Смерть и то, что случается до...

Открытый в середине двадцатого века Колледж Уильяма Т. Спирса, тридцать девятый колледж Оксфорда – чудеснейшее местечко для студентов любой формации: здесь есть и смуглые, и желтые, и голубые, и розоволосые эмо, и черногубые готы. Никто не удивляется, увидев в толпе радужный ирокез или платье в стиле стимпанк, а педагоги не делают замечаний за мальчикам за макияж, а девочкам за прозрачные мини поверх штанов цвета хаки. Здесь изучают ноэтику, теологию и криптозоологию, философию и руническую поэзию, археологию и фольклор. Здесь есть ночные уроки по факультативной «теории призраков», а на рассвете астрономы разглядывают утренние звезды. И совершенно неясно, что тут забыл Ронни Нокс, наследник богатейшей семьи скотопромышленников из Йоркшира, а также дюжина его приятелей и подружек, чьи родители так же ошибочно решили, что экстравагантный Колледж Спирса – то, что надо, дабы выпендриться перед друзьями на вечернем коктейле: «Мой в этом семестре отличился по древнекельтскому». Учителя тут не особенно усердствуют, расписание – не бей лежачего, так что детки довольны, а что до полной профнепригодности вычурных, в обложках с золотым обрезом дипломов, так при желании можно остаться преподавать или стажироваться в самом Колледже. Поэтому некоторые студенты предпочитают проводить каникулы и праздники здесь, а по окончании не возращаются домой. Здесь их принимают любыми – и, учитывая нестандартный состав студентов, для многих из них это куда лучше, чем плоский и требующий подчинения стандартам социума внешний мир. Ронни, естественно, и не задумывается о подобном исходе – для него все решено: теплое местечко в компании отца, огромные перспективы, удачный брак после должного количества гулянок. И гулянки после брака – с соблюдением, разумеется, норм приличий. Ронни – мечта юной барышни, пересмотревшей голливудских боевиков: крепкий, ладный, пышущий здоровьем и молодой здоровой дуростью, улыбка в тридцать два белоснежных зуба; копна пшеничных волос дополняет образ, сводящий с ума глупеньких первокурсниц. У Ронни нет странностей, или проблем с общением, или с внешностью, или, скажем, с учебой – у него вообще нет проблем, богатый папа решил их за него еще до его рождения. Ронни вообще ничего не беспокоит, все идет именно так, как надо. И группа подобралась отличная – неудивительно, поступали-то все вместе, у всех родители работают вместе. Точнее, заседают в одном и том же совете директоров, где главный – отец Ронни, Рональд Нокс-старший. Это придает сыну некоторый вес в глазах однокурсников - мальчики, скорее всего, станут его будущими партнерами или подчиненными, девочки выйдут замуж за мальчиков. Все идет, как надо – даже несмотря на регулярные пьянки до утра, потому что определенное и ясное будущее не оставляет почвы для переживаний. Ронни точно знает – все это пройдет, и он, в черном костюме и при галстуке, будет сидеть во главе большого овального стола. Он знает пейзаж за окном, что расположено ровно за спинкой стула Президента компании «Нокс Инкорпорэйтэд», ему известно, как зовут его будущую секретаршу и с какой должности он начнет восхождение наверх. Цвет плитки на полу в комнате отдыха для топ-менеджеров знаком ему до боли, как и вкус чая, что подают из корпоративной столовой. Возможно, именно поэтому Ронни и выбрал это место – последний и единственный шанс сойти с ума. Немножко – в рамках приличия, как полагается отпрыску семейства нуворишей. И в подходящей компании. К счастью, отец, закончивший восемь с половиной классов деревенской школы, считает, что образование – вид развлечения для богатых, и ему все равно, что будет написано в дипломе у сына. Поэтому сын может позволить себе «D» с минусом и бессонные ночи в оксфордских клубах, и ночевки в крыле девочек. Первый раз Ронни видит его, когда, кинув вещи в выделенную ему комнату с видом на сад, провожает отца до входа на территорию колледжа. По обе стороны дорожки – низкая терновая изгородь, за которой