Подымим?

      Прокуренная до мутного воздуха комната уже не радует своим благовонием, здесь будто сдохли не чужие надежды, а какая-нибудь жирная грязная крыса, пытающаяся бесконечно найти выход из тухлой канализации. Закидываю ноги на стену, принимая самое не удобное положение — вновь прожигаю день мыслями, которые являются лишь мусором в голове. Таким же мусором, как и я.       Вонючая глупышка, кто погибает взаперти? Стоило лишь выйти на волю, и твоё существование бы резко прекратилось, растворилось в суматохе оживлённых дорог, где люди постоянно бегут туда, сюда, обратно, не разбирая, на кого наступить сегодня, а кого оставить «на потом» — им плевать. Ещё бы кому-то было дело, это бессмысленно и затратно.       «Весёлые люди погибают глубоко внутри себя» — так говорят и, верно, имеют ввиду ту самую жестокую правду жизни, которая порой не поддаётся логической связи. Сразу ясно, по какой из всевозможных закономерностей я попал в Импровизацию. Грустный дурачок. Клоун. Обыкновенный шут с необычными потребностями, интересами и пристрастиями. Грёбаная обезьянка, от которой требуют лишь красоваться перед людьми, выставляя себя забавным, ведь это мило. Мило. Смешно. Отвратительно.       Мои слова кричат о том, что я не люблю свою работу, это не так. Как вообще можно не любить место, где находится практически твоё единственное спасение от себя же? До боли в голове громкое место, которое способно затмить оглушающую тишину в голове, заставить смеяться самому и смешить других; место, наполненное людьми, которым доверить собственную жизнь можно без единой опаски за её браковку.       И наконец место, где я встретил человека, способного понять, принять и осуществить в жизнь все мои безумные фетиши, отточенные годами, событиями, некогда бушующим юношеским максимализмом. Смотрю в окно, пытаясь зацепиться за что-нибудь невероятно интересное. Что ж, из самого привлекающего, пожалуй, пыль на стекле и соседский телевизор. Снова Импровизация. Впредь буду наглухо закрывать шторы.       Быть знаменитостью трудно, и я осознал это слишком поздно. Все люди ждут от тебя особого поведения. Такого, которое они посчитают нужным. Либо ты до мозга костей правильный, либо затмеваешь своим распутным образом жизни самых главных блудниц мира. Зверёк в зоопарке — всё другим и ничего себе; забавный, игривый, услужливый. От тебя слишком многого ждут и слишком мало дают свободы. Пролетариат в своё время имел более высокую степень личной неприкосновенности, чем весь мировой шоубиз сейчас. Обсуждение личной жизни далеко не является чем-то тайным — всё здесь, целиком на поверхности и лишь слегка прикрыто прозрачной крышкой из тончайшего стекла. Никто никогда не узнает правды и рвёт задницу в доказательстве своей собственной точки зрения. Лениво подхожу к окну и кидаю уставший взгляд вниз. Его всё ещё нет. Снова начинаю медленно разлагаться. Красавчик, помоги! Он обещал быть здесь вечером, но я как обычно жду раньше. Не могу больше терпеть.       Съёмки закончились сравнительно недавно, но я уже хочу обратно. Атмосфера не наигранного веселья, несколько дней ремиссии, пару часов искреннего счастья — личный маленький рай. Вновь падаю на кровать и наблюдаю за стенами, обои которых окрашены в болотный цвет. Он сказал, что моя комната вводит его в транс своей вечной мрачностью. Однажды этот придурок принёс мне большого игрушечного пса и посадил его на кровать. В тот день мы впервые узнали друг о друге немного больше. Думаю, игрушке было стыдно видеть это.       Двойная жизнь.       Каждый из нас не против. Просто взаимная помощь, наполненная болью, страстью, драматизмом и слепым наслаждением. Особенная любовь, фундамент которой — абсолютное подчинение.       