Демон внутри

— Ты напал на Ребекку и ограбил ее? — насмешливо протянул Бартоломео, когда увидел, как Кавендиш достал из заплечной сумки несколько баночек. — Нет, это мое, — огрызнулся Кавендиш и, не глядя больше на Бартоломео, подошел к зеркалу с одной из баночек и невозмутимо начал наносить мазь на огромный синяк под глазом. Потом — на следы от укуса на шее, причем укус выглядел так, будто пасть принадлежала не человеку, а как минимум бойцовой рыбе из Колизея. — Ты надеешься, что за пару часов твои увечья пропадут без следа? — Нет, — процедил Кавендиш и обернулся к нему, закончив с мазью. — Именно поэтому я использую тональный крем. Тебе не понять, а ровный тон кожи очень важен, если ты хочешь всегда оставаться ослепительным. — Да, а пока ослепляет только твой фингал. — Бартоломео хохотнул и, подцепив плотно сидящую крышку одного из флаконов, залез внутрь пальцем. Текучая субстанция оказалась розовато-бежевого цвета. — Поставь там, где взял. И больше никогда не суй туда свои грязные пальцы. — Куда только я не совал эти пальцы, — Бартоломео похабно ухмыльнулся и оглядел Кавендиша с головы до ног. Когда Кавендиш наконец отказался от своей бредовой идеи убить Луффи, он стал даже ничего. Очень даже ничего. — Поэтому они и грязные, — Кавендиш фыркнул. — Такой варвар как ты даже руки вымыть не может. Кавендиш иногда был хуже всякой бабы и ворчал так же противно. Не то чтобы Бартоломео принимал что-то из сказанного близко к сердцу, но неуважения к собственной персоне он не терпел. Разве что от Луффи, но Луффи просто дозволялось все. И вовсе это не было правдой. Вернее, правдой, но Кавендиш так говорил про эти чертовы руки, как будто не мыть их — преступление похуже, чем вырезать половину острова, а вторую половину — сожрать живьем. Хотелось схватить за длинные патлы и запрокинуть голову Кавендиша назад, чтобы кожа на цыплячьем горле натянулась, а жемчужно-белые зубы клацнули, но Кавендиш все же отличался от большей части беспомощных и бессмысленных девок, которых Бартоломео успевал оприходовать, прежде чем убить. Поэтому он сгреб блондинистые волосы почти ласково и потянул не так сильно, как мог бы. Отражение Кавендиша нахмурилось и прекратило размазывать по щеке влажно блестящий тональник. — Мое альтер-эго слишком много тебе позволяет, — он покачал головой. — Удивляюсь, почему оно до сих пор тебя не убило. — Потому что он слабак, — довольно хохотнул Бартоломео, невольно вспоминая, с какой силой это самое тело выворачивалось под ним, выламывая себе руки и выкручивая спину так, что шансов удержаться было немного. Но Бартоломео всегда справлялся. Все началось с того, что Кавендиш пришел к нему и, скрипя своими ровными белыми зубками, попросил об одной услуге. — У меня есть маленький секрет, — начал он, держа в одной руке бокал бордового вина, в другой — такую же бордовую розу. Сделал глоток, потом отщипнул зубами лепесток и продолжил. — И этот секрет иногда портит мне жизнь и путает карты. — И что мне за дело до твоих секретов? — Бартоломео пожал плечами. Разодетый и надушенный Кавендиш ему не особо нравился, хотя надо было отдать должное его технике боя — она была на высоте. — Ты выиграл битву своего блока, — Кавендиш покачивал ногой, сидя на большой бочке, и продолжил поедать лепесток за лепестком. — Значит, ты действительно силен. Может быть, почти так же, как и я. — Я сильнее, — бросил Бартоломео. — Хочешь это проверить? — невинно спросил Кавендиш. — Не на ринге, естественно. Против такого предложения Бартоломео устоять не смог. — Дело в том… — неохотно говорил Кавендиш, когда они оказались в номере