Выстрел

      Выстрел. Я вздрогнул и обернулся. Показалось, просто опять какие-то идиоты взрывают петарды.       Вечер, плавно переходящий в ночь. Ну, как ночь – зимние вечера тем и славятся, что в пять вечера ты без света уличных фонарей не увидишь вообще ничего. Луна, закрытая снежными облаками, уже ничего не освещает, а мороз заставляет прятать все открытые части тела под одежду. Руки в карманах, шарф намотан на лицо, но холод пробирается везде. Надо побыстрее добраться домой. Учеба мне порядком надоела, но я понимал, что это надо исключительно мне, а не кому-то еще. Я выбрал для себя светлое, как мне казалось, и относительно безбедное будущее инженера-робототехника, но пока я учился, кругом все было темное и унылое. Учился я в Москве, жил почти в Подмосковье, ездил на электричке и не парился с расписанием. Единственное, что временами раздражало – позднее возвращение домой. Ни отдохнуть, ни дела закончить – сразу спать.       Сегодня был ровно один из таких дней. Я шел через лес по едва освещенной дорожке, как сзади услышал гогот и свист. – Эй, слыш, сюда подошел, – я сделал вид, что это было сказано не мне, и пошел дальше. Моя физическая подготовка была чуть меньше, чем никакой, и меня могло спасти либо чудо, либо нож, который был у меня в кармане куртки. Отец в детстве меня учил: «Оружие не решает, решает умение им владеть. Ну или твое умение драться. Если ты ноль, то тебя даже с оружием разделают, а игрушку твою заберут и тебе же в жопу и засунут». Это было верно, но что я мог поделать? – Ты глухой, что ли, сюда подошел! – крикнул другой из группы гопоты. Их было четверо, типичные пивососы, но их много, а я один. Бежать не вариант – у меня за спиной рюкзак, через плечо перекинута сумка, а побросать вещи с техникой более, чем на пару десятков тысяч, я не могу. Если я вернусь домой без всего этого, меня похоронят родители. – Ты это мне? – стараясь с как можно более спокойной интонацией произнес я. – Нет, бля, себе. Ты хули здесь забыл? – их лидер. Не качок, не вооружен, но наверняка не раз дрался с кучей подобных ему дибилов за Машку из соседнего подъезда. – Домой иду, – очко уже пульсировало чуть ли не чаще, чем сердце, рука судорожно сжимала сложенный балисонг. – Карманы вывернул, вещи свои тут, блять, оставил, и можешь идти дальше, – произнес этот урод под гыгыканье своих подсосков. – Ищите себе другого лоха, – произнес я и развернулся обратно. – Че, бля? Совсем охуел? – я слышал, как он двинулся на меня. Я понял, что мне конец в любом случае, поэтому скинул сумку, и начал скидывать рюкзак. – Вот это другое дело, – но отдавать вещи я не собирался. – Пошел нахуй, быдлан, – вполоборота сказал я. – Парни, да он охуел, вали его! – крикнул он, и я услышал, как на меня понеслась толпа. Поочередно, правда, но вдруг что выйдет.       Первым на меня бежал один из свиты, размахиваясь кулаком в голову. Когда до меня ему оставалось два шага, я вытащил нож и быстро раскрыл его – купил я эту игрушку ради прикола, и все время крутил бабочку туда-обратно. Однако, этот навык где-то пригодился. Я понимал, что мне тут все равно конец, поэтому с широким размахом я развернулся против часовой стрелки. Лезвие вошло точно в висок нападавшего, и я ушел из-под падающей и уже мертвой туши. – Бля, он Санька завалил, – тихо произнес главный. – Урою, сука.       Бегал я быстро, но побежал я прямо на соперников. Ножом орудовать я не умел, но терять было откровенно нечего, поэтому я просто прыгнул на опешившего второго гопника, перехватив нож в обратном направлении, и всадил лезвие в лицо. Пропоров борозду на скуле, лезвие вошло в глазницу. Пострадавший начал орать, но я резко всадил оружие в горло, заляпав себя фонтаном крови. Они уже собрались убегать, потому что в их планы убийство второго товарища не входило. Я почему-то почувствовал себя всесильным, право имеющим, только меня внезапно посетила мысль, что они меня видели и запомнили, и тогда найдут меня слишком быстро, если я оставлю их в живых. – Помогите-е-е-е-е! – заверещали оба.       