тянется бесконечное полотно ухоженного газона. Сейчас, в день заселения, здесь пусто, запах свежескошенной травы приятно щекочет ноздри. Почти пусто – на зеленом поле обнаруживается маленькое светлое пятно. Парень выглядит совершенно нелепо – не потому, что неформал, а потому, что никто не будет лежать на траве, уставившись в ноутбук, вместо того чтобы прощаться с родителями, знакомиться с новыми соседями, здороваться и обмениваться новостями с друзьями после лета, ну и вообще – это ненормально. Как ненормальна и сумка, лежащая рядом с придурком: то есть до здания он так и не дошел? Что там у него в ноуте – порнушка? Вот же первокурсники пошли. Ронни не может не коситься на парня с интересом и невольным восхищением, пока слушает последние папины наставления, и машинально притопывает ногой от нетерпения – ему хочется подойти и выяснить, что к чему. Однако когда, после финального родственного лобызания, отец отбывает в лимузине на станцию, на траве нет никого и ничего. Ронни мотает головой – привиделось? Никто не способен передвигаться так… быстро. Вернувшись к себе, Ронни понимает – не привиделось. Странный незнакомец расположился на второй койке и опять вперился в ноутбук. - Привет, - выдавливает Ронни, совладав с первым шоком. – Меня Нокс зовут. Ронни для друзей. Где Майкл? Ну, раньше тут жил Майкл, такой полноватый, в очках? А, неважно. Будем знакомы. И протягивает руку. Сосед молчит и улыбается – довольно ехидно. Теперь можно разглядеть его поближе - не светлые, а выкрашенные в дурацкий серый цвет волосы до талии, как у девчонки, пальцы в тяжелых перстнях, длинная, скрывающая пол-лица претенциозная челка и лаковые сапоги. - Не говоришь по-английски? – спохватывается Ронни. – По обмену? Поэтому сразу на второй курс? Хм-м… я – Рональд, - он тыкает себе в грудь пальцем свободной руки, - я тут живу! А ты кто? Кисть начинает неметь. - Здравствуй, Рональд, - произносит наконец парень низким грудным голосом, совершенно не вяжущимся с его внешностью. – Я говорю по-английски, спасибо. Просто это было забавно. Прости. Он хихикает и медленно тянет в ответ руку. У него узкая, девичья кисть, а ногти выкрашены черным – нет, правда! Вместо того, чтоб пожать ее, Ронни хватает его ладонь и подносит к лицу. - Ни фига себе! Ты гот, что ли? Что слушаешь? Камешки настоящие? У мамы такие только в том ожерелье, которое в сейфе триста двадцать четыре дня в году, - тараторит Ронни. Его безумно смущает необходимость жить в одной комнате с этим типом, и он хочет подружиться с ним. Желательно – побыстрее. - Этому изумруду триста лет, - мягко произносит сосед и аккуратно высвобождает руку. – Можешь считать меня… жизнелюбом. - Чего? – Ронни хмурится. – Типа, мир, любовь, наркотики? Ты хиппи? Первый курс? Что изучаешь? - Ага, хиппи, - хмыкает парень. – Я вижу, с тобой будет весело. Я не первокурсник. Просто программа до сего момента была для меня неинтересной. Я посоветовался с директором, и мы решили, что я начну с этого года. А там… как пойдет. - Ты не сказал, как тебя зовут, - за челкой явственно сверкают глаза, того же цвета, что и старинное кольцо. Ронни отчетливо понимает, что над ним издеваются, но не знает, как выйти из этой ситуации. А бить морду соседу в первый день совместного проживания – как-то не комильфо. К тому же – кто его знает, чей он там сын. С директором он посоветовался. Надо же. - Не сказал. Зови меня… Энди. - Эндрю, значит? – угрюмо уточняет Рональд. – А как твоя фамилия? - А ты что, проводишь перекличку перед уроком? – неожиданно парирует сосед. – Ладно. Я занят. И утыкается, представьте себе, утыкается нагло в ноут, будто там что-то невыразимо важное, вроде падения курса фунта на двести процентов от вчерашней цены. Ронни идет в столовую злой, как черт. *** - Не знаешь, что это за новенького придурка ко мне подселили? – интересуется он у Миртл, хорошенькой и довольно умной дочери лучшего друга отца. – Ведь на второй курс сразу не принимают? - Не принимают, - кивает она черноволосой