***
В Ледовом Дворце тихо, никто не мешает им заниматься. Виктор прилетел в Японию недавно, но уже принялся натаскивать Кацуки Юри для соревнований. Это было куда проще, чем с Плисецким. Кацуки Юри ловил каждое слово своего тренера и беспрекословно выполнял всё, что тот ему скажет. Где-то в глубине души Виктор жалеет, что это не Юрий. Да, он бы спорил, критиковал и дерзил, пытаясь всё сделать по-своему, лишь бы не подумали, что он подчинился. И благодаря подобному противостоянию программа получилось бы куда лучше. Но придётся довольствоваться Кацуки Юри. Дверь в зал распахивается, гулко ударяясь о противоположную стену, а в дверном проёме стоит злой как чёрт русский фигурист. Он быстро проходит разделяющее их с Виктором расстояние и хватает мужчину за воротник футболки, притягивая к себе. Ему приходится вставать на цыпочки, но ничего, он потерпит. — Какого чёрта?! Ты обещал поставить мне программу, Виктор, а сам прохлаждаешься в Японии?! Я, конечно, знал, что ты мудак, но не до такой же степени! Плисецкий говорит громко, даже слишком, словно стараясь унять собственную обиду. — Программу? — Виктор немного наклоняет голову к плечу и невинно хлопает белыми ресницами. — Что-то не припоминаю. Это приводит негодующего фигуриста в ещё большее бешенство. Кажется, что вот, сейчас он не сдержится и ударит Виктора. Но он только отпускает чужую футболку, разворачивается и идёт обратно. У самой двери он останавливается, поворачивает голову и коротко бросает: — Предатель. Голос звучит ровно, но видно, как дрожат сухие тонкие губы. В зелёных глазах отражается обида, разочарование и боль. Тупая боль. Виктор смотрит слегка оторопело, не до конца понимая, что это всё сейчас было, а блондин тем временем уходит окончательно, в сердцах захлопнув за собой дверь так, что остаётся загадкой, как она ещё с петель не слетела от такого обращения. Никифоров почёсывает затылок, отгоняя все ненужные мысли. Сейчас его должен интересовать только Кацуки Юри. — Что ж, продолжим!***
— И последним выступает русский фигурист — Юрий Плисецкий, с его программой «Sacrifice». Встречайте! — заучный голос объявляющего эхом разносится по залу, и почти сразу же утопает в рёве восторженной толпы. Юрий выезжает на лёд, останавливаясь ровно по центру. Виктор про себя отмечает, что его движения плавны и естественны, словно он не выступает перед всеми, а делает нечто обыденное. Ах, да, Виктор ведь в составе жюри. Как так получилось, не совсем понятно даже ему самому, но он не жалуется. Звучит музыка, и юный фигурист начинает свой танец, а вместе с ними начинается и обратный отсчёт, о котором знает лишь сам Плисецкий. Виктор наблюдает за выступлением Юрия из-под полуопущенных век, отмечая, что сегодня он на высоте. Только странно, что он катается под что-то спокойное и трагичное, в духе «Lakriosa». Ему всегда казалось, что он не любит такое. Что ж, значит, он слишком плохо его знает. А Юрий продолжает порхать по льду. Сейчас он, наверное, лучше всего оправдывает своё ледовое прозвище — Русская Фея. Все вынуждены признать — программа отточена до невозможности идеально. Все прыжки чёткие, без перекрутов, замены четвёрных на тройные или ещё какой-то запинки. А Виктор с грустью осознаёт, что Юра и рядом не стоит с Плисецким. Вот, завершающий элемент, и Юрий останавливается, устремив взгляд на Виктора. Публика смолкла, но лишь для того, чтобы снова разразиться бурными аплодисментами и скандированием его имени. Но Юрий ничего не слышит. В ушах стучит кровь, а в глазах всё начинает расплываться. Его ведут в сторону, и он падает на колени, больно ударившись ими об лёд. Но сейчас куда больнее в груди, разрывающейся от недостатка воздуха. Юрий комкает сценический костюм у себя на груди, судорожно хватая ртом воздух, и понимая, что время поджимает и отсчёт почти закончен. Кто-то выбегает на лёд, но Виктор оказывается