in your heart.

У Криденса слишком сильно дрожат руки, чтобы правильно держать палочку в руках. Ньют мягко улыбается и накрывает его руку своей, чувствуя под пальцами еле заметные шероховатости на отшлифованном дереве. Осина и перо пегаса. Саламандер почему-то уверен, что тут нет никакой ошибки. Криденсу не повезло оказаться в нужном месте и в нужное время: ему не одиннадцать и даже не семнадцать, и для магии слишком поздно, но Ньют упорно штудирует магические учебники, чтобы хоть немного разобраться в том, чему он планирует учить. Запоминание множества фактов и правил занимает все свободные ночи. Пока Криденс спит, Ньют располагается на траве у дерева недалеко от их дома и пытается тренировать произношение. Демимаска, пытающаяся спать, укоризненно смотрит на него и отворачивается от света. Криденс тренируется каждый день. Его тонкие пальцы снова в царапинах и ожогах от неудачных заклинаний, выбивающих палочку из рук, но это совершенно не мешает пробовать снова. Когда темнеет, Ньют залечивает повреждения специальной мазью, непозволительно долго держа руки юноши в своих. Свет огромных светляков, парящих над входом в хижину, освещает только их двоих. Криденс осторожно целует Ньюта в лоб и уходит спать, забирая палочку с собой. Саламандер не ложится до утра, и рассвет нового дня окрашивает его волосы в ярко-рыжий. На четвертую неделю безуспешной практики в заклинаниях Криденс кладет палочку на крыльцо и уходит к лесу. Ньют пытается дышать ровно, когда страх пробирается под кожу, но обманывать себя слишком сложно, чтобы у него это получилось. — Грейвс был прав, — чуть отросшие и вьющиеся волосы закрывают его глаза, когда Ньют находит юношу на холодной земле в потемневшем от нависающих сверху черных туч лесу. — Во мне нет магии. У Ньюта сдавливает горло. Он садится рядом и заключает худое нескладное тело в кольцо своих рук. Он обязан защищать его, даже от того, что скрывается в глубинах его души. — Твоя магия здесь, — Саламандер кладет ладонь ему на грудь, чувствуя частое биение сердца под пальцами. Криденс весь сжимается, словно пытаясь рассыпаться на миллион лепестков и последовать за ветром. Ньюту больно, но он не подает вида.  — Она сильнее той темноты, что тебя окружает. Криденс не отвечает, и Ньют понимает, что на этот раз должен уйти. Юноша смотрит ему вслед и силой подавляет в себе желание окликнуть. Его палочка лежит на траве и наконец дожидается, пока ее возьмут тонкие исцарапанные пальцы. Он возвращается под вечер. Ньют не может не окинуть его быстрым обеспокоенным взглядом, чтобы проверить все ли хорошо. Руки Криденса в крови. Ньют достает чистые салфетки, бинты и мазь, а несколько светляков уже зависают над крыльцом, давая достаточно света для них обоих. Криденс смотрит в сторону, словно не желая видеть его, и Саламандер просто смиряется с этим, ставя на ступеньку баночку с мазью и кладя пачку салфеток. Бинты остаются на столе в хижине и, вспомнив о них, волшебник поднимается, чтобы вернуться внутрь, но замирает, глядя на Криденса. — Wingardium Leviosa. Его рука плавно движется, рассекая теплый воздух, пока наконец бинты не оказываются на ступеньке. Криденс смотрит на Ньюта, и этот взгляд — единственное, что удерживает его в сознании. А потом Криденс всхлипывает. Руки Саламандера сами собой обнимают его, а губы сцеловывают соленые слезы, скатывающиеся по щекам. Это слишком невероятно, слишком внезапно для них обоих, что сил сдерживаться больше нет. Сквозь слезы Криденс тянется к губам, нашептывающим ему слова успокоения и напевающим красивые баллады перед сном, зарывается пальцами в мягкие кудрявые волосы и тонет в этом нежном касании, самом нежном и коротком за всю его жизнь. Ньют не удивляется, не злится и не протестует. Он улыбается и наконец вызывает слабую, но невероятно красивую улыбку в ответ. По щеке Криденса скатывается последняя слеза. Ньют подается вперед и сцеловывает ее тоже, чтобы потом перейти к губам, которые наконец научились улыбаться.