Стук сердца

Мне было страшно выглянуть из-под одеяла. В глаза так ярко светило солнце, что я даже представить боялся, насколько сильно я проспал. Хозяин меня просто убьет! Постойте. Какое одеяло? Да у меня его в жизни не было! Парень осторожно выглянул из-под одеяла. В высокие стрельчатые окна било полуденное солнце. Свет падал прямо на деревянную кровать, на которой он лежал. Тсунехито обомлел, сообразив, что он лежит на простыни, и укрыт не куском рогожи, а самым настоящим одеялом. И под головой лежал не сапог, набитый тряпьем, а подушка! Это было не похоже ни на одну из комнат храма. Да в храме и окон таких нет! Что это вообще за место такое? Тсунехито сел, оглядывая комнату. Она была круглой и очень просторной. Окон здесь было не одно, а целых три, но два остальных были занавешены тяжелыми шторами. Неподалеку стояла еще одна кровать. Перед окном – небольшой столик с мягкими креслами. Посреди комнаты расположился большой резной стол, а стены заслоняли собой массивные шкафы, сверху донизу заполненные книгами. Тсунехито еще ни разу в жизни не видел столько книг! Он и читать-то умел с трудом… Но, как ни старался, он не смог отыскать дверь. Ее попросту не было. Какое странное место… И тут Тсунехито вспомнил, что произошло с ним вчера. Вспомнил о дожде, о простуде, о троллях… и о монстре, чье имя он осмелился произнести вслух. Хотя, монстр все равно не явился на зов. Видно, замучали его разные смельчаки, вот и не откликнулся. Усмехнувшись собственным мыслям, Тсунехито осторожно встал и подошел к окну. Ему не давал покоя господин, который каким-то образом оказался в арке. Этого господина юноша помнил очень смутно, и, наверное, решил бы, что он ему почудился, если бы не оказался в этом странном месте. Неужели кто-то из высоких господ проявил милость к человеку? Да ее к такому, как он? Смешно. Из окна было видно небо. В нем парили неизвестные Тсунехито птицы, и он невольно пожалел, что из-за стекол не слышно, кричат ли они что-нибудь. Интересно, в чьем же он замке? И Тсунехито посмотрел вниз, желая выяснить, в какой части города находится. И громко вскрикнул, невольно хватаясь за стену и потрясенно глядя на… густой, непролазный лес, зеленым морем раскинувшийся далеко-далеко внизу. Никогда в его городе не строили таких высоких башен, и ни в одном замке, что в большом количестве были рассыпаны в ближайших землях, такой башни не было. Не говоря уже о дремучих лесах! Тсунехито бросился к другому окну и распахнул шторы. Все тот же лес, а за ним… за ним потерявший дар речи юноша увидел море. Синее, блестящее, настоящее море! Словно завороженный, он смотрел туда, где синяя даль превращалась в голубую, становясь небом… и не мог в это поверить. Где, в каких краях стоит эта немыслимой высоты башня, из окон которой видно море, о котором Тсунехито лишь слышал в случайно оброненных сказках на базаре? Даже учитель не рассказывал ему о нем! Совершенно растерянный, Тсунехито подошел к последнему окну. Он распахнул его, гадая, какие еще чудеса там могут скрываться за ним, но здесь его ожидало разочарование, – ставни окна были закрыты на тяжелый замок. С сожалением задернув шторы, он вернулся в постель и сел, подтянув колени к подбородку. Происходящее не укладывалось в голове. Еще вчера привычный, сегодня мир перевернулся с ног на голову. Он даже не мог предположить, где сейчас находится. И кто же был этот странный господин, что помог ему вчера? Без него тут явно не обошлось. Вдобавок, как ни старался, Тсунехито не мог вспомнить, говорил ли вчера что-нибудь этот господин. Он только смутно помнил его лицо, и ничего больше. А ведь они точно о чем то говорили… - Ты уже проснулся? Тсунехито даже подскочил от неожиданности. Он совершенно не заметил, как этот господин вошел. Он