головкой и смешно хмурит нос, - он тебя достает? Хочешь, обратимся, чтоб нас поселили вместе? - Не стоит – я буду мешать тебе готовить домашние задания, милая, - Миртл потенциальная невеста Ронни, удачный выбор по мнению отца, что его в целом устраивает, но переходить от регулярного дружеского секса к жизни в одной комнате – увольте. Пока кольца на пальце нет, Рональд Нокс – свободный человек, а в женском крыле еще много хорошеньких и умных. - Вечно ты так, - Миртл наклоняется, чтоб погладить вертящуюся под столом кошку, - может, я скучаю… - О, ты, оказывается, большой мальчик, - голос звучит без предупреждения и в самое ухо, Ронни дергается и проливает чай прямо Миртл на воротник. - Идиот! - Леди, туалет по коридору направо. Прошу прощения, - Энди, стоящий у Ронни за спиной, картинно кланяется. - Откуда ты взялся? – шипит Ронни. - Из комнаты, - недоуменно отвечает сосед. – А ты думал, я материализовался из воздуха? Ты, кажется, дружить хотел? Так я пришел. Тон у него словно бы задумчивый, челка заколота причудливой серебряной заколкой, и яркие глаза – они зеленые, вот что – будто видят Ронни насквозь. Где-то Нокс уже видел такой необычный цвет. Что-то вертится в голове, ускользает из поля зрения. - Я… - врожденное дружелюбие и тщательно воспитываемая вежливость, и еще что-то глубинное и неопределяемое, не дают Ронни честно сказать: «Передумал», а лучше – «Катись к черту». - Ясно. Значит, будем дружить, - Энди довольно улыбается и берет вялую руку Ронни, сжимает в своей. У него прохладная сухая кожа и очень крепкое рукопожатие. *** В этот день уроков традиционно нет, только речь директора, У. Т. Спирса-младшего, проходящая в Большом зале. Ронни не особенно вслушивается, это обычное бла-бла-бла, которое прерывается лишь однажды – когда один из учеников принимается громко хихикать. Спирс замолкает, ища взглядом нарушителя, а Ронни уже узнает этот смех – конечно же, Энди обнаруживается в первом ряду, у самой сцены, и невинно улыбается, замечая всеобщее внимание. - Я сказал что-то смешное? – ледяным тоном спрашивает Спирс. - Что ты, Уилли… то есть что вы, директор, - машет Энди рукой. – Продолжай… те. Просто этот пассаж про вечную ценность знаний… хи-хи-хи… Супруга директора роняет ручку, которой что-то пишет в блокноте – не иначе, конспектирует речь любимого муженька, - и заходится кашлем. Спирс багровеет: - Вон! Энди встает и действительно выходит, и походка у него совершенно модельная, машинально отмечает Ронни, пока тот шествует по проходу между скамьями. Так ходят девочки на модных показах – легко, изящно, неторопливо. Далее речь директора продолжается без происшествий. *** Потом наступает время отдыха - ученики обживаются, отдыхают, повторяют домашнее задание на лето. Или – как в случае с Ронни и его компанией – заваливаются в один из местных пабов, дабы отметить начало учебного года. Настроение у Нокса препаршивейшее – по всему видно, что ему достался сосед-дебил, причем раз директор не испепелил его на месте за наглость – дебил с гигантскими деньжищами за спиной. Никто из ребят его не знает, девчонки вовсю обсуждают его волосы, в которых, оказывается, еще и косички есть, и находят его страшно крутым. Это бесит, и Ронни увлекается отмечанием чуть более, чем нужно. Он возвращается в колледж за полночь, в обнимку с Миртл. Сейчас ему ужасно хочется плюнуть на все и завалиться к ней, и остаться, желательно – навсегда. Однако когда он сбивчивым шепотом предлагает ей пожениться прямо сейчас, оказывается, что Дороти, висящая на Миртл с другой стороны, все еще живет с ней в одной комнате. Некоторое время Ронни раздумывает о тройничке – слишком долго, потому что внезапно обнаруживает себя стоящим в одиночестве в полутемном коридоре. Каким-то образом он ухитрился попрощаться с Миртл и Дороти и добрести до своего крыла. Кажется, он упал, потому что рукав в пыли и грязи. Ну, точно – он помнит, как наступил на что-то мягкое и пушистое. Кошка, наверное. - Я пришел, - объявляет Ронни, распахивая