Любовь длиною в вечность

Был дождливый октябрьский вечер. Я сидел на подоконнике и читал книгу «Вампир Лестат. Точнее, дочитывал. Осталось всего-то пара страниц. А благодаря «сверхъестественным» мозгам, как назвала их однажды Габриэль — мать моего создателя, процесс чтения занимал у меня куда меньше времени, чем у людей. Меня зовут Луи. Луи де Пон дю Лак. И вот уже двести лет я вампир. Мой создатель, Лестат, полгода назад устроил рок-концерт, на котором был солистом. Честно говоря, сама идея привела меня в ужас. Причин было много. Во-первых, нас чуть не убили другие вампиры, которые сочли нас предателями. Во-вторых, музыка Лестата пробудила к жизни кое-кого очень древнего и опасного. И бороться с этим существом пришло столько наших сородичей, что у меня просто перехватывало дыхание по привычке, поскольку оно мне сейчас не очень-то и нужно. Ну вот, книга дочитана. И я медленно закрыл её, отложил в сторону и отвернулся к окну. Подтеки воды скользили по стеклу, сквозь которое переливался огнями ночной город. Я был голоден, однако не настолько, чтобы выйти на улицу в такую погоду. Даже мне, любителю дождя, абсолютно не хотелось попасть под ледяной душ. В доме я жил один, но спален у меня несколько, и во всех рядом с кроватями с балдахином стояли изящные и дорогие гробы для гостей. Меня иногда навещал Арман, пару раз приходил сам Мариус. Но больше всего мне не хватает Лестата. Сказать по правде, он почти никогда не появлялся именно в тот момент, когда я этого хотел. Он как кошка — подчинялся только собственным желаниям и прихотям. Но я знаю самое главное, что успокаивает меня и даёт мне надежду — если что-то случится, Лестат всегда окажется в нужном месте в нужное время. Обложка книги чуть освещена далеким фонарем. В своей истории, которую я рассказал новообращённому теперь Дэниэлу, некоторые моменты пришлось опустить. Причин на то у меня много, и порой признаться в них мне трудно даже самому себе. Однако Лестат смог пробудить во мне воспоминания. И стыд. Глубокое и сильное чувство стыда, поскольку я был совсем несправедлив к нему. Но Лестат никогда не винил меня. Как раз он даже сказал мне: «Ты слишком человечен, Луи, но ты не человек. Всегда помни об этом». Он меня простил за всю боль, которую я причинил ему. И меня поразило, насколько у него остались глубокими и непоколебимыми чувства ко мне. Полностью погружаясь лишь в собственные душевные страдания, я не обращал внимание на близкое существо, неизменно находящееся рядом. На существо, чья сила могла уничтожить меня в любую минуту. На существо, что навсегда, с первой нашей встречи, полюбило меня и готово было для меня на все. Я видел лишь то, что хотел видеть. Я презирал себя за то, кем я являюсь, презирал Лестата за то, что он сделал со мной, за то, каким он был, за гибель Клодии. И только много лет спустя, исчезнув на время для мира, я стал думать и размышлять о всех произошедших событиях, переосмысливать, и наконец пришёл к выводу, что много того, что я считал злом, на самом деле было лишь необходимостью. Я мог найти способ не становиться чудовищем, мог творить много добра, к чему так стремился и стремится Лестат, а вместо этого бродил смертоносным призраком по земле, неся для попадавшихся мне на пути беззащитных людей лишь гибель. Ещё одним потрясением для меня стало похищение Лестата Акашей. Это произошло спустя лишь сутки после нашей с ним долгожданной встречи. Она забрала его с собой, и долгое время никто из нас не знал, где он и что с ним. Изнемогая от страха и тревоги, я слушал историю Маарет и её сестры-близнеца Мекаре, но мои мысли неизбежно возвращались к тому, кого я любил всем сердцем. И понимала меня на тот момент лишь Габриэль, его мать. Мы с ней были настолько разными, что в другое время никак не могли бы сойтись, но сейчас она места не находила от беспокойства за сына, и стала для меня своеобразной спутницей. Её заинтересовала наша совместная жизнь с Лестатом, нашей общей дочерью Клодией. Когда я рассказывал ей о том, что дважды