словно появился из воздуха! Это был он. Тот самый господин, что вчера спас его. Черноволосый, высокий и статный, в дорогом одеянии, украшенном богатой вышивкой, он походил на самого настоящего короля, только короны не хватало. - Как ты себя чувствуешь? Не болит ничего? – Господин присел на постель, положив ладонь Тсунехито на колено. - Нет… - Тут Тсунехито понял, что вчерашней простуды след простыл. Он был здоров! А как же… Господин негромко рассмеялся, увидев, как Тсунехито потрясенно касается своего бока, куда вчера вошел троллий нож. - Но меня же… такого не может быть… - Тсунехито был изумлен. Ну как, как за одну ночь могли исчезнуть и простуда, и рана на боку? Или… - Как давно я здесь? - Одну ночь. – Господин поднялся и подошел к окну, из которого было видно море. – И одно утро. – С этими словами он задернул тяжелые шторы. - Кто вы? Господин обернулся, с некоторым удивлением глядя на Тсунехито. - Разве ты не помнишь? Ты ведь сам позвал меня на помощь. – Он улыбнулся и подошел к юноше, по-прежнему сидевшему на постели. – Меня зовут Асаги. Теперь Тсунехито вспомнил. Его мягкий голос, тепло плаща, и сильные руки, обнимающие за плечи. …Пока ты рядом со мной, тебя никто не обидит… Неужели этот господин с такими добрыми глазами и есть тот самый Асаги, которого все так боятся? - Не может быть. – Покачал головой Тсунехито. – Вы совсем не страшный, вы пришли на мой зов и спасли, вместо того, чтобы уничтожить. Вы заботитесь обо мне, и при этом – вы тот самый монстр на чьи изображения нельзя смотреть без содрогания? Чье имя боятся произносить даже про себя? Или просто… *** - Просто что? – С интересом спросил Асаги, внимательно слушавший совершенно лишенные страха рассуждения мальчика. - Просто вы до этого никому не показывались в таком… обличии? Асаги мягко рассмеялся. Ему положительно нравился этот парень! - Видишь ли… прости, я не спросил, как тебя зовут? - Тсунехито. - Красивое имя. – Улыбнулся Асаги. – Так вот… ты хоть знаешь, как давно были нарисованы первые из этих гравюр? - Ну… века полтора назад. – Неуверенно предположил юноша. - Почти угадал. – Улыбнулся Асаги. – Почти двести лет. Уже тогда обо мне рассказывали довольно страшные истории. Весьма недалекие от правды, кстати. Но лишь весьма… - Почему? - Потому что те, кто пишут летописи, зачастую склонны привирать в свою пользу. Опорочить прекрасного принца на белом коне вряд ли кому удастся – за такое летописца этому самому белому коню скормят вместо сена. А вот страшную сказку о злобном монстре, почем зря истребляющем слабых и невинных, народ проглотит с радостью. Да еще и из уст в уста передаст, да так, что вернись сказочка к сочинившему её летописцу – тот поседеет со страху, да заикаться начнет. - Белого коня чистить замучаешься. – Вздохнул Тсунехито. – Да и незачем, наверное, белый конь, коли ты сам не принц. А зачем монстру было давать пищу страшным сказкам? - Затем, что кому-то пришло в голову научить людей слишком плохим заклинаниям. А вот правильно пользоваться ими этих людей научить забыли. Как ты думаешь, в кого превратиться человек, если его научить убивать, но не сказать, что убивать без причины – нехорошо? - В чудовище. – Ответил Тсунехито. – Но зачем вам было их убивать? Асаги задержал внимательный взгляд на глазах парня. А ему палец в рот не клади… Тсунехито не выдержал внимательного взгляда вампира, отвел глаза и неуверенно поерзал на месте. - Нельзя давать оружие в руки того, кем не можешь управлять или тому, кому не доверяешь. К сожалению, тем людям доверили такие знания, которые даже при сильнейшем доверии можно было передать лишь тем, кого держали под контролем. Вот только контроля не было. Да и доверия особого тоже. Я не мог просто так пройти мимо этих… тварей, что убивали направо