дверь ногой и вваливаясь внутрь. – Эй! Папочка тут! В комнате светло, и Нокс от неожиданности жмурится – яркий свет бьет прямо в глаза, заставляя схватиться за стену, чтоб не упасть. - Привет, - тихо отзывается груда мусора на кровати. Постепенно Ронни, усиленно проморгавшись, различает силуэт своего чокнутого соседа. Он – или они, сколько их там? – даже не оборачиваются на ноксово вторжение. – Я думал, тебя всю ночь не будет. - Сюрприз! – Ронни широко улыбается. – А что, ты тут с девчонкой развл… каешься? - Гм, - политкорректно говорит Энди, расстраиваясь на глазах. – Ты бы не хотел еще погулять? - Повернись, когда я с тобой разговариваю! – требует Ронни и делает несколько неверных шагов вперед. Чем дальше, тем менее четким становится зрение. Будто бы один Энди стоит, склоняясь над другим… но это уже полнейший бред. - Рональд, - Гробовщик наконец оборачивается, и Ронни видит, что его руки испачканы в чем-то красном, и на кровати тоже что-то красное… и белое, и много красного, - тебе лучше уйти. Или мне придется… Но тут Ронни делает еще один шаг, и картинка складывается, и выглядит так ужасно, что Ронни ничего не может сказать, а в следующее мгновение скрючивается в приступе рвоты. - Ну вот, - огорченно говорит Энди. – Надо было запереть дверь. Всегда одно и то же. - Ты… - Ронни вытирает рот рукавом и пятится от человека с окровавленными руками и трупа на кровати. Кажется, труп еще шевелится. Энди осторожно приближается к нему, кровь капает на пол, и тут труп издает какой-то звук, то ли стон, то ли скрип, и приподнимает голову. Ронни успевает увидеть мертвенно-белую кожу и черные провалы вместо глаз, и кошмарную щербатую улыбку рта без губ, после чего приходит спасительное забытье. *** Ронни открывает глаза в полной темноте. Голова немного кружится, но опьянения больше нет, и Ронни облегченно улыбается: больше никакой выпивки, привидится же такое! - Ты больше и не сможешь, - шелестит чей-то голос над самым ухом, и внезапно оказывается, что Энди все это время стоит рядом. Ронни вздрагивает и пытается встать, но не может – его будто парализовало. - Какой интересный эксперимент, - шепчет Энди, наклоняясь ближе. От него пахнет чем-то сладковато-приторной тухлостью, которая Ронни знакома с детства, но он никак не может вспомнить, откуда. - Не дергайся, моя рыбка, - Энди поглаживает Ронни по плечу, почему-то он совсем голый, хотя не помнит, как раздевался. – Тебе некуда спешить. - О чем ты? – сипит Ронни и дергается. Он не понимает, отчего совершенно не чувствует ног. - Ты же почти мертв, - Энди вдруг заходится в шелестящем смехе. – Мертв, мертв, мертв! Как мне этого не хватало, о боги. Ты покойник! Развлечемся? – переход от веселья к острой сосредоточенности мгновенный, Энди нависает над ним, почти целуя и напряженно глядя в глаза. - Ненормальный, - Ронни становится очень страшно. – Отпусти меня. - А кто тебя держит? Просто твои ткани частично начали разлагаться. Смотри сам, - Энди хватает Ронни за волосы и больно тянет вверх, так что тот наконец может увидеть себя. - Почему я в крови? – выдавливает он, глядя на темные пятна, покрывающие его кожу. - Я тебя немножечко вскрыл, - поясняет Энди с игривым смущением. – Но я только начал. Показать? - Что? – шепчет Ронни. - Ну… что у тебя внутри, - в длинных пальцах Энди появляется нож. – Ты много пил сегодня, малыш? Ронни не успевает пискнуть, как нож вонзается ему в солнечное сплетение, ребра омерзительно хрустят, а к сладковатому запаху тлена добавляется резкая вонь. Энди перехватывает ручку ножа поудобнее, Ронни автоматически отмечает, как напрягаются мускулы на его руке, когда он ведет разрез вниз, к паху. Края раны расходятся, за ними что-то блестит и бугрится, и пахнет, пахнет так, что Ронни бы вырвало уже не раз, если б он мог чувствовать тошноту. Осязание будто отключили, а вот остальные четыре чувства оставили неизменными. «Это сон» - думает Ронни, глядя как Энди аккуратно тянет из разреза клубок раздутых кишок, подносит к губам и