Я никогда не видел в жизни смысла. Кого я этим удивлю? Да никого. Только я всегда хотел жить и хотел умереть с одинаковым рвением. Этот ком душит меня, душит многие годы, я лишь слепо поддаюсь ему, не пытаясь вникнуть в нелепо сложную ситуацию. Упиваюсь собственными страданиями, хожу по острейшему лезвию — он плавно шагает рядом, крепко держа мою руку в своей. Развратник с сердцем альтруиста, душой петербуржца и глазами ангела; двуличный обольститель, выбрасывающий феромоны для привлечения внимания; липкая лента для ловли мух. Я, к счастью, попался.       Привстаю и опираюсь на ледяную стену, часто вдыхая и пытаясь сглотнуть. Поддался вновь, теперь лишь остаётся победное сражение. Хватаюсь за горло, попеременно сжимаю кожу худыми пальцами, ощущая пульсирующие артерии. Представляю его нежные руки, закрываю глаза и боюсь пошевелиться, дабы не разрушить личную атмосферу пожара. Кислород кончается со скоростью роста возбуждения. Ослабляю хватку и, жадно хватая воздух, спускаюсь ниже, с силой проводя ногтями по груди. На светлой коже тут же остаются кроваво-красные полосы. Тело вновь покрывается предательскими мурашками, в то время как мозг строит убийственные фантазии на совсем скорое будущее. Облизнув сухие губы и, не спеша расстегнув ширинку брюк, медленно трусь о возбуждённый член сквозь плотную, чуть намокшую ткань. До лёгкой боли в паху, до новой волны приятных ощущений.       Не могу больше ждать Его Величество и оттягиваю резинку трусов, резко отпуская её на середине. Лёгкий хлопок приносит сильную боль, от чего я мгновенно закусываю нижнюю губу, скулю в пустоту никчемной прокуренной комнаты, вжимаюсь всем телом в скрипучую кровать. Обхватываю член рукой и разношу выступившие капельки смазки по всей длине, покусывая указательный палец. Пародия на секс. Устал, устал, устал. Самоудовлетворение совсем не то, а жалкие фантазии не могут сравниться с реальностью.       Неожиданный стук в дверь разрывает тишину. Принципиальный от макушки до пяток Арсений отбивает ровный ритм, имеющий значение лишь для двоих. Вновь пришел по-своему вовремя. Натягиваю треники и кое-как иду открывать долгожданному любовнику. Чувствую, как сильно горят щёки и трясутся коленки. Безалаберная реакция юного мальчишки.       Первое впечатление всегда истинно или ошибочно? Возможно, оно важно, но ни чуть не правдиво. Кто будет собой в незнакомой компании? Кто сможет высказать своё скверное «я», придя в гости? Кто наконец не подстраивает поведение под ситуацию, под тех или иных людей? Ответ слишком прост: никто. Даже зная простую цепочку, я не переставал удивляться этому светлому человеку.       Арсений с порога осветил своей ослепительной улыбкой и позвенел бутылкой в пакете. Его любимое — красное полусладкое. Кажется, даже болотные стены стали чуть свежее. Он вошёл и аккуратно поставил бутылку рядом с межкомнатной дверью, озадаченно посмотрев на меня. Главное качество Попова — непредсказуемость, гибкость характера. Сегодня он — яркое солнце сцены, а завтра — грубый напористый лев, мешающий спокойной жизни и удовлетворяющий абсолютно любое безумное желание. Человек-ребус, который мне до сих пор не удалось разгадать. Да и незачем. — Снова курил, как паровоз? — слишком мягкий взгляд и добродушная улыбка. Охота пятиться назад, вжиматься в стену и никогда больше не появляться рядом с ним. Биомусор с глупыми пошлыми фантазиями просто не достоин слышать настолько мелодичный голос прямо рядом с собой. — Недавно проснулся, ещё не успел, — отвечаю слишком робко, хотя смотрю сверху вниз. В такие моменты этот мужчина кажется мне намного выше и властнее. — Очень радуешь сегодня, — он резко притянул меня к себе и похотливо заглянул в глаза. Чувствую, по ним сейчас можно опознать лишь необоснованный страх и сильное желание. Коленки предательски начинают дрожать с удвоенной мощностью. — Ты чего, Шаст? Случилось что-то? — и снова этот тревожный тон. В таком сладком голосе чувствуется каждая интонация, это просто сводит меня с ума. Он шепчет прямо в ухо, обжигая своим алкогольным дыханием. Стояк жутко ноет, заставляя простанывать каждое слово. — Я хочу тебя. — Хах! — Попов усмехнулся, ослабил хватку и потянулся за вином, которое уже было открыто им ранее. Любит мучить сука. — А-а-арс, пожалуйста! — пытаюсь привлечь внимание к вставшей проблеме, но это мгновенно всё только ухудшает. — Для нетерпеливых приготовлен особый урок, дорогуша.       