Психам тоже нужно верить.

Ты давишь на меня, пока я не сломаюсь, И злость превращается в ярость. Почему ты не можешь просто оставить меня в покое?* Этим злосчастным местом пропитана вся моя жизнь. В этом месте я бываю чаще, чем дома, хотя у нормальных людей так не должно быть. Запахом этого места пропитана моя любимая толстовка с Сидом Вишесом, запах словно въелся в волокна ткани, и не выстирается даже после миллионной попытки. Мне порой кажется, что сам я пахну так, как это место, как будто мерзопакостный запах преследует меня, подобно дементору. Место это - психиатрическая больница Инглвуда. Скоро я сотру свои штаны до дыр, просиживая задницу на жутко неудобных стульях в коридорах лечебницы. Мать водит меня к врачам - специалистам каждый день. И каждый день я вваливаюсь в давно знакомые двери, как на каторгу. Иногда мы ходим на сеансы к психиатру - там меня принуждают искать смысл в незамысловатых кляксах, принять тот факт, что я болен и оказывают "моральную поддержку, которая без сомнения поможет", а временами я появляюсь у психолога, который что - то втирает мне о умении мыслить позитивно и действовать, ни смотря ни на что. Меньше отвращения у меня вызывает поход к мисс Троттер, которая выдает мне новые дозы лекарств раз в три недели. Я терпеть не могу эти пилюли и частенько смывал их в унитаз, выкидывал в урну и даже запрятывал куда - то далеко, лишь бы не видеть. Но, признаться честно, я прилично схватывал за свои проделки от мамы, и легче было глотать эти исцелительные бусинки, чтобы меня не отправили на светолечение или чего ещё похуже. Здравствуйте, я Джейкоб, и у меня циклотимия. Тяжело ли мне жить? А я не знаю - я как бы и вовсе не живу. Последние годы я, как укутанный в пессимистичном, затягивающем в себя всё больше и больше пледе, из объятий которого ты вылезти не можешь. Ещё я ничего не чувствую, так что сложно сказать, жив я или мертв. Одно точно, что уже второй год моё спокойное существование в плену белых стен и бесконечных писков медицинских аппаратов. Откуда я знаю, в аду лечебница или на земле? Мне не интересно, мне не страшно - прижился уже. Страшно будет вам, когда вы ненароком окажетесь рядом со мной во время очередного приступа. Вы очень удивитесь, когда я встану на рассвете, часов в пять утра, и начну бегать по дому с криками " Где ванилин? Я хочу приготовить печенье! ". А потом, я буду перемешивать тесто и мне тут же надоест эта затея - я всё брошу и пойду обнимать, целовать, признаваться в любви всем и всему, что только увижу, или забреду в местный сквер и начну собирать гербарий. Типичное поведение маменькиного сынка? Дурь? Нет! Это действительно страшно, потому что я ненавижу печенье, объятия и осень. Мама говорит, что в приступах одно хорошо - в эти моменты я улыбаюсь. Но все мы знаем, что не от счастья. Я не привык оголять свои зубы по каждому поводу, поэтому для матери это так драгоценно. Считаю, нечего церемонится и разевать рот до ушей, когда хочешь поблагодарить или привлечь на себя внимание. Приятно тебе - "Спасибо!", понравился, так и скажи: "Алло, ты мне нравишься!" Ни к чему скалиться. Но О'Коннор так не думает, так не может. * * * В понедельник прошлой недели я, что обыденно, пришёл в больницу на очередные медицинские свидания. Мой психиатр задерживался, и мне не удавалось в это поверить, потому что та до тошноты пунктуальная женщина не позволяла себе такого. - Пойду поговорю с отцом, сынок. Никуда не уходи. - прошептала мама и тихонько побежала по коридору, цокая шпильками дорогих сапог. Это затянется надолго, ура. Заняться мне было нечем, поэтому я уставился в окно. На улице шла сильная метель, она покрывала стекло инеем, прилипая маленькими кристалликами. Люди медленно плелись по заметенным дорожкам, высоко поднимая ноги и меня это забавляло. Я представлял их большими улитками, что тянутся, и всё никак не дотянутся. Ме-е-едленно, как