быстрее, перемахнув через стол жюри и подхватывает Плисецкого на руки. У публики паника, у фигуристов паника. Кто-то наконец додумался вызвать парню скорую. Виктор не обращает внимания на сумбур, творящийся вокруг, сейчас его интересует только Юрий. Блондин корчится у него на руках, пытается разорвать костюм, словно это поможет ему дышать, обламывает ногти, неосознанно вцепляясь мужчине в плечи. Глаза закатываются почти полностью, он заходится в мучительном кашле, теряя-таки драгоценные для него частички воздуха. Кто-то налетает на Виктора и орёт ему чуть ли не в ухо, чтобы он бежал на улицу, к скорой. Мужчина, ничего не говоря, срывается с места, прижимая к груди хрупкое тело. У входа уже стоит машина скорой помощи, врачи тут же укладывют Юрия на носилки. Виктор идёт за ними, не обращая внимания на протесты. В конце концов, на него перестают обращать внимания, пропуская в машину. Они мчатся по улицам, распугивая всех нещадно воющей сиреной. Виктор сидит рядом с Юрием, сжав его ладонь. А парень продолжает выгибаться дугой, в попытке вздохнуть. Бледное лицо заливает холодный липкий пот, губы искусанны в кровь. Виктор шепчет что-то успокаивающее, даже не пытаясь вникнуть в смысл. Блондин устремляет взгляд затуманенных пеленой боли глаз на мужчину и еле слышно выдыхает: « Вик…тор.» На это уходят последние силы. Парень в последний раз дёргается, воздух с хрипом выходит у него из груди. И всё. Время вышло. Юрий Плисецкий, выигравший взрослую категорию, навеки закрыл свои изумрудные глаза.***
— А вы знаете, что Юрий был болен? — нарушает молчание фигуристка, заставив вздрогнуть. — Смертельно, неизличимо. С его образом жизни и нагрузками, которые он сам себе создавал, врачи могли с трудом натянуть ему двадцать. Но он понимал, что проживёт куда меньше. Мила говорит вроде бы спокойно, но чувствуется, что она винит во всём этом Виктора. Что ж, он не имеет права упрекать её за это. — А вы были его кумиром, знаете? Он так радовался, когда Вы согласились поставить его программу, только об этом и говорил. Слова бьют больно. Больно и метко. Он знает. Знает, Мила. Не ты должна ему это говорить. — Знаешь, я всё бы отдал, чтобы услышать эти слова от него самого… — А ещё у него была мечта. Он хотел немного, нет. — Бабичева не слушает. Не хочет слушать. — Всего лишь дожить до своего совершеннолетия, войти во взрослую категорию с Вашей программой и выиграть с ней. Он так старался, чтобы достичь этого, из кожи вон лез. А в итоге? В итоге вы его предали! — голос девушки срывается, а по щекам ручьём бегут слёзы. — Если бы не Вы, Юра сейчас был бы жив! А Виктор смотрит, не знает, что сделать, что сказать. Он никогда не умел обходиться с плачущими людьми. — Я видела, как он тренировался! Он танцевал, даже задыхаясь, даже готовый вот-вот потерять сознание! А всё ради того, что поразить Вас! Всё, всё это, из-за Вас! — девушка продолжает кричать, обхватив себя за предплечья и заходясь в рыдании. Виктор осознаёт, что она права. Во всём это виноват только он. Если бы не его легкомысленность, если бы не отъезд в Японию и ещё куча всяких «если бы не». Мужчина суёт руку в карман, доставая оттуда медаль, сверкнувшую золотом на солнце. Опустившись на корточки, он осторожно кладёт её на могилу, отдавая владельцу. Виктор подносит к губам два пальца и прикладывает их к надгробию. — Прости меня, мальчик мой… А после встаёт и уходит. Потому что никто не должен видеть слезу, оставившую после себя солёную дорожку. Юрий Плисецкий мечтал выиграть взрослое Гран-При. Юрий Плисецкий мечтал сделать это с программой, которую ему поставит его кумир — Виктор Никифоров. Юрий Плисецкий мечтал справить своё совершеннолетие. Юрий Плисецкий создал прекрасную программу. Сам. Юрий Плисецкий умер, не дождавшись объявления себя победителем Гран-При. Юрий Плисецкий умер, не дожив до своего совершеннолетия всего три дня.