проводит языком по глянцевой багровой поверхности. Энди весь состоит из оттенков черного и серого, как и прочие предметы вокруг, как и сам Ронни – но в разрезе цвета настоящие, такие, какими и должны быть. Алое, бордовое, лиловое, белесо-розовое. Мерзкое. - Это не я, - думает Ронни и понимает, что сказал это вслух. Энди улыбается ему и вдруг вгрызается в его внутренности, которые держит на весу, будто связку сосисок. - Может, я тебя трахну? – предлагает он таким тоном, будто спрашивает: «Хочешь еще кофе?». – А то жаль резать тебя сразу целиком. Я люблю блондинов. Ронни осознает, что способность говорить тоже куда-то делась, просто вырубилась от ужаса. Энди небрежно запихивает кишки обратно, облизывает окровавленные губы – алое на сером – и склоняет голову. - Я отсосу тебе, - произносит Энди светским тоном, и потом, очевидно, делает это, потому что Ронни слышит характерные звуки, будто кто-то сначала шумно облизывает что-то – его, Ронни, член, видимо, - и начинает дрочить влажный ствол рукой. Ронни хочет, чтоб слуха у него тоже не было. Ужас сковывает остатки его мозга, Ронни зажмуривается и не хочет думать о том, что будет дальше. - Отпусти меня, - все же говорит он для самоуспокоения. Уже ясно, что не отпустит. Темп, судя по звукам, ускоряется, а затем Ронни слышит короткий «вжик» расстегиваемой молнии. О, черт. В следующее мгновение Энди смеется, смотря на него сверху вниз и почти лежа на нем сверху. - Какой ты узкий. Я у тебя первый и последний, не так ли, малыш? Мир заполняется хлюпанием члена Энди внутри Ронни. Точнее, Ронни может лишь предполагать. - Ты немного протух, - Энди выглядит абсолютно счастливым, елозя вверх-вниз, вверх-вниз. Ронни вдруг чувствует, что его вырвет прямо сейчас, и рывком поднимается с кровати, чтоб успеть хотя бы свесить голову вниз. Остатки выпитого и вчерашний ужин извергаются из него на пол. Ронни тяжело дышит, пережидая последний спазм в животе, и оглядывается – куда упал с него Энди? И видит, что вокруг совсем светло, а Энди в белом махровом халате сидит на соседней кровати и смотрит на него с веселым изумлением: - Очухался? Я уж думал позвать врача. - Это был сон? – глупо спрашивает Ронни. - Что? – деликатно интересуется Энди. - Ну… - головная боль накатывает внезапно, как шторм, и Ронни стонет, устраиваясь на кровати поудобнее. - Ну? - Неважно. В утреннем свете Энди выглядит абсолютно нормально, и халат у него адекватный, на кармане вышит розовый кролик, к примеру. Никаких пыточных инструментов, воздух в комнате пахнет не разложением, а свежей осенней моросью. Несмотря на дикую боль, Ронни облегченно улыбается и чувствует себя счастливым, как никогда. Это был сон. - Ты в следующий раз того… контролируй. А то ввалился в середине ночи и вырубился, напугал меня, - Энди ухмыляется. – На уроки сегодня небось не пойдешь. - Ага-а, - Ронни осторожно, чтоб голова не лопнула, зевает и натягивает одеяло на голову. Ну и что, что в одежде – раздеваться лень, он поспит до обеда, а там выползет к ребятам. Парочка пропусков ничего не значат. - Ну, я пошел тогда, - говорит Энди и закрывает ноут. – Мне того, переодеться надо… отвернись хоть, я может стесняюсь. Сосед внезапно кажется Ронни ужасно милым. Наверное, еще мальчишка – с такой гладкой кожей ему и восемнадцати не дашь… Ронни послушно отворачивается, даже отодвигается подальше от внешнего края кровати. И видит между матрасом и стеной покрытую багровыми пятнами белую перчатку. Он впивается в подушку зубами, чтоб не заорать. *** Ронни просыпается, когда солнце уже клонится к закату, отдохнувшим и спокойным. Все произошедшее – пригрезившееся? – видится сейчас полнейшим пьяным бредом. Для порядка он обшаривает постель, и, естественно, никакой окровавленной перчатки не находит. Энди входит, как раз когда Ронни задом выползает из-под кровати, чихая от пыли. - Неплохо, - комментирует Энди и хмыкает. – Хотя лицо у тебя тоже ничего. Ронни вздрагивает и торопливо оборачивается, вскакивает, едва не падая и путаясь в