и налево лишь для того, чтобы похвалиться друг перед другом новообретенной силой. Представляешь, что было бы, зайди они дальше? Голос вампира был ядовито-вкрадчив, и Тсунехито не мог заставить себя посмотреть господину Асаги в глаза, пока тот говорил таким голосом. Он чувствовал себя так же, как перед своим учителем, когда тот точно таким же тоном начинал задавать свои уничижительные вопросы. Как же ненавидел Тсунехито, когда учитель задавал десятки таких унизительных вопросов, изводя мальчишку осознанием собственной никчемности и глупости, прежде чем указать ему на его ошибку! - Тсунехито? Парень нерешительно поднял голову, но наткнулся на теплую усмешку в глазах, и на такую же теплую улыбку, от которой мигом растаял липкий комок неприятных воспоминаний. - Я вижу, тебе все-таки сложно понять, почему я так поступил, верно? Тсунехито кивнул. Разговор был не из приятных, но бояться, когда в окно бьет такое солнце, совершенно не хотелось. Асаги встал и подошел к окну. - Тебя ведь не учили столь давней истории, верно? Твой учитель, вероятней всего, ограничился парой последних десятилетий? – Солнце серебристо блестело на черных волосах и мягко очерчивало профиль красивого лица. - Он не учил меня истории. Он меня читать учил. Немного… - И что же ты с ним читал? - Ну… Книгу лет читал. У учителя она красивая, с гравюрами… правда, ее трогать нельзя было, вот старую, которую кошки подрали – ту даже под крышей читать разрешал. - Где? - Под крышей. Ну, у школы крыша, в приходе, я там спал. Асаги рассмеялся. Тсунехито удивленно уставился на господина – интересно, что же его так насмешило? - Почему вы смеетесь? Асаги ответил не сразу. Он улыбался каким-то своим мыслям. А потом распахнул окно, впустив в комнату свежий воздух. Тсунехито с удовольствием вздохнул. - Подойди сюда. Парень послушался. Подходить к распахнутому окну было немного боязно, но господин привлек его за плечи и поставил рядом с собой. Теперь, когда окно было открыто, лес и небо с птицами в нем казались еще красивее, чем сквозь стекло. Свежий воздух был упоительно свеж, а легкий ветерок шевелил волосы и шаловливо забирался под рубашку, щекоча, словно озорной, пушистый котенок. Тсунехито вздрогнул и неожиданно чихнул. А потом еще раз. Ну и яркое же солнце! Асаги снова засмеялся. Это был теплый, радостный, спокойный смех. Юноша ощутил легкий укол зависти. Хотелось бы и ему хоть раз испытать то, что чувствовал господин Асаги, когда вот так вот смеялся. Такой смех может быть у тех, кто счастлив в этой жизни. У кого есть семья, друзья, крыша над головой… Внезапно Тсунехито ощутил внутри себя пустоту. Ведь он оправился после этой страшной ночи, и господин скоро вернет его обратно, в приход. Ведь он этому господину совершенно не нужен. Ну, на кой сдался вампиру изуродованный человеческий парень, который не умеет учиться? Съест, разве что. Хотя, не очень похоже, чтобы этот господин нарушил закон и тронул человека. Почему-то в этом Тсунехито был уверен. Почти. - Что-то случилось? – Ладонь господина легла на плечо, и сквозь тонкую рубашку проникло ее тепло. Тсунехито не поднял глаз. Лучше спросить сразу, чем теряться в догадках и строить пустые надежды. Лучше сразу знать, чего бояться, а на что надеяться. - Вы ведь спасли меня, и сейчас я здоров. Что вы теперь станете со мной делать? – И он взглянул вампиру прямо в глаза, отступая на шаг, чтобы ладонь вампира соскользнула с его плеча. Признаться честно, в этот момент Асаги даже не думал об этом. Он понятия не имел, что теперь делать с этим пареньком, и не стремился заводить этот разговор, надеясь повременить с этим. Но Тсунехито сам спросил его об этом, и деваться теперь было некуда. Асаги вздохнул, пытаясь подобрать слова. - С твоей раной ты должен был