Арсений резко прижимает меня к стене и грубо целует в сухие обкусанные губы, передавая частицу своей опьянённой страсти. В голове складывается совершенно глупый план, который похож на помощь. Ебаный телепат читает мысли и начинает диалог взрывающим вопросом: — Как твоя Ира, Антох? — шепчет прямо в губы, сдержанно улыбаюсь под пристальным вниманием. Назревает небольшая разгорающаяся война. — Великолепно! А как там твоя жена, Сень? — я знаю, что её нет, но упорно злорадствую, пытаясь разозлить его в ответ. Вопросом на вопрос. Арс заметно злится и ударяет ладонью в стену, от чего я сильнее расплываюсь в довольной улыбке, предвкушая развязку. — Лучше некуда.       Мы оба знаем правду: у меня нет девушки, у него нет жены. Мы оба ненавидим вопросы о них, и оба бесим ими друг друга. Еще один ингредиент в вечно кипящую кастрюлю, где обсуждается личная жизнь.       Он тянется для поцелуя, и я полностью доверяю его действиям. Резко кусает губу, чуть оттягивая её зубами. Заставляет скулить в его крепких руках, скотина. Спускается ниже и оставляет фиолетовые засосы на шее и ключицах. Мать говорила, что лишь безразличный человек способен оставить на теле своей пассии метки. Я определённо влюблен в это особое безразличие.       Утром десятки укусов будут жутко ныть, но сейчас они нужны мне намного больше собственной адекватности. Смысла молить его нет, но прямо сейчас я похож на паршивого пса, который молящими глазами смотрит прямо в лицо хозяина, прося о пощаде. Способны ли молитвы быть услышанными?       Наконец он грубо хватает меня за горло, сильнее прижимая к стене и вновь целует, снимая свободной рукой давно ставшие тесными треники вместе с нижним бельём. Сжимает твёрдый от возбуждения член и приносит новый оглушающий заряд приятной боли. Стону, задыхаюсь, пытаюсь стоять на ногах, но они — чертовы предатели — подкашиваются, заставляя упасть, рука всё ещё крепко сжимает горло. Арсений замечает мимолетную слабость и расслабляет пальцы. Падаю на колени, больно ударяясь о пол. Пытаюсь отдышаться, но из груди вырываются лишь слабые хрипы. Я знаю, это его возбуждает, разрывает к чертовой бабушке голову и направляет всю кровь в гениталии. Скоро ему самому наскучит терпеть.       Непредсказуемый искуситель пошло ухмыляется и мгновенно тянется за бутылкой полусладкого. Хватает меня за волосы, заставляя смотреть прямо ему в глаза. Нежно-голубые озёра, способные в один миг утопить тебя в них или воспылать, будто от слива горючего. Лишь я виновен в этом пожаре. Подливаю взрывоопасные вещества в эту чистейшую толщу воды и бездумно бросаю туда горящую спичку. Плевать на последствия.       Попов кладёт большой палец на мои губы и чуть приоткрывает рот, оттягивая подбородок. Арсений наклоняет бутылку, и бордово-красная жгучая жидкость тут же попадает в глотку, мягко обжигая слизистую. Вино проникает в желудок и уже готовится закупорить сосуды, перекрывая доступ кислорода в мозг. Он поднимает меня так же резко — за волосы. В глазах начинает темнеть, но громкая оплеуха возвращает в реальность. У кого-то явно не задался день, и он по полной отыгрывается на чужом теле.       Облизываюсь и снова оказываюсь прижатым к стене. Попов вновь сминает мои кровоточащие сладкие губы своими, уже с нежностью и лёгкой ноткой пьянства. Кусает мочку уха, вольно бродит руками по напряженному телу, заставляя часто дышать от каждого случайного прикосновения к эрогенным местам. Конечно, он успел изучить их вдоль и поперёк.       Шепчу на ухо тихое «сука», разжигая в своём личном человеке нужный пожар. С силой прижимает меня к себе, оставляет на худых плечах следы-полумесяцы, царапает кожу на пояснице, грубо сминает ягодицы.