ногах, и пытается не краснеть. Сосед стоит в дверях, картинно прислонившись к косяку, одна рука заведена за спину… Интересно, что там у него?.. - Ты еще и извращенец, - выпаливает он прежде чем понимает, что говорит. - Еще? – задумчиво тянет Энди и проводит ладонью другой руки по волосам, откидывая назад длинную челку. Оказывается, все лицо его, тонкое и вытянутое, крест-накрест перерезано застарелыми следами от шрамов. И глаза – гигантские, с поволокой, как у девчонки, зрачки расширены и похожи на черные дыры. Ронни ежится под пристальным взглядом. - Забудь, - Ронни деланно-небрежно потягивается. – Пойду съем чего-нибудь. Не жрал со вчерашнего вечера. - А я тебе сэндвичей принес, - неожиданно говорит Энди и жестом фокусника выуживает из-за спины картонную коробку. Ронни медлит, его терзают шизофренические опасения, что там вовсе не бутерброды, а, скажем, чей-нибудь глаз, склизский, серовато-белый. Или кошачья голова. Или… - Я не знал, какие ты любишь, поэтому взял и с огурцом, и с вареным языком, и с лососем и салатом - на выбор, - произносит Энди. – Ты в порядке? Если не хочешь, я сам съем. Ронни встряхивается и понимает, что сосед так и стоит, протягивая ему злополучную коробку, и на его лице легкое нетерпение. - Да… спасибо. Ронни открывает коробку, стараясь, чтоб пальцы не дрожали так заметно. Сэндвичи оказываются немного помявшимися, но совершенно не похожими на кошачьи головы. А еще в коробке обнаруживается пакетик апельсинового сока и трубочка. - Спасибо, - повторяет Ронни. – А… - Пожалуйста, - Энди проходит мимо него к столу, раскрывает ноутбук и перестает обращать на Ронни внимание. *** - Он принес мне сэндвичи, прикинь, - сообщает Ронни Миртл, затащив ее в рощицу за головным зданием. Здесь довольно холодно, и девушка кутается в клетчатую шаль, раздраженно постукивая ногой по земле. - Ну и что? Я мерзну, и у меня домашнее на завтра. Эссе. Тебе нечем заняться? - Да что ты как бешеная, - бормочет Ронни удивленно. – Вчера же все было круто, крошка! Или я тебя обидел? - Просто ты, Рональд Нокс, наглый, неотесанный болван! – выпаливает Миртл. – Ты лапал Дороти вчера, забыл? - Я… да не может быть! - А еще ты слинял, бросив нас в коридоре, просто повернулся и ушел, пьяная скотина, и мы целую вечность не могли отпереть эту чертову дверь, - продолжат Миртл. – Потому что ты привел нас к двери Джерри, того ирландца-гея, - она еще раз топает ногой, - я никогда, слышишь, никогда больше не доверю тебе выбирать выпивку, потому что когда он вылетел в одном полотенце и чуть не прибил нас за «нарушение его покоя», трахаться мы ему, видите ли, помешали, мне хотелось одновременно провалиться сквозь землю и заблевать все вокруг! И сейчас – не лучшее время для романтического свидания, Рональд! Миртл выпаливает последнюю фразу, сверкает карими глазищами и удаляется в корпус на хорошей скорости. «Никогда не буду пить» - думает Рональд и чешет в затылке. Его не покидает чувство, что он что-то упускает. Но он решает подумать об этом завтра. *** Через несколько дней Ронни мирится с Миртл, заказав ей огромную охапку лиловых роз. Когда она гордо тащит ее по коридору, держа Ронни под ручку, навстречу им попадается миссис Спирс. - Ах, - восклицает жена директора изамирает в восторге. Тусклые зеленые глаза за стеклами уродливых очков сияют. – Как это прекрасно! - Здравствуйте, миссис Гертруда, - вежливо говорит Миртл. – Как ваши дела? - Ужасно – я сломала ноготь, - делится женщина. – Но это совершенно неважно, когда я вижу вас, таких молодых и влюбленных! Рональд, кстати, как вам ваш новый сосед? - Нормально, - удивленно отвечает Ронни. – А что? - Да так… Энди такой впечатлительный… мальчик. Надеюсь, вы с ним поладите. Мы беспокоимся за него. - Но не больше, чем нужно, - за спиной миссис Спирс неслышно вырастает высокая фигура ее мужа, словно появляется из ниоткуда. – Пойдем, дорогая. Ронни смотрит, как парочка удаляется, о чем-то споря приглушенными голосами, и краем уха улавливает: «Он не ребенок, нечего