умереть. Ты ведь понимаешь это? Парень кивнул. - Те тролли тоже это понимали. Не думаю, что нож метали наугад, метавший знал, куда целился. И даже если представить, что нашелся бы искусный лекарь, случайно проходивший под мостом и спасший тебя, то ничего не отменит того, что ты назвал тогда мое имя. И тролли слышали это. А что, если они вдруг увидят тебя живым? Как думаешь, кому поверят, слуге или трем наемникам, которые слово в слово повторят свои показания перед высоким судом? Тебя в лучшем случае просто казнят за то, что произнес мое имя, а могут ведь и сжечь. Лицо парня побледнело. Кажется, он начал осознавать, какие последствия может повлечь за собой его ночная выходка. - Но, конечно, это все случится, если ты вдруг встретишь их, и они узнают тебя. Что маловероятно, ведь под аркой было темно. Хотя, в твоем городе не так уж много людей свободно расхаживает по улицам, так что долго гадать им не придется. Но встретишь ли ты их еще хоть раз – большой вопрос, они ведь наемники, может, их в городе уже и след простыл. - Н-но… судьи, они же… они же могут узнать, коснулась кого-то темная сила или нет, они умеют! - И ты всерьез считаешь, что они окажут тебе такую честь? – Изумился Асаги. – Я не знаю, как относился к тебе твой хозяин, но вряд ли очень хорошо, если ты оказался под ночным проливным дождем еле живой от простуды. Думаешь, служитель церкви вообще заступится за тебя, если тебя обвинят в причастии к тьме? Это было жестоко – вот так неприкрыто высказать парню всю эту правду, но Асаги не мог по-другому. Похоже, этот Тсунехито не знал толком, что за мир его окружает, и никто никогда даже не пытался ему этого объяснять. Угораздило же тебя родиться человеком… Оставалась еще одна правда, и как бы ни было Асаги противно это говорить, но он должен был это сделать. - Подними рукав и посмотри на свою руку. - Чего я там не видел. – Вздохнул парень. - А ты подними и посмотри. Тсунехито нахмурился, сбитый с толку такой странной просьбой, но послушался и рукав поднял. И тут же с криком отдернул вторую руку, вскакивая с постели и с ужасом глядя на Асаги. А потом снова – на свою руку, на которой больше не было уродливого шрама, оставленного когда-то огнем. - Вы… вы что… - В моих силах было вылечить твои ожоги, и я это сделал. Ты больше не калека теперь. Тсунехито неверяще смотрел на свою руку. Потом не утерпел и задрал рубашку. И не поверил своим глазам – на животе ожогов тоже не было! Его уродство, клеймо на всю жизнь – оно исчезло, теперь он не был калекой, на которого нельзя было смотреть без содрогания! Он снова взглянул на Асаги. Несколько мгновений в его глазах светилось счастье, но очень быстро, даже слишком быстро оно погасло, уступив место страху. Эти ожоги были не только позорным клеймом урода. Они были еще и защитой. Защитой от тех, кто превращал людей в игрушки, кто продавал их в бордели, кто держал их на цепи словно редких, дорогих зверей. И Тсунехито привык к этой защите, научился верить, что именно это его уродство спасло его от гораздо более худшей судьбы, что могла постигнуть человека в стенах города. Но теперь этой защиты он лишился. Теперь он – обычный человек, а что глупый – тем лучше, тем проще задурить ему голову всякими сказками. И если хозяин не продаст его теперь в какой-нибудь бордель, то сам посадит его на цепь. Кто сказал, что служителям церкви чужды мирские забавы? Асаги не пришлось ничего говорить – парень все понял сам. Догадался, какая судьба может ждать человека, чье уродство заменили на красоту. - Зачем? – Внезапно осипшим голосом спросил Тсунехито. – Зачем?! Он стоял перед Асаги, встрепанный, нелепый, словно воробей, сжавший руки в кулаки, и плакал – зло, отчаянно и бессильно. Плакал, потому что понимал, что теперь нет ни единого