю вас, придурок.», заржать, и убраться из комнаты, пока отчаянная жажда не затопила его. Руки Тревора, которым он позволил бессовестно себя лапать. Как он хотел продолжить! Грёбаные сны… Они сведут его, в лучшем случае в могилу, в худшем случае – с ума. Мэтт заперся в своей комнате, что делал крайне редко. Но ему это было нужно. Чтобы никто не сбивал его в процессе погони за собственным сбежавшим рассудком. Да кого я обманываю, опомнился он мгновение спустя. Не веря собственному телу, включил песню, над которой они работали и разделся. Он уже не помнил, когда в последний раз касался себя ТАМ. Но сейчас он нуждался в этом. Память немедленно включила один из самых «горячих» снов – в котором он был связан. Кончив, Мэтт корил себя весь оставшийся день. Это было однозначное падение. Было стыдно пересекаться с Тревором в одном помещении, не говоря уже о том, чтобы смотреть ему в глаза. Всё было настолько печально, что даже Тревор заметил, что Мэтт словно избегает его. И это было так, но Мэтт не собирался ему в этом признаваться. Даже самому себе было неприятно отчитываться. - Мэтт, ты чего меня шугаешься? - Нет! - Ты в порядке? - Да, конечно. - Не похоже. Ты от меня уже который раз шарахаешься. - Всё нормально, Тревор, тебе показалось, - нажал Мэтт, чудом не взорвавшись. И Тревор отстал. Мэтт пошёл к себе снова. Ему вспомнился один его крупный косяк в материале другой песни. Казалось бы, он выпил много кофе за день, но всё же это его не спасло - Мэтт уснул за столом. Обжигающая боль от удара в лицо. Ещё несколько ударов, только уже ногой в живот. За что? Хороший вопрос, хотя Мэтт и так догадывается. - Ты извращенец, Мэтт. Ты всегда хотел меня трахнуть. Один раз даже на камеру в этом признался. Да, этот эпизод имел место. - А ты всегда любил потрещать, Тревор! Бей меня уже и покончим с этим. Удары похожи на то, будто его побивают камнями. Больно. Каждый удар заставляет съёжиться. От пощёчины его словно дёргает током. Он вскрикивает и подскакивает на своём диване. И обнаруживает Тревора, сидящего рядом. - Какого хрена?! Тот только вздыхает. - Я уже собирался тебя будить. Значит, я бил тебя во сне? - Да. И Тревор улыбнулся. Как-то странно. Немного грустно. - Ну, это нормально. - Конечно, нормально. Особенно, если знать, за что. - За то, что ты хочешь меня. - Чего?! – Мэтт аж сел. Он отчаянно боролся с собой, чтобы не выдать себя, а Тревор, оказывается, всё знал?! - Когда мы танцевали… Мэтт, твои размеры нельзя спрятать или не почувствовать, им можно только позавидовать. Плюс, пару раз я слышал, как ты зовёшь меня во сне. И было очевидно, зачем. - Понятно. Ну да, если от тебя прутся все, то неудивительно, что и я попался. За это ты меня и избил во сне. - Люди не спрашивают за что их любят, - горько усмехнувшись, Тревор встал. - Не понял, - тоже встал Мэтт. - А я люблю тебя, Мэтт. Бьёт – значит любит. Известная поговорка. Вот только изначально она была толкованием сна. Актуальность не потерялась. - Тревор, я тебя тоже люблю. - Как брата, да? Я не люблю довольствоваться малым, но от тебя даже это очень много. Позволь мне кое-что. Мэтт приподнимает вверх руки, словно показывая, что безоружен. Тревор улыбается и, не отрывая взгляда, встаёт на колени. Его синие глаза словно парализуют. Тревор расстёгивает его джинсы, приспускает бельё и проводит пальцем дорожку по выпирающей тазовой кости. Мэтт не успевает даже сообразить, что происходит, как младший обхватывает губами головку. Плоть наливается кровью уже наполовину находясь во рту. Мэтт вынужден зажимать рот руками, чтобы не дать себе закричать, потому что рот младшего вытворял просто невообразимое. Из груди вырывались всхлипы. Полностью Тревор не брал, но помогая себе рукой, он ласкал и языком, не позволяя ни на секунду покинуть его. Пару раз он всё-таки принял до основания, чтобы подразнить, заставляя Мэтта дёрнуться. Его губы были словно созданы для минета… Что он ими творил… Даже не верилось, что ему это не снилось. Но вторая рука Тревора прижимала его к себе, чтобы он не вырвался и заодно не попытался «проснуться». - Треви… Не могу больше… Остановись! Но Тревор не остановился. В теле словно что-то взорвалось и его накрыло истомой, которая обрушила ему дыхание, а потом утопила во сне. В этот раз ему ничего не снилось. Только он не был уверен в реальности того, что сотворил Тревор. Такого не могло быть! Значит, ему приснилось. Так реально… Это уже слишком! Впору сдавать себя в психушку. Или просто сдавать себя по частям. Ему всегда снились сны, которые он путал с жёсткой реалити. С этим надо что-то делать! Из кухни послышались голоса: - Не трогайте Мэтта. Он спит. - Эй, Трев, а что у тебя губы белые? - А, да это я…э-э… проверял, сливки испортились или нет.