Я со всех сил дернул за ними. Секунд через пять я нагнал последнего – их лидер оказался редкостной крысой, который все время держался позади, хотя он бежал от своего последователя в паре шагов. Я выкинул ногу, пытаясь поставить подножку, но еле-еле дотянулся носком до его ноги. Этого хватило, чтобы опрокинуть преследуемого, и он повалился в грязный снег на асфальте. Мне надо было догнать последнего, поэтому я просто перерезал горло, благо он повалился на спину. Их лидер, оборачиваясь на меня в этот момент, споткнулся и ударился головой об землю, и, встав, не очень хорошо держался на ногах. – Не убивай меня, умоляю! – заскулил он. Как это мило – меня они решили грохнуть и ограбить, а его не убивать. Крыса, и правда что. – А ты обещаешь больше не отравлять землю своим существованием, биомусор? – рыкнул я. – Обещаю, все обещаю, только не трогай, – понять, что сказал, он смог только в последний момент перед тем, как я проткнул ему горло. Не знаю, почему везде горло – это было единственное уязвимое место. Ни руки, ни туловище порезать не представлялось возможным, а на лице можно было попасть только в глаз, так что…       Я стоял и пытался осознать, что сотворил. Ненависть к отбросам общества вроде них всегда жила во мне, но только сейчас я понял, что эти суки не такие и страшные. Руки тряслись, я выронил нож, но тут же подобрал – нельзя, чтобы кто-то нашел улики. Нож я тщательно вытер снегом и уложил в карман, куртку, всю в крови, снял и развернул подкладкой наружу – до дома осталось относительно недалеко, потерплю на морозе, чтобы меня не задержали прямо на улице. Я почистил руки в снегу, подобрал свои вещи и пошел домой. Теперь мое будущее еще хуже, чем я предполагал.       Я не мог о чем-то думать, я был просто опустошен. Где-то на задворках сознания была мысль, что за подобное превышение самообороны меня посадят на приличный срок, и вся моя жизнь после этого пойдет по пизде. Я вошел домой. На пороге меня ждала мать, которая в окно видела, что я шел без куртки. – Ты заболеть хочешь?! Совсем из ума выжил?! – накинулась она на меня. – Что это такое? – она заметила небольшое пятно на подоле куртки. С другой стороны там было все красное, но она еще этого не видела. – Я только что убил четверых человек, – я отдал ей куртку и смотрел невидящим взглядом в стену. Я не знал, что думать и что делать. Вздох, куртка выпала из маминых рук. – Сынок… что же ты наделал… – хотя я знал, что я наделал, и что надо делать дальше. Способность мыслить ко мне частично вернулась, и я понял, что меня неизбежно найдут, что пострадает моя семья, если я вдруг решу оборвать следствие на моем суициде, хотя… исход был не так плох. Но нет. У меня был знакомый, адвокат в уголовном суде, позвоню ему, вдруг что скажет. – Алло, – донеслось с того конца трубки. – Дим, привет. Можешь говорить? – А, Илюх, это ты. Да, могу, что-то случилось? – Случилось, – я вздохнул и вкратце пересказал ему всю историю. Он слушал молча, не перебивая, и задал лишь один вопрос. – И что ты будешь делать? – Не знаю. У тебя и хотел спросить. – За невменяемого ты не сойдешь, самообороной тоже отмазаться не получится. Тебе светит от двадцати пяти до пожизненного, ты в курсе? – Я в курсе, ты можешь сказать, что можешь сделать лично ты? – огрызнулся я. Я прекрасно был осведомлен о статьях УК, хоть и учился на техническом направлении. На том конце повисло молчание. – Ничего. Все, что я могу сделать – представить тебя в суде. Прости, но это все, – несколько виновато произнес он. – А здание суда перед процессом обыскивают? – Ну, по-хорошему, обыскивают только посетителей, ведь если никто не сможет ничего принести, то и здание обыскивать не надо, – бинго.       