Порочный страстный ангел. Мой ангел.

      Слишком горячий воздух, становится больно дышать. Оба теряем давно ставший не нужным контроль. Завтра снова придется прятать изуродованное чудными узорами тело под свободными свитерами, скрывать шею в космический горошек объемным шарфом; благо зима пришла вместе с брачными играми.

Маленький секрет садиста и его юного подчиненного. Маленькая тайна, границы которой сковывают двоих.

      Арс наконец взрывается новыми эмоциями. Он хороший актер, но слишком плох для меня. Все слабые стороны оказываются на ладони. Громко стону его имя, вытягивая главную гласную, тут же теряюсь в уклонении от разнокалиберных пуль: он тоже успел узнать все мои слабости. Ком в горле нарастает с каждой минутой, до него больше никому нет дела. Глотаю часто. Так часто, как только могу, хватая воздух, который будто хочет нахрен разорвать мои чёртовы лёгкие. Без памяти отдаюсь человеку, в которого в кратчайшие сроки успел слишком сильно влюбиться и кому впервые доверился целиком и полностью.       В голову врывается первое знакомство задолго до Импровизации. Первое признание спустя несколько съемочных дней, эмоциональный час в гримёрке, наполненный сразу всем тем, в чём я жутко нуждался годами; первая бурная ночь. Мы сразу договорились не открываться ребятам и уж тем более людям. В нашей-то стране? Ха. Как же мы ошибались, когда думали, что серьёзно сможем что-то скрывать. Импровизация — такая тварь, в которой мозг работает в стрессовой ситуации, генерируя самые странные идеи, заставляя говорить, не думая о последствиях. Этим мы и занимались все сезоны. Арс хороший актёр, но он совершенно не умеет скрывать свою ориентацию, играя со мной. «А знаешь что, друг мой родной? Тебя я вижу под луной. Тебя я вижу без одежды — оставьте бабоньки надежды». Стараемся не палиться. Конечно, блять, Арс, конечно. Все эти прикосновения в Красной Комнате, взгляды, наполненные интересом к друг другу больше, чем ко всей передаче. В своё оправдание лишь скажу — мы старались.       Популярность начала возрастать до небес в соц. сетях. Популярность передачи, популярность ребят и, конечно, популярность голубизны. Сейчас модно сводить всё живое друг с другом, да? Видимо. В любом случае артоновцы, как они себя называют, были правы во многом, но далеко не во всём. Самые интересные комментарии до сих пор пылятся у меня в галерее для того, чтобы в тот или иной момент просто вспомнить, как забавно настойчивы бывают люди. Юные Шерлоки пытаются всё разузнать, но суют маленькие носики не в своё дело и попадают впросак. Впрочем, никто не запрещает им продолжать наслаждаться собственными драмами.       Арс звенит ремнём, возвращая сознание в реальность, резко разворачивает меня к стене, вдавливая лицом в болотного цвета обои. Накал нарастает буквально молниеносно, и первый удар заставляет громко скулить, отбивая ритм ладонью по холодному бетону. Сначала бьёт нежно, давая привыкнуть, но сила удара увеличивается с каждым разом, причиняя всё большую боль. Я буду долго просить о пощаде, но лишь он видит в этих хриплых криках не зов о помощи, а истинное наслаждение, желание прочувствовать боль каждой клеточкой бренного тела.       