шанса на то, что вернувшись в город, он не попадет в беду. - Я понимаю, что ты чувствуешь, Тсунехито, но ты слишком рано поставил на себе крест. Я ведь еще не ответил на твой вопрос до конца. У тебя есть и другой путь. - Какой? – С отчаяньем спросил юноша. – Пойти в бордель сразу, не дожидаясь, пока меня продадут насильно?! Я ведь даже в другой город уйти не могу, кому я там нужен? - Почему же не можешь? Ведь есть города, где к людям относятся совершенно по-другому. Где человек может многому научиться. Тсунехито отвернулся от Асаги, глядя в окно. На его лице застыло безнадежное, равнодушное выражение, словно Асаги сказал что-то глупое, как детская выдумка. - Я ничему не могу научиться. Никогда не мог. - Это кто тебе сказал? - Да все говорили. Даже учитель. - И что же он делал с тобой, если ты не мог ответить ему урока? – Усмехнулся Асаги, уже догадываясь, что услышит в ответ. - Бил. – Просто ответил Тсунехито, с прежним безразличием продолжая смотреть на залитый полуденным солнцем лес. - Скажи мне честно, Тсунехито, ты хочешь вернуться обратно к учителю? Или ты хотел бы все-таки хоть чему-то научиться в этой жизни? Тсунехито горько усмехнулся, обнимая себя за плечи – задувающий в окно ветерок был ощутимо прохладен. - Я-то может и хотел бы. Да только кому захочется со мной возиться. В этот миг Асаги решился окончательно. - Я захочу. А вот ты захочешь учиться у вампира? *** Мне казалось, я ослышался. Я даже переспросил, думая, что все же неправильно понял Асаги. Но нет, он повторил и я понял, что уши меня не подводят. - Асаги, ты уверен? Ты понимаешь, что ты делаешь? Он человек, Асаги, одумайся! Ты же сам запретил всем нам учить людей, и что? Сам же и собираешься нарушить главную заповедь клана?! - Главная заповедь клана – не учить людей нашим знаниям. А я собираюсь просто учить его. Научить тому, чему мог бы научить его любой, понимаешь? Хотя бы просто выживать. Ему с детства внушали, что он глуп, и он в это поверил, он даже не пытался ничему научиться, хотя, когда живешь в церкви, можно узнать много, даже если просто слушать. А он и этого не умеет. Я встал, не в силах усидеть на месте. Нет, отпираться не буду, мне и самому жаль было этого парня, но ведь можно же найти место, куда его отправить, где ему смогут помочь. Но оставлять его в клане! Это же немыслимо! - Руиза, друг мой, успокойся… - Асаги! – Я готов был влезть на стену, лишь бы он, наконец, меня услышал. – Прошу тебя, пойми, я прекрасно понимаю, что ты хочешь ему помочь. Но ты – не единственный на свете, кто может это сделать. Ну ведь никто не поверит, что ты не учил его ничему, что принадлежит клану! Ты же сам, своими руками можешь разрушить то, что так долго создавал! Асаги сел в кресло напротив. Его лицо было серьезным. - Руиза… - Да? – Я тоже сел, не сводя глаз с друга. - Ты помнишь, почему я перебил всех наших человеческих учеников. И почему я убил тех, кто учил их – тоже. И не мне напоминать тебе, что те зверства, что творили эти ученики были лишь удачным прикрытием, удачно подвернувшейся причиной для того, чтобы скрыть истинную причину. Попытка провалилась. Ведь ни один обученный человек так и не оправдал наших ожиданий! Мы смогли воспитать подобных себе чудовищ, но ни один эксперимент не завершился успехом. Цель не была достигнута. - Я все это помню, Асаги. Я помню, зачем учили этих людей и почему ты на самом деле убил их и их наставников. Но почему ты напоминаешь мне об этом сейчас, я не понимаю. - Вспомни, мой милый друг, как именно я спас этого парня. Я смутился. Мне было совершенно непонятно, к чему клонит Асаги. Сбитый с толку, я невольно затеребил отпущенную прядь своих волос, заплетенных в косичку. - Ты вылечил его своей кровью. Заклинание какое-то составил. Но… - Но это