Я пошел с повинной на следующий день. Все показал, рассказал, предоставил орудие убийства. Да, изначальный приговор подтвердился – от четверти до пожизненного за жестокое убийство нескольких человек. Следователь смотрел на меня, как на психопата, но я таковым не был. Просто скоро настанет срок, и наша страна вымрет как вид разумного представителя социума – она будет полностью населена безголовыми марионетками и теми, кто ими будет руководить. А начало доминации тех, кого я грохнул, над разумной частью общества, есть тому подтверждение. Все уже началось.       Через неделю состоялся суд. Меня завели в клетку для подсудимых и закрыли. Дима сказал, что все состоялось, правда, он так и не понимал, зачем мне это надо. Как будто это что-то исправит. – Всем встать, суд идет, – я встал и оглядел зал. Из присутствующих на меня косилось около полутора десятка людей. Взгляды их были полны презрения, в них даже не осталось сожаления по поводу того, что я убил их сыновей. Забавные людишки – вам только дай повод кого-то ненавидеть, и ненависть застелет разум, не оставив внутри ничего человеческого. А, может, в вас ничего человеческого и не было.       Все шло спокойно. Дима даже особо защищать и не пытался – мы все знали, что приговор будет вынесен обвинительный. Когда был назван срок, толпа начала орать и возмущаться. – Пожизненное этому уроду! Он убил наших детей! Ему даже не стыдно! – Тихо! Всем молчать, иначе я всех оштрафую! Подсудимый, вам предоставляется последнее слово, – произнес судья. Я глянул на свою мать, которая сидела на заднем ряду. Она старалась сохранять невозмутимость, но сказать, что тревожило ее душу, не мог. Я так и не знал, что она чувстует, и нужен ли я ей вообще. – Мне стыдно? Да, пожалуй, вы правы, мне ни разу не стыдно. Не стыдно за то, что я постоял за себя. Не стыдно за то, что я не позволил ограбить себя и убить группе одноклеточных, которых не смогли воспитать собственные родители. Мне не стыдно – мне обидно за то, что уроды на обочине дороги ломают жизни тем, кто идет дальше. Вот вы, – я ткнул пальцем в особо кричащую ранее мать, – вы были довольны своим сыном? Он вас регулярно радовал, наверняка устроился на отличную престижную работу, возил вас за границу в отпуск, или вы вообще не работали, ибо с работой сына вы могли себе это позволить? Могли, да? Наверное, он от хорошей жизни собрался с кучкой собутыльников неделю назад и решил меня ограбить, отнять то, на что моя семья копила годами?! Вам такое нравится, да?! – крикнул я. – Вот поэтому это обращение ко всем «скорбящим», – я скорчил брезгливую мину, – я не сожалею о содеянном просто потому, что я боюсь за свою жизнь. Даже если бы меня оправдали, маргиналы вроде вас и ваших чудесных детишек меня бы попытались грохнуть и завтра, и послезавтра. Разруха – она не в клозетах, она в головах. Кстати, вопрос – вот вы меня боитесь? – я заглянул в глаза той матери, к который обратился изначально. – Подсудимый, заканчивайте. – Можно еще минуту, ваша честь? Вот вы меня боитесь? – повторил я снова вопрос. – Нет, – ответила она. – А теперь? – я выудил из-под лавочки пистолет Макарова. Надеюсь, он заряжен так, как я просил. Я взвел курок. Сотрудник милиции судорожно начал открывать замок на клетке, подбирая из связки нужный ключ. – А теперь вам страшно. Как и мне тогда, неделю назад, – я спустил курок. Холостой. Толпа ахнула, «пристреленная» схватилась за сердце, мент почти подобрал нужный ключ. – Вы считаете, что это я сломал вам жизнь, хотя вы со временем успокоитесь, а мне после тюрьмы жизни тут не будет. А ведь я мог стать хорошим инженером, у меня будущее хорошее было, в отличие от вашего сына, – я еще раз посмотрел на мать. Она смотрела с сожалением на меня. Прости, значит, у меня судьба такая. – Я боялся раньше. Но не сейчас, – клетка открылась, я приставил пистолет к виску.       Выстрел.