Во тьме

Огонь в камине лениво полыхал, сжирая сухие поленья и распространяя обволакивающее тепло по комнате. Натсу, уютно свернувшись на коленях у хозяина, дремал, убаюканный лаской и словами Савады. Сумев успокоить своего льва, сам Тсунаеши не мог заснуть. Поэтому сидел в своем скромном кресле и наблюдал, как изредка сквозной ветерок взвивает встревоженное пламя. Ему сейчас тридцать четыре. Не думал Тсуна, что доживет до такого возраста, с его-то работой. Что ж, как бы он тогда не сопротивлялся, всем было ясно, что он станет Десятым Вонголой. Иначе бы Реборн съел его заживо (уж в этом мужчина был абсолютно уверен). Дечимо горько усмехнулся, взял с рядом стоящего небольшого столика чашку и отпил зеленого чая. Жидкость приятно растеклась по телу, словно смазывая старые мышцы живительной влагой. И все-таки он изменился. Стал менее суетлив, более спокоен, расчетлив. Уничтожающее присутствие Занзаса уже не так пугало, но, изредка натыкаясь на собак типа чихуа-хуа, в глазах мелькали искорки прежнего ужаса. И подписывать смертные приговоры, как бы дико это не звучало, все равно было для него жестокой пыткой, хотя, к его глубочайшему сожалению, с практикой это не вызывало больших затруднений. Лишь после, когда он видел, как отъезжает его Хранитель на ликвидацию семьи, он понимал всю чудовищность поступка… Но, как бы не была сильна его вина, простить предательство он был не в состоянии. Наверно, больше всего его подкосило то, что… Что при попытке снятия проклятия Аркобалено все малыши погибли. Все произошло безумно быстро: пламя Радуги стало выходить из-под контроля, бешено вырываясь из плена тел. Тогда, в полнейшей, гробовой тишине, первым раздался сломленный смех Тсуны, шептавшего: «Это очередная тренировка, Реборн? Ведь, правда? Ха-ха… Ты снова решил меня проверить, верно? Вместе с Юни и остальными?.. Ведь, правда, Реборн???». После этого в памяти мужчины был провал. Полнейший. А когда Тсунаеши «очнулся» и спрашивал, что произошло за это время, все его Хранители упорно молчали. Вот только закушенная губа Гокудеры, словно тот хотел сказать, но не мог, натянутая улыбка Ямамото, внезапные слезы Ламбо уже наводили на определенные мысли. Реборн сказал бы сразу и в упор, но… Дечимо сильнее сжал чашку, из-за чего та жалобно хрустнула, напоминая, что сделана из фарфора. Аура спокойствия, всколыхнувшаяся было от воспоминаний, разбудила Натсу, но Десятый тут же восстановил внутреннее равновесие. Снаружи лед, внутри пламя. Это стало девизом на всю его жизнь. Саваде пришлось многое делать вопреки своим принципам. Первые битвы все странно хорошо заканчивались, и истинное значение слова «мафия» как-то постепенно стиралось, теряло свои границы и смысл. А когда ему исполнилось 19, Тсунаеши пришлось вспомнить, кто он. Потому что через 2 дня после дня рождения его собственными руками была подчистую уничтожена семья. А причина этого была очень внезапна и ослепляюща. В прямом смысле этого слова. На Ламбо, самого безрассудного и беззащитного, было совершено покушение. Благодаря своей характерной везучести он выжил. Новая разработка ученых враждебной семьи – бомба, состоящая из пламени Урагана, Облака и, как стабилизатора, Неба, пусть будучи незаконченной и слабой, смогла вызвать ожог роговицы и сетчатки такой степени, что зрение ушло навсегда. Даже Солнечный Огонь не мог исцелить глаза мальчика. Для ребенка, даже толком не видевшего мир, это было… страшно. Всюду теперь была тьма. А Ламбо боялся тьмы. Тогда невысказанная боль от потери Аркобалено и невозможности помочь своему маленькому Хранителю смешались в единую массу под названием «безотчетная ярость». Натсу, подчиняясь безмолвной воле, воплотился. Но от переполнявших эмоций хозяина он стал взрослым львом, окутанным «пустым», прозрачным пламенем. Это был первый и последний раз, когда все союзники, пусть кто в душе, кто вслух, но признали силу Вонголы. Животное смогло по одноименному запаху Огня, присущему каждому Хранителю и Боссу, выйти на их след… На следующий день Тсуна пришел домой и заперся наверху. Неся на своих плечах первое убийство. Вина все сильнее давила на парня, заставляя сжиматься в собственной комнате и царапать плечи. Это было слишком. Все это было слишком… Просто слишком. Вот только было поздно. Мафия затянула его туда, откуда он уже давно не мог выбраться. И не выберется. Никогда. Из состояния медленного саморазрушения смог его вывести только Ламбо, влетая ураганом в комнату, впечатывая слюнявую конфету в лицо Босса и убегая со словами: «Ты станешь моим пожизненным рабом за то, что я сказал тебе «спасибо»! Нья-ха-ха!». Тогда Дечимо впервые за долгое время смеялся. Сквозь слезы. Потому что так было легче. Изменилась