предал Лестата, Габриэль странно усмехнулась и успокаивающе сжала мою ладонь. — Он тебя давно простил. А я не держу на тебя зла, поскольку ты любишь и боишься за него не меньше, чем я. Лестат был очень на неё похож и внешнее, и по характеру, и поэтому мне, хоть и немного, но становилось легче от нашего общения. Габриэль же видела во мне единственного, кому была настолько небезразлична судьба её сына, что она готова была смириться со всеми особенностями моего характера. Она была неразговорчивой, но своей спокойной уверенностью умела утешать, а советы её были для меня неоценимыми. И вот та, что была Первой из пьющих кровь, появилась в нашей общине, взяв с собой возлюбленного принца. Я замер, ощущая могущество Акаши. Рядом с ней Лестат выглядел настоящим ребёнком, и он сразу бросился к нам. Габриэль он обхватил обеими руками, даже приподняв от земли, с такой нежностью прижимаясь к матери, словно он был ещё живым юношей, ищущем защиты. Потом он обернулся к стоящим рядом Мариусу и Арману, обняв их за шеи, а после обежал всех глазами, разыскивая меня. В мгновение ока Лестат оказался рядом и уже без порыва обвил руками мою шею. Я обнял его в ответ, испытывая невероятную лёгкость и облегчение. Гладя его по золотым волосам, я шепнул, что рад его видеть. В ответ Лестат также тихо, но с радостью пообещал, что больше не покинет нас. Что было потом, вы знаете. После словесной перепалки в нашу философскую дискуссию в прямом смысле ворвалась женщина, как две капли воды похожая на Маарет. Её утерянная сестра-близнец, лишившаяся рассудка в джунглях. И Мекаре стала новой Королевой Проклятых, нашей королевой, вместив в себя духа Амеля, который, соединившись с Акашей, и стал причиной изменения нашего естества. После произошедших событий Лестат на время словно угас. Я понимал, что то время, когда он был с Акашей, они не в шахматы играли, разумеется, и что мой любвеобильный создатель испытывал к ней определённые чувства. Однако меня беспокоило его состояние, из которого его не могли вывести ни Древние, ни мы, близкие. Арман успокаивающе сказал мне, что Лестат скоро вернётся, надо просто дать ему время, а пока быть просто рядом, чтобы он чувствовал поддержку. Этим я и занимался — постоянно был поблизости, так, что Лестат чувствовал моё ненавязчивое присутствие. Дитя Мариуса сказало правду: Лестат вскоре пришёл в себя и стал прежним — несносным чудовищным, нашим Принцем-паршивцем. В одну из ночей, когда я вернулся, насытившись, он вдруг возник из ниоткуда и подстроился под мой шаг, обхватив меня за талию одной рукой. — Нам теперь предстоят долгие совместные ночи, Луи, — заявил он сразу. — Ты согласен терпеть меня все время? Я смотрел в его лицо, в эти потрясающего цвета глаза, тонкие аристократические черты лица, и тихо ответил: — Я хочу, чтобы ты был со мной все это время. Он засмеялся своим неизменным смехом, словно бы усмехаясь, но на самом деле был обрадован моими словами. Проведя ладонями по моим волосам, он взял в руки моё лицо и поцеловал в лоб, на миг прижимая меня к себе. В ответ я обнял его порывисто, безотчетно, даже инстинктивно. Мне очень хотелось сказать ему так много, но момент для этих разговоров ещё будет. А сейчас я был безумно счастлив, что Лестат рядом, что он прежний. И что он также рад видеть меня, как и я его. Наша прогулка завершилась неожиданным решением Лестата навестить смертного из ордера Таламаски, Дэвида Тальбота. И он, схватив меня, воспарил в небо, проносясь с невероятной скоростью, преодолевая километры до Лондона. Весь полет был для меня настоящим испытанием, но Лестат закрыл меня полами своего пальто, а лицом я прижался к его груди, вдыхая его запах. Дэвид мне понравился. Он был необычен для смертного, и я заметил интерес Лестата, однако во мне нисколько не взыграла ревность. Я знал, что Лестат любит и будет любить многих, но в его сердце было и всегда будет место для меня. Его любовь я ощущал во взгляде, движениях, в его словах. И взамен Лестат получал от меня не меньше. И так будет всегда.