заклятие я составил еще тогда, когда все наши ученики были живы. Вот только тогда, когда я использовал его на нескольких из них, ни один не выжил. Никто не смог вынести прикосновения моей крови. Я долго думал, идея никак не давала мне покоя. И я нашел, в чем могла быть ошибка. И я не прогадал. Уже измененным заклинанием я воздействовал на этого парня, и все сработало. Все прошло так, как изначально и задумывалось. Этот юноша был полностью вылечен, и даже его ожоги исчезли. Руиза? - Асаги перегнулся через стол и заглянул мне в глаза. – Ты помнишь хоть один случай, чтобы кровь вампира излечивала хоть кого-то, кроме самого вампира? Я сидел в кресле, чувствуя себя так, будто на меня вылили целую бочку ледяной воды. Наивный дурак! Я был уверен, что после той бойни Асаги раз и навсегда похоронил идею, над которой так усиленно работал наш клан! А он, оказывается, продолжал работу, но полностью один! Я никакими словами не мог описать свое потрясение. Выходит, все продолжается… - Так ты… - Да, Руиза, я продолжал работать. Я понял, что позволить целому клану заниматься этим, было ошибкой. В итоге мы потеряли еще больше. Что осталось от клана? Крохи! – Асаги встал и принялся расхаживать по комнате, то и дело встряхивая головой, отбрасывая непослушные пряди с лица. – Да, я признаю, я не был до конца уверен, что заклинание сработает в этот раз. Но оно сработало. И если это не причина оставить парня здесь – хотя бы понаблюдать за ним, то выходит, я и эти годы потратил зря! В конце концов, вдруг моя кровь просто не сразу его убьет? В его словах была своя правда. Действительно, понаблюдать за парнем стоит. Пусть и совершенно случайно, но в наших руках оказался человек, прошедший через то, что убило нескольких его предшественников. Он действительно потрясающая находка для клана. Вот только… - Асаги, но как ты представляешь себе жизнь этого парня здесь? Да весь клан на уши встанет, если узнают о нем! - А зачем кому-то о нем говорить? Достаточно и того, что мы с тобой знаем о нем. Я не буду выпускать его из башни. По крайней мере, первое время. - Думаешь, ему понравится быть птицей в клетке? – Я, наконец, задал самый волнующий меня вопрос. Чтобы там Асаги не говорил, каких бы успехов в своих опытах он не добился, но было и еще одно «но» во всей этой ситуации. Ни один из тех погибших учеников-людей не был приведен в замок Розы насильно. И те, кто погиб после опытов Асаги, знали, на что шли. А знает ли этот парень, какая судьба уготована ему в этом замке? - Я об этом уже позаботился. – Произнес Асаги, словно прочитав мои мысли. Думаю, года хватит, чтобы этот парень освоил хотя бы азы грамоты, истории и политики. А после посмотрим. Я расскажу ему обо всем, ровно настолько, чтобы он понял, что его ждет. Захочет – останется, не захочет – я отвезу его в любое место в Арзале, в которое он захочет, и оставлю его там. - Это риск, Асаги. - Цели не оправдываются без риска. «Танг!» Стрела впилась точно в центр мишени. Я опустил лук и выдохнул, подставляя лицо ветру. Стрела за стрелой мое волнение покидало меня, и я успокаивался. Я провел правой ладонью по древку лука. Теплое дерево, каждый изгиб которого я знал и чувствовал, как себя самого, мягко светилось под лучами солнца. Я коснулся пальцами натянутой, словно струна, тетивы и, легко оттянув ее, отпустил. Она тихо тренькнула, и, чуть взволновавшись, успокоилась, окончательно подавив смятение в моей душе. Что ж, я готов поддержать тайну Асаги. Он прав, это оправданный риск. Единственный ученик, строго отмеренные дозы правды, последовательность и осторожность – вот те новые основы, на которые ляжет новая попытка довести начатое до конца. И со спокойным сердцем я вернулся в замковый двор для занятий, где сейчас тренировались мечники.