Бартоломео — Колизей заботился о своих гладиаторах и обеспечивал прекрасными апартаментами со всем необходимым. Все для вас, словно говорили они, только не забудьте за это красиво сдохнуть на арене, ведь это понравится молодому господину. — Дело в том, — повторил он и сел на резную кушетку, обитую красным бархатом, — что ночью во мне просыпается демон, которого я не могу контролировать. Это не имеет никакого значения на других островах, но сейчас Дресс Роза полна отличных бойцов. Они не убьют меня, — Кавендиш холодно усмехнулся, и Бартоломео понравилась эта мгновенная смена настроения, — но поранить все-таки могут. И даже если нет, я бы хотел получить фрукт Мера-Мера в честном бою, чтобы мою победу видели все, а не несколько ночных ден-ден-муши слежения. Кавендиш сидел, закинув ногу на ногу, и покачивал острым носком сапога. Бартоломео не смотрел на его лицо — только на этот покачивающийся кончик, и, кажется, именно эти размеренные гипнотические движения стали причиной тому, что он согласился. Ну, или ему просто было нечем заняться ночами, раз уж местных жителей трогать не разрешалось. — А мне какая выгода? — все же спросил он, скрестив на груди руки. — Что я с этого поимею? — Разве твоему самолюбию не польстит то, что ты остановил лучшего из худшего поколения? — Мугивара лучший, — он пожал плечами. Внутренне он уже согласился, но позлить этого напыщенного красавчика хотелось. От высказывания Бартоломео тот покраснел, как помидор, и чуть не взлетел, Бартоломео буквально видел, как из его ушей валит дьявольский черный дым. — Тебе и меня хватит, — наконец выдавил тот. — Смотри, как бы ты не стал фаршем этой ночью. — Ночью ты просто монстр, я понял, — хохотнул Бартоломео и хотел было отвернуться, однако двусмысленность собственных слов заставила его улыбнуться еще шире и посмотреть на Кавендиша с другой стороны. Самый смазливый из худшего поколения — это точно про него. — Мы будем спать в одной комнате, — сказал Кавендиш, притаскивая еще один матрас. — Может, в одной кровати? — Бартоломео похабно улыбнулся, чтобы полюбоваться на злобный оскал белых зубок. Эта шутка вскоре стала правдой, и Бартоломео обязательно посмеется над ней, но не сейчас, а в другой раз, потому что в данный момент было не до смеха. Когда Кавендиш перестал злобно шипеть себе под нос, как ненавидит всех сверхновых, Бартоломео подумал, что он уснул. И ему тоже можно было поспать. Но не удалось: Кавендиш проснулся почти сразу. Вернее, не проснулся. Или проснулся, но не Кавендиш. Бартоломео с интересом наблюдал, не торопясь вставать, как тело поднимается на полностью прямых ногах, будто у лунатика. Когда существо посмотрело на Бартоломео, он в первую секунду вздрогнул: закатившиеся белые глаза и черная дыра рта выглядели не так мило, как лицо Кавендиша. Хотя на Гранд Лайне он и не такого насмотрелся. А потом альтер-эго («Хакуба, его зовут Хакуба») налетело на Бартоломео со скоростью ветра, и сейчас это не было красивым преувеличением — тот едва успевал выставлять перед собой скрещенные пальцы, создавая щит. Кто угодно скончался бы уже от ран, которые Хакуба наносил сам себе в попытке добраться до Бартоломео, но Хакуба был стойким и не чувствовал боли. «Тем хуже для Кавендиша будет утро», — только эта мысль и грела. С трудом, но Бартоломео все же удалось подмять бешено извивающееся тело под себя, придавить к полу собственным весом. Руки Хакубы были скручены за спиной, Бартоломео сидел на нем сверху и держал за волосы, загибая шею назад. А вот это было уже весело — Бартоломео всегда любил родео, а демон под ним пытался вырваться