жизнь и в личном плане. После нескольких лет тайных воздыханий по Киоко-тян юноша понял, что любит Сасагаву в другом плане. Только как хорошего друга. Одновременно в тоже время он, с крайней степенью удивления, узнал о том, что его окружает большое количество ге… кхм… людей нетрадиционной ориентации. Будучи спокойным к подобным меньшинствам, Тсуна какое-то время скромно шарахался от них. Но после одного похода в особняк Варии, где с одной стороны дома орет Скуалло, вперемешку с итальянскими матами, с другой стонет Фран, иногда вставляя пассивно-язвительные комментарии насчет свершающегося действа, а в штанах как-то странно становится тесно, Десятый пересмотрел свое мнение. Правда, вернувшись домой, юноше пришлось выдергивать несколько "неожиданно появившихся" седых волосков на голове. И каково же было состояние Савады, когда выдвинул на него свои права он. Его названный брат Дино. Вот только юноша воспринимал Каваллоне исключительно как близкого друга, поэтому тактично отказал, предложив остаться друзьями. И хоть Мустанг рассмеялся, сказав: «Забей», Дечимо видел, как на глубине карих глаз поселилась тоска. Ведь тот не отказался от своих слов. Шли годы, а признание все не давало покоя. И Савада стал замечать за собой, что иногда слишком долго разглядывает Дино, отмечая, как он красив. Внутренние терзания давали свои последствия внешне: бессонница, еще большая рассеянность, внезапная корявая буковка «D» на важном договоре. Постепенно одного лишь присутствия становилось мало. Расстегнутая верхняя пуговица или один вид кнута в руках Босса семьи Каваллоне вызывали жгучее желание. Ком эмоций копился в нем, разрастаясь, пока однажды, выпив для храбрости глоток вина, он не набросился на него, жадно целуя. И каково же было счастье разомлевшего Тсунаеши, когда тот ответил на поцелуй, тихо прошептав, что ждал. Появившаяся было искренняя, широкая улыбка мужчины дрогнула. Кинопленка жизни несла его дальше. А потом началось резкое увеличение потерь. Каждый божий день убитые союзники. Мама, Киоко, Хару, Фуута… Тсуна впал бы в отчаяние, если б не он. Дино выяснил, что это переворот. Множество отдельных небольших кланов, выступавших против Савады, решили сменить власть, предприняв самый радикальный способ – тотальная ликвидация противника. Они даже не рассматривали вариант того, что юноша, ради блага всех, с ярой фанатичностью бы «сошел с престола», уводя Вонголу со сцены… Стали гибнуть Хранители. Один за другим, их разделяли и, зная об их слабостях, не вступая в ближний бой и действуя издалека, убивали. Надо ли говорить, что прежде чем погибнуть, они уничтожали подчистую несколько семей. Нападения были совершены настолько четко и быстро, что даже кричать от слез не было сил. Хотелось просто умереть. Из него вышел отвратительнейший босс. Дечимо, тяжело выдохнув, поставил чашку на стол. Потянувшись к вискам, Босс Вонголы начал с силой массировать их, словно стараясь вытеснить глухую тоску и вину. Как же все глупо получилось. Если бы не эта чертова мафия, Тсунаеши не ощущал бы себя девяностолетним стариком от всей боли, страха и отчаяния, что она принесла с собой. А с другой стороны… Если бы не она, то мужчина бы никогда не познал цену ответственности, жизни и счастья и не испытал бы чувство гордости за то, что у него были такие друзья и союзники. И, конечно, радость от тепла Дино рядом с собой. Он и Хибари-сан – единственные, кто выжили. И сегодня, вместо того, чтобы вместе с ними уничтожить ту семью, что так мастерски скрывалась за чужими спинами и так ловко натравило мелкие кланы на Вонголу, Десятый сидел здесь и не мог встать с кресла. Потому что все в комнате было пропитано пламенем Неба Каваллоне и усилено Облачным Огнем. Мягкая, но мощная концентрация его Воли подавляла Тсуну, туша пламя Савады. На самом деле мужчина был в ярости. Хотя внешне это не сказывалось. Вот только каким праведным гневом не пылал Дечимо, он понимал – даже для троих это верная смерть. И, прекрасно осознавая желание Дино защитить близкого человека, тот не учел одного. Как Тсунаеши будет жить дальше, без него? И его слова: «Кто-то должен построить новое из разрушенного. Это будешь ты». Что за посмертное послание, черт возьми? Мужчина вздрогнул и как-то судорожно вдохнул, потому как внезапно давление пламени Облака пропало, как вскоре и огонь Неба. В комнате стало слышно лишь потрескивание затухающих искорок в камине и сбитое дыхание Савады. Лишь когда последний рыжий всполох исчез в пепле, Десятый, издав тихий смешок, закрыл глаза, откидываясь назад. Натсу, печально взглянув на хозяина, растворился в воздухе, обращаясь в кольцо. Теперь тьма была везде. Снаружи. Внутри. Ведь Тсуна остался по-настоящему один.