каучук. Пока я был заворожен, очередь к врачу пополнилась. Пришла Нэнси с затяжной депрессией, Батч - социопат, который вечно ходит с огромным капюшоном на голове, едва открывавшим ему обзор, и четырнадцатилетний Оливер, что попался за очередной попыткой суицида. А вот тот парень, что подошёл позже всех, был мне не знаком. Сколько я здесь обследуюсь - не было его, я бы не ошибся. Высокорослый мальчишка, в рубашке и шерстяном жилете с блестящей нашивкой в виде сердца присел прямо рядом со мной, загораживая мне своей широкой спиной вид на гипнотизирующий зимний пейзаж. Как будто так и хотел, чтобы я продолжал его рассматривать, только поближе. В руках его была какая - то странная кукла - робот - гибрид, похожая на тех, что стругают на блошиных рынках из всякой дряни. Было в нем и то, что просто никак нельзя было не заметить - он очень широко улыбался. Улыбался как - то болезненно, нехотя, так, словно у него затекли мышцы лица. Вылитый Чешир. Меня это жутко раздражало, и я предпочел отвернуться в другую сторону, тут же сделав в голове заметку, что отныне стоит брать с собой книгу, чтобы ещё интенсивнее не травмировать свою психику такими чудаками. - А я Енох! - на звонкий голос откликнулись все ребята. - Привет! Я Енох! - новенький помахал рукой, осматривая каждого присутствующего в коридоре. - Ага... - робко провыл Батч, поплотнее прижимая темную ткань капюшона аж к носу. - Вы тоже все пришли лечиться? - Нет, нам просто нравится просиживать свою подростковую жизнь, которая по сути должна быть самой прекрасной и радужной, в этой больнице. - Нэнси скрестила руки на груди и наклонила голову в бок, сонно поглядывая на Еноха. - Ты тут теперь типо надолго, пацан. - чавкая жвачкой, Оливер сел напротив нового психически - больного приятеля. - Чего это у тебя за игрушка? - О! Это мой друг, - кареглазый вытянул руки вперед, показывая всем создание с тройкой глаз, фарфоровым тельцем и металлическими конечностями, - его имя - Купер. Он - моя гордость. - И чем же он заслужил такое отношение к себе? - Мне стало интересно. - Куп самый классный воин среди моей коллекции. Я бы показал, что он вытворяет, но у меня нет с собой баночки с сердцем... - Это всё болезнь, он придумал. - единственная девчонка в компании вдруг снова оживилась, словами как бы убаюкивая такое страстное любопытство к новичку. - Я не вру! И почему то глаза Еноха устремились прямо в мои, и я увидел боль. Такую знакомую... - Мамочка! - слёзы неустанно текли по маленьким щечкам двенадцатилетнего Джейкоба. - Я плохо себя чувствую. У меня бронхит...или менингит...ой, голова кружится, кошмар как... - Якоб Портман, ты все равно пойдешь сегодня в школу! - Меня там съест чудовище! - мальчишка плакал всё сильнее, утирая солёные капли, которые щипали кожу на лице, длинным рукавом пижамы. - Сейчас же перестань меня дурить. Марш в школу!!! - Почему ты снова не веришь? Я не вру! Чудовище и правда существовало. Старшеклассник из параллели - Тристан. Портман всего лишь выиграл его в школьной викторине по английскому языку. Восьмой раз подряд. Джейкоб правильно подсчитал - если фиолетово - бордовых синяков на животе восемь, значит и игр тоже. - Ей, чудик! Раз удар. - Как твои дела? Хлопок - огромный отпечаток ладони на шее. - Тристан соскучился по своей груше... Толчок - хрупкое тело Джейки уже катается по росистой траве. - Будешь знать, как умничать, мелкий урод. Четыре пинка по груди, черепу, и бледное, хрупкое личико заливается красными ниточками крови. ПОЧЕМУ.ТЫ.МНЕ.НЕ.