Breathe into me

Skillet - Comatose

Скотт впервые узнает, чем пахнет насилие, когда заходит в палату Стайлза. Стайлз пахнет кровью, морфином и пустотой. Он выглядит как оживший мертвец. Как Стайлз-которого-ты-опять-не-уберег. Как напоминание о том, что он дерьмовый альфа, дерьмовый друг, дерьмовый не-человек. Стайлз никогда не говорит: «Ты снова защитил всех, кроме меня». Он не говорит: «Это я был с тобой все эти годы, чертов астматик!» Стайлз болезненно вздыхает и молчит. Он смотрит в стену, потому что не может лежать на спине. Скотт знает, что её собирали по кусочкам. Скотт знает, что их было пятеро — он видел протокол, — что Стайлз отказался писать заявление и запретил делать это своему отцу. Он также знает, что Стайлз пришел сам и попросил обработать только разбитое лицо. Пока не свалился к ногам дежурного врача. — Бро, ты… Стайлз смеется, но недолго, потому что ему больно смеяться. У него сломаны чёртовы рёбра. — Порядок, — говорит он хриплым после долгого молчания голосом. — Как и всегда, Скотти. И от этого привычного «Скотти» Маккола бросает в жар. Как и всегда — ты был не там. Как и всегда — ты не успел. Как и всегда — ты не пришел. Как и всегда. Скотт знает, что должен биться головой о пол или о стену, или о чёрт знает что ещё, но это не поможет, так что он просто встает на колени перед его постелью. Взгляд Стайлза не меняется, но он отодвигается и начинает дышать глубже с легким свистом в легких. Маккол знает, что это больно, — не иметь возможности вдохнуть достаточно воздуха. Но еще больнее видеть, как твой лучший друг страдает по твоей же вине. Что бы ни случилось — это его, Скотта, вина. Он опять пообещал защитить их всех и опять забыл про того, кто больше всех нуждался в защите. Это чувство разъедает изнутри. Скотт буквально может почувствовать его. Он видит обеспокоенность в глазах Стайлза и не понимает, чем она вызвана. До тех пор, пока не начинает хвататься за больничную койку, потому что ему нужен кислород. — Скотт… Скотти, ты задыхаешься! Тебе нужен чёртов ингалятор! Скотт знает, что Стайлз никогда бы не нажал на тревожную кнопку, если бы почувствовал себя хуже. Он знает, что Стайлз никогда бы не попросил дополнительного укола обезболивающего. Это потому, что Стилински всегда думает, что ему и должно быть больно. Он думает, что это его бремя — пытаться удержать всё на своих человеческих плечах. Скотт хочет закричать, что это не так, что он не должен, что стая — это забота альфы, но его легкие не работают. Его откачивают здесь же — на полу в палате Стайлза. Маккол словно сквозь пелену видит, как друг обрывает трубки, до этого змеями обвивавшие тело, как сползает на пол и обнимает его, полуобращенного, пытаясь привести в чувство. Скотт хватается за худые руки, нечеловечески сжимает, но Стайлз и глазом не ведет. Всё так же смотрит — спокойно, стойко, без укора. А потом целует, разрывая тонкую кожу на губах об клыки и пропуская воздух между ними. Врачи успевают почти вовремя. Стайлз прижимает ингалятор к его рту и осторожно поглаживает по голове. Скотт сжимает его руку в своей и не представляет, что им делать дальше со всем этим.