сильнее, чем разъяренный бык. Бартоломео и не знал раньше, что так можно. Они скакали по просторной комнате, и в голову даже пришла идиотская, но такая заманчивая мысльвывалиться в окно и проехаться таким образом по городу. Останавливало только одно: Кавендиш хоть и любит бывать в центре внимания, но вряд ли будет рад обнаружить на первой полосе всех местных газет себя и Бартоломео на своей спине. Поэтому стоило развлекаться, не выходя за пределы. Был, правда, еще один предел, и вот его Бартоломео бы с удовольствием перешел. Сопротивление подстегивало и возбуждало, как и извивающееся горячее тело. Тело хотело вырваться — может быть, чуть активнее, чем вырывались мягкие и сочные жительницы пострадавших островов, а еще те не клацали рядом с его лицом огромной зубастой пастью. Но это все детали. И если Хакуба не чувствовал боли от собственных ударов, которые могли бы свалить и морского короля, то сейчас он тем более ничего не почувствует. Ночная пижама Кавендиша, совсем недавно сияющая чистотой и свежестью, теперь свисала жалкими клочками ткани. Еще немного усилий, и Бартоломео сильнее заломил ему руки, заставляя ткнуться лицом в пол. Раздвинул ягодицы, пальцем провел между ними, надавил, и вот теперь всерьез чуть было не слетел. И отлетел бы далеко, если бы крепко не сжимал бедра коленями. С досады он несколько раз долбанул лбом Хакубы об пол. Снизу, кажется, свалилась люстра, зато демон если не успокоился, то хоть немного потерял ориентацию в пространстве. Всего на несколько секунд, но Бартоломео хватило, чтобы расстегнуть ширинку, вытащить пульсирующий в руке член, сплюнуть в ладонь, наскоро смазать и войти в задницу Хакубы? Кавендиша? Не имело значения, было просто охуенно. Бартоломео еще никогда не совмещал все свои любимые занятия — секс, родео и драку — в одном. Хакуба все еще пытался вырваться, но теперь, когда у Бартоломео появилась цель любой ценой не дать ему ускакать в ночь, и эта цель была важна ему самому, у демона не осталось шансов. Задница была потрясающе горячей и узкой, и Бартоломео держал изо всех сил, чтобы не дать Хакубе сбежать. Когда тело, состоявшее из напряженных мышц и перекрученных связок, наконец-то обмякло, Бартоломео кончил и упал сверху. Голова кружилась так, что перед глазами видно было только темноту, озаряемую красными вспышками. Только чистый кайф после. В его теле тоже ныла каждая мышца, и вставать не хотелось. Тощее и костлявое тело Кавендиша теперь казалось самой удобной лежанкой на свете. Когда зрение вернулось, Бартоломео скосил глаза вниз. Он лежал щекой на щеке Кавендиша, а тот сладко улыбался и спал спокойно и счастливо, как младенец. Бартоломео полежал еще немного, прежде чем поднялся и отправился досыпать. За окнами занимался рассвет. — Почему я на полу? — Бартоломео разбудил крайне недовольный голос Кавендиша. Кажется, проспал он десять минут — это просто солнце на Дресс Розе ненормальное и встает быстро. — Потому что Хакуба, — любезно объяснил Бартоломео и перевернулся на другой бок. — А почему у меня болит все тело? — теперь вопрос был задан со страданием. — Хакуба. — И задница тоже? — на этот раз голос был едким. — Хакуба, — все так же спокойно подтвердил Бартоломео. Бартоломео слышал, как Кавендиш поднялся, собирая пострадавшее тело пола, и стал ходить по комнате, приводя себя в порядок. Он все еще надеялся поспать. Надежды рассеялись, когда Кавендиш подошел к нему сзади и со всей дури пнул под ребра. — Завтра ночью будь немного нежнее. В следующую секунду они снова катались по полу, только теперь Кавендиш был в себе. Но и так Бартоломео тоже нравилось.