ВЕРИШЬ? - Знаешь что, я верю тебе. - я щелкнул пальцами по налаченному телу Купера и оно задребезжало. - Спасибо! - Кукловод сжал своей ладонью моё плечо, как будто держался за мою веру. Будто бы теперь только она у него и была. * * * Мне стало не по себе. Этот Чеширский Енох всё никак не выходил из головы. Мы такие разные, но так похожи. Я видел боль, я чувствовал боль, я знаком с болью. В его глазах я видел то, с чем так давно имею дело. Мне ничуть не стало его жаль, я просто понял его. Вот так, в один мимолетный миг. Я прочитал всё в тех кофейных глазах, я считал его улыбку. Он не был счастлив, он болен и обижен. - Я видел тебя в больнице, правда? - кто - то проскочил рядом со мной и остановился. Это Енох. Больной следит или мысли читает? А то мы, психи, можем. - Да, видел. - И почему - то я не ушел прочь, когда обычно сливался от каких - либо разговоров с людьми. - У меня гипомания, а у тебя? - Кукловод рукой стряхнул пушистые хлопья снега с помпона шапки. - Циклотимия. - А насколько это не приятно? - Это как... как то ощущение, когда тебе не верят. - Сейчас же перестань меня дурить. Марш в школу!!! - Почему ты снова не веришь? Я не вру! - Это каждодневные упреки, навязывания... Как будто тебя столкнули с крыши высокого здания в пучину всего этого психозного дерьма. Как будто тебя кто - то топчет, пинает, мешает с грязью. Четыре пинка по груди, черепу, и бледное, хрупкое личико заливается красными ниточками крови. - Тебя не покидает мысль, что ты живешь, как будто вечно кому - то должен. Слёзы как - то сами выступили из глаз, скоро пробегая по щекам, оставаясь на них мелкими льдинками. - Ты плачешь? - Кукловод потянулся длинными, замерзшими пальцами к моей порозовевшей щеке. Он остановил слезу и провел мокрым пальцем дорожку до самого подбородка, - мама не любит слёзы. Когда она злиться, начинает напоминать большо - ого Халка. - нервный смешок, - как закричит: "О'Коннор, за что ты мне такой?" , как выпишет оплеуху... А я улыбаюсь, потому что мне больно. - Боль всегда хотела и будет хотеть, чтобы её чувствовали.** - А если я хочу чувствовать что - то другое? - именно в этот момент мой собеседник стал похож на кота - пушистый, наивный, испуганный. - Что - то такое, похожее на то, что сейчас. - А что сейчас? - я засунул руки в карманы и засеменил на одном месте, пытаясь согреться. - Ну...я чувствую такое... Вот сердце так и бьётся, хочется по - настоящему радоваться и... - Просто прими психотропное, пройдет. - Да нет же! - Енох свёл брови так, подобно тому, как хмурится моя мать, когда я неожиданно её разочарую. - Оно, как пудинг. Сладкое, тёплое... - Это психоз, О'Коннор. - Нет, не психоз. - парнишка покачал головой. - Это чувство творит какие - то невообразимые вещи. Я, почему то, хочу отдать тебе свою куртку и согреть тебя. Согреть меня. Никто не хотел греть меня. Даже пессимистичный плед, и тот. Когда его тёплая куртка легла на мои плечи, я понял, что тоже что - то... что - то происходит. Не во внешнем мире, а внутри меня. Что - то горячее, текучее, густое разливается внутри. Мёд или джем. Приятно. - Знаешь что? Когда мы снова встретимся, я расскажу тебе, что это было, идёт? - Даже не дождавшись ответа, Кукловод убежал, и за белоснежной занавеской пурги его совсем не стало видно. * * * Такой одинокий день И он мой Это самый одинокий день в моей жизни...*** С тех самых пор я не видел Еноха ровно две недели. Даже в лечебнице про него никто не вспомнил. Мне ещё хуже. Я стал чаще плакать, чаще скрываться в мешковатых толстовках, чаще печь печенье, обниматься. Мои эмоции бьют через край, И слезы льются подобно дождю, Боль бьёт словно молния, Отчаяние становится моим другом.**** Тёмное январское утро очень гармонировало с моим состоянием. Было плохо, отвратительно, ужасно. Меня тошнило от еды, от антидепрессантов, стимулирующих, психотропных, от реального мира. Нельзя было О'Коннору влезать в мою жизнь со своей улыбкой. В голове, под тяжестью всего это, рисуются призрачные образы, фигуры мальчика - брюнета. Хотел бы я увидеться снова? Да. Хотел бы я остаться с ним, если такое было бы возможно? Да! ...И если ты пойдешь Я хочу пойти с тобой И если ты умрешь Я хочу умереть с тобой Возьму твою руку И пойдем прочь.