над ним кудахтать» и «Ревнуешь, Уилли?», но решает, что ему явно почудилось. *** Ронни честно придерживается зарока не пить больше ни капли и даже пытается делать домашние задания. Среди его оценок начинают появляться редкие «хорошо». Избегая вечеринок, он выдумывает самые разные предлоги, от внезапной зубной боли до письма бабушке, но признаться, что до дрожи боится повторения того сна, не может никому. Энди посматривает на него с усмешкой, когда Ронни корпит над учебниками на своей половине стола, но заговаривает редко и только по делу. Кажется, что сосед вообще почти не замечает существования Ронни рядом, погруженный в свои непонятные изыскания в Интернете, и постепенно ужасный первый день семестра стирается из памяти. Но Хэллоуин – не то событие, от которого можно остаться в стороне в таком месте, как колледж У. Т. Спирса, где студенты общаются с духами умерших на уроках по теории и практике спиритизма, а методы гадания – одна из возможных тем защиты докторской диссертации. Здесь Праздник Мертвых традиционно отмечается с размахом гораздо бoльшим, нежели Новый Год или Рождество, причем даже руководство не гнушается участия в маскараде или игре «поймай яблоко» (8). В прошлом году Ронни победил в «пуншевом состязании» в самом начале вечера, поэтому праздник остался в памяти как нечто безумно веселое и совершенно невнятное. В этом году он собирается прочувствовать весь Хэллоуин целиком, проникнуть, так сказать, в самую суть, для чего тщательно подбирает себе образ удавленника (серое рубище, обрывок веревки вокруг шеи, грим в зеленоватых тонах, который Миртл и Дороти накладывают не меньше часа) и радостно пугает приятелей, не ожидающих, что звать их в банкетный зал придет мертвец. Ронни, Миртл и Дороти, последние – в серых париках и с накладными бородавками, имеют большой успех, коридоры полнятся визгами, в общем, веселье нарастает. Последняя комната – это комната самого Ронни, и они заглядывают туда больше для порядка, ну и еще – чтоб припугнуть чудаковатого соседа Ронни, о котором уже все знают, и о котором никто до сих пор не знает ничего. Энди так и не сошелся ни с кем с курса, он всегда один, наедине с ноутом, у Энди шрамы и золотые цацки, Энди откровенно странный, и ребятам, успевшим выпить по бокалу шампанского в процессе подготовки «образов», ужасно хочется произвести на него впечатление и сбить спесь. - Бьюсь об заклад, - Дороти взмахивает метлой, - он завизжит. Вот увидите. - Он – не завизжит, - уверенно говорит Ронни, останавливаясь перед заветной дверью и теребя веревку. Ему отчего-то самому страшно, и шампанское не помогает. - Да ладно – он обычный парень. Сейчас ты его напугаешь, а потом позовешь с нами. Нечего ему сидеть в одиночестве. Выпьем, поболтаем, - Миртл хлопает Ронни по плечу. - Я? - Ты самый страшный из нас, - заверяет Миртл преданно. А затем распахивает дверь и толкает Ронни вперед. В комнате темно, хоть глаз выколи. Он балансирует, стараясь не упасть, и слышит, как дверь захлопывается за его спиной. Скорее всего,Энди просто нет – не стал же бы он сидеть с выключенным светом, как дурак. - Эй! Тут никого нет, - орет Ронни. – Открывайте дверь, я ничего не вижу! - Почему же никого? – звучит из темноты знакомый голос, и один из смутных силуэтов, который Ронни принял за очертания вешалки с одеждой, медленно движется к нему. Глаза постепенно привыкают к отсутствию освещения, и Ронни видит что-то высокое и очень странное. Судя по голосу – Энди, судя по силуэту – Энди в маскарадном костюме. Дурацком костюме, видать. - У нас лампочка перегорела? – предполагает Ронни, а страх уже скручивается ледяным комком в солнечном сплетении. Ему неуютно, он хочет видеть, кто скрывается там, в темноте. Или что. –Энди… - Что? – силуэт чиркает спичкой, и во тьме появляется огонек. Загорается свеча. - Эн… Сосед одет в серое рубище, почти такое же, как у Ронни, на голове его – дурацкая черная шапка, а в руках… коса? Вот же идиот. - Ты что, Смертью вырядился? – от облегчения Ронни