Напряжение в паху больше невозможно сдерживать. Тянусь рукой вниз, но мгновенно получаю новый оглушающий удар кожаным ремнём. Бедная задница не сможет сидеть ещё несколько дней, а это только начало. Арсений как всегда вооружён и подготовлен. Чудесный человек. Он отстраняется и достаёт что-то из кармана брюк и вновь приближается, опаливая шею горячим дыханием. Чёртов затылок — эрогенная зона. Простое дыхание заставляет коленки вновь подкашиваться. Закусываю нижнюю губу, съеживаюсь от миллиона мурашек, которые словно электрический заряд проходят по телу. Боковым зрением замечаю чёрные ленты, но глаза тут же накрывает, видимо, одна из них. Попов заводит мои руки за спину и связывает их, перекрывая любую возможность на движение. — Небольшое наказание для непослушного. Он ухмыляется. Не вижу, но точно знаю это. Слишком задорный тон.       Вновь оказываюсь повёрнутым лицом к Арсу. Часто дышу, предвкушая происходящее. Прохладная лента касается члена и затягивается на основании. Мимолетная конвульсия выбивает из колеи, наводя лёгкую панику. — Зачем это? — Говорю же — наказание.       Полная темнота обостряет и без того сильные ощущения. Попов выпивает еще вина и делится со мной через поцелуй. Толчок в спину заставляет упасть куда-то на кровать, ударившись носом о мягкое пространство постели. Арсений пристраивается сзади и аккуратно вводит два пальца. Невольно стону и выгибаю спину, хватаясь зубами за простынь. Непредсказуемая сука, горло которой порой хочется сжать сильнее, чем своё. Нельзя быть таким охуенным.       Терпение Попова наконец закончилось. Он входит совсем не медленно, причиняя сильную боль, но тут же даёт к ней привыкнуть. Член ужасно ноет из-за ленты, но руки в буквальном смысле связаны. Арс начинает двигаться, задавая быстрый жаркий ритм, наклоняется к затылку и вновь прикусывает кожу, оставляя на ней больной след. До крови кусаю губу, заглушая собственные неконтролируемые стоны. Одурманивающие ощущения от слияния боли и страсти срывают башку, наваливаются огромными волнами и разрывают тело на миллионы электронов. Всё, о чём я так сильно мечтал, происходит здесь и сейчас, в этой маленькой прокуренной до помутнения воздуха комнатушке. — Прошу, дай мне кончить! — не сдерживаюсь и вновь прошу пощады. Пульсирующая боль обещает превратиться в бурный фейерверк.       Арсений наконец меняет позу и развязывает руки, на запястьях появились заметные полосы, которые точно скроют браслеты; снимает повязку с глаз и освобождает возбуждённый до предела член. Небесно-голубые глаза кажутся такими родными, будто за некоторое время я успел так сильно по ним соскучиться… Нежно целует в губы, будто извиняясь за чрезмерную грубость. Тянет руки к горячей плоти, начинает плавно водить рукой вверх-вниз, меняя силу нажатия, затрагивая самые чувствительные, мать его, зоны, внимательно наблюдая за совсем предсказуемой реакцией наслаждения и, усиливая хватку, откладывает оргазм всё дальше. Сильно смущаюсь и отворачиваюсь к стене. Арсений резко выдаёт ещё одну оплеуху и вновь сжимает моё горло, заставляя смотреть прямо ему в глаза. Наглый баран. Любимый баран.       Щёки максимально горят и стремятся выдать нотку необъяснимого страха. Он видит это и по-своему умело злорадствует, заставляя извиваться и громко стонать под ним. Последний рывок — обильно кончаю на живот, из груди тут же вырывается громкий, срывающийся на вой рык в виде имени любимого садиста. Его уши уже вдоволь получили свою дозу звукового наркотика, в моей голове будто взорвалась бомба из чего-то максимально приятного. Шквал эмоций. Особая связь. Необычная любовь.       Тело заражается предательскими конвульсиями, в глазах начинает темнеть; тем не менее я лишь широко улыбаюсь, словно кот после валерьянки. Без сил тянусь за поцелуем и получаю страстный, наполненный нежностью и извинениями приятный обмен бактериями. Если это чувство — просто взрыв окситоцина, скажи, почему так больно сильно?       Спускаюсь ниже, оставляя на торсе влажную дорожку поцелуев, и наконец добираюсь до всё ещё стоячего болта. Обвожу языком каждую пульсирующую венку, задеваю уздечку, даря мужчине приятнейшую волну эмоций. Причмокивания разносятся по тихой комнате, заставляют смущаться и качественнее работать ртом. Арс кончает в руку и падает рядом, шумно сотрясая воздух своим учащенным дыханием.       Без чувств откидываюсь на подушку, довольно закатывая глаза. Попов, как маленький ребёнок, пугается и спрашивает, всё ли хорошо. Его удивлённая мина забавно нависает прямо перед глазами. Невозможно забавный. Улыбаюсь ему фирменной улыбкой нижнего и нежно притягиваю за шею к себе, целуя своего единственного спасителя в припухшие губы.       Тянусь за сигаретами, но Арс перехватывает руку, осматривая красные следы от ленты. Он резко отстраняется и садится на край кровати, натягивая нижнее бельё. Снова расстроен и винит в этом, конечно же, себя.       Подкрадываюсь сзади, завернувшись в одеяло. Осторожно зарываюсь пальцами в его растрёпанные тёмные волосы и утыкаюсь носом в тёплую макушку, полной грудью вдыхая приятный запах, который перебивает собой шампунь и одеколон, а вкупе с алкоголем лишь усиливается — его собственный запах. Каждый человек в мире обладает своим неповторимым ароматом тела, который способны почувствовать лишь другие. Говорят, в этот запах можно влюбиться. Что ж, я вновь попал в капкан, опьяняющий сильнее любого алкоголя.       Арсений сжимает мои пальцы прохладной рукой, ставя точку между его страстной и невинной сущностью. Практически не видимая граница, созданная самым загадочным участником Импровизации. «Арсений — самый смешной и тупой участник шоу.» Я бы сказал, самый смешной и продуманный. — Блять, я сегодня переборщил. Прости меня, Шаст, — потирает переносицу, смотря куда-то сквозь пыльное окно. Слишком идеальный. — Всё было волшебно, Арс, — разворачиваю его к себе, с нужной моменту нежностью смотря в голубые глаза. — Я ждал этого. — Я не могу себя контролировать. Мне лучше больше не поддаваться твоим соблазнениям. — К чему ты клонишь? — Твоя нужда — боль, которую я тебе причиняю. Из этих существующих семи миллиардов ты с относительной лёгкостью сможешь найти мне замену, так в чём проблема? — Зачем задавать глупые вопросы? Ты дурак? Неужели ты всё ещё, блять, не понял, что мой смысл жизни, мой самый сильный наркотик заключается в тебе? Боль — лишь приятный побочный эффект, следствие порока, головокружительная переменная в этом чёртовом уравнении. — И что же постоянно? — он наконец установил зрительный контакт. — Ты. Беру его лицо в руки и мягко целую, пытаясь передать всю существующую в моём небольшом сердце любовь. Зарываюсь пальцами в мягкие влажные волосы, сминаю горящие то ли от волнения, то ли от опьянения щёки, дарю партнёру доказательства в виде грёбаного эндорфина. — Я люблю нашу странную любовь, Шаст. — А я тебя, придурок. — Подымим? — С радостью.       Закуриваем, наполняя комнату новым дымом. Он мгновенно смешивается с новыми эмоциями и ощущениями, делая воздух ещё более мутным. Едкий туман, ядерный коктейль, принадлежащий только двоим.

Мой нежнейший садист с миллиардом вселенных в глазах и сотней демонов в кармане.