*** То самое "что - то происходит" уже увековечилось у меня внутри. Я спросил у матери, как зовется явление, при котором твое сердце будто проворачивают через мясорубку, только ты вспоминаешь про человека. Когда больше всего на свете ты ненавидишь, что тот вот так просто ворвался в твою жизнь, но чуть больше, чем больше всего на свете жаждешь вашей встречи. - Тебе кто - то нравится? - спросила в один из чайных вечеров мама. - Почему ты вдруг стала говорить такие глупые вещи? - Сынок, - мать бережно взяла в свои руки мою ладонь, - явление, про которое ты говоришь...Ты, подобно влюбленному - скучаешь, любишь. Может расскажешь? - Нет, ты же мне вечно не веришь... Начались какие - то вопли, оправдания, типичные, абсолютно одинаковые извинения, но за дверью квартиры было плохо слышно. Чаепитие сорвано. Может потому, что во всем виноват Чешир? * * * Я устал бегать от своих демонов. Где мой личный Енох Винчестер, что попереубивает моих тварей? Я не знаю, в каких закоулках его искать, но знаю, что нужно немедленно найти, иначе я сгнию в своём уродливом мире прямо сейчас. Мне было давно известно, что он, как акварель, оставляет цвет в моём сознании. Но зато какой. Ночь тёмная, тайная, долгая - у меня много времени на поиски, никто мне не помешает. Я был, пожалуй, в каждом уголке нашего шумного района, даже в тех местах, о существовании которых даже не знал. И что - то, случайно, иль нет, направило забрести в хвойный лес. Было темно, хоть глаза выколи, но не смотря на время суток, густая чаща была полна разнообразными звуками. И порывы ветра, бьющиеся о пышные ветви хвой, и шорох чьих - то крохотных лапок, обитающих в лесу, и звонкие щелчки капель, стекающих с крон деревьев...и звук напильника. Какого черта? Такой резкий, задорный, громкий, будто пилили самые барабанные перепонки. Я шёл на звук, уверенно и лихо. Просто знал, кому он мог принадлежать. * * * На снегу, ко мне спиной сидел парень в рубашке и шерстяном жилете. До ужаса знакомом шерстяном жилете и рубашке. - Е - енох? - решился спросить, на свой страх и риск. Напильник замолчал, стало тише. Парнишка обернулся. Раздражающая улыбка, небрежные завитки кудряшек на голове, поникшие глаза и румяные щёки - всё было при нем. Он молча взглянул на меня, я опять увидел боль в двух бездонных глазах. - Я больше не вернусь домой, - О'Коннор лихорадочно дрожал от холода. Возможно, он пробыл тут не одну ночь. - Больше не могу там находиться. - Такая же хрень - я поддержал. У Еноха уже зуб на зуб не попадал, но он всё равно смеялся. Так беззаботно и естественно,будто бы он и не псих. - А я, кажется, скучал, - я сел на бугристый сугроб, напротив Кукловода. - А я понял, что почувствовал тогда, - брюнет двинулся навстречу и положил свои ледянющие руки на мои колени, - похоже, я тебя люблю. - Это ощущение, словно твоё сердце прокручивают через мясорубку? Енох кивнул. - Не врешь? -А ты мне не веришь? Я видел в фильмах, что на такое обычно не отвечают. Обычно целуют. Я обхватил ладонями худое лицо и долго всматривался, пытаясь осознать, как всё тут устроено. А он всё лыбился, и я не мог понять - смеется он над моим невинным поведением или это та самая повседневная эмоция. Морщинки вокруг губ на юношеском лице манили, хотелось их трогать, чувствовать кончиками пальцев, тонуть в них. Они красивые, Енох красивый. Я поцеловал его. Неуклюже, странно, впервые. - Я ведь правильно сделал? - Это было приятно, но я не знаю,- О'Коннор обнял меня, уперевшись подбородком мне в плечо. - Я тебе доверяю. Я смогу стать для тебя тем единственным, кто будет верить. Буду верить за всех! Как часто не стали мы верить словам, И в искренность чью-то так часто не верим… Порою бывает, что дарим доверье, Мешая с сомнением его пополам. И перед настежь распахнутой дверью Стоим на пороге, боясь обмануться, А было б вернее судьбе улыбнуться, Довериться просто… кому - то поверив.*****