хочется рассмеяться в голос. - Нет, - Энди подходит ближе, держа свечу в руке, его лицо странно бликует, освещенное снизу дрожащим пламенем. – Я бы не осмелился. Я всего лишь Гробовщик. - Это кто? - Это – тот, кто кладет таких, как ты, в гробы, чтоб зарыть в землю, - отвечает Энди и неожиданно хватается за конец веревки, притягивая Ронни к себе. – Чудесная профессия, вы не находите, господин Удавленник? Думал меня напугать? Меня? Ронни чудится, что сосед будто бы стал выше ростом, а сам он наоборот кажется себе маленьким и жалким. И он боится, о да – он боится до дрожи в коленях. Кошмар немедленно вспоминается, оживает в голове и забирает Ронни в свой липкий плен. Громкий стук в дверь возвращает Ронни в реальность – так недовольно и требовательно стучать может только Миртл. - Где ты там, олух? Заснул? Энди отпускает его и усмехается, и Ронни, пошатываясь и натыкаясь на мебель, бредет к выходу. Он боится оборачиваться. - Ну, как? Ты его напугал? - Скорее, он меня, - говорит Ронни, прислоняясь к стене коридора. – Почему я живу именно с ним, а? - Потому что ты бедненький неудачливый наследник папочкиных миллионов? – воркует Дороти и гладит Ронни по голове. - Стерва, все бы тебе издеваться над нищим, старым, больным приятелем, которому никогда не вылезти из трущоб, - семья Дороти гораздо богаче семьи Ронни и семьи Миртл вместе взятых, это давний предмет дружеских перепалок. – Пошли выпьем, девчонки. Скоро Энди выйдет из этой двери. И Ронни хочет сделать все, чтоб с ним не сталкиваться. Желательно – вообще никогда. *** Вечер продолжается бурно и весело, причем для Ронни веселье ознаменовано еще и тем, что Гробовщик так и не появляется среди танцующих, пьющих и смеющихся студентов. Миртл клянется, что видела в толпе миссис Спирс, одетую в красный парик и обтягивающее бордовое платье, но ей никто не верит – все знают, что жена директора носит только унылые серые, черные и коричневые костюмы, и даже помада у нее – блекло-коричневая. Близнецы Джон и Дрейк, одетые в одинаковые костюмы зайчиков, танцуют стриптиз на барной стойке. Девушки визжат. Толстяк Грегори поливает всех окружающих шампанским. Блейд на спор съедает пять ломтей яблочного пирога на время и ставит новый рекорд, после чего вынужден ретироваться и провести остаток праздника в туалете. Мери Джин, перебрав пунша, пытается пригласить на танец самого директора, одетого католическим священником, и он объясняет ей, что вынужден блюсти целибат, как и положено служителю Божьему, под дружный хохот окружающих. Ронни сидит у стойки бара с бокалом в руке, и ему наконец-то хорошо и спокойно. Он лениво наблюдает за Миртл, которая кружится в обнимку с Питом - пусть девочка расслабится, Ронни никогда не был ревнивцем,за Дороти, которая идет к выходу на балкон, за черной кошкой, умывающейся у двери... А кстати, отличная идея – балкон; свежего воздуха явно становится все меньше, а желание полюбоваться на звезды в компании Дороти (симпатичной блондинки) увеличивается с каждым глотком выпивки. Просто посмотреть, поболтать – кому от этого станет хуже? Ронни тяжело сползает с высокого стула и идет за ней сквозь плотную разгоряченную толпу. Маски окружают его со всех сторон, забавные, грубоватые, страшные; Ронни немного не по себе, но он списывает это на несвежий пирог – не зря же Блейду было так плохо. Когда он берется за ручку балконной двери, часы начинают гулко бить полночь, за его спиной люди визжат и беснуются, срывая друг с друга маски, никому нет до него дела. Ронни выходит на балкон и жадно вдыхает свежий ночной воздух полной грудью. И лишь потом замечает, что Дороти здесь нет. Он удивленно оглядывается. Никого. Спуститься с балкона невозможно – только если упасть или полететь. Почудилось?.. Не почудилось, понимает Ронни, когда для порядка смотрит вниз. Дороти лежит там, на черной траве, светлые волосы блестят в темноте. Ронни хочет закричать, но понимает, что не может издать ни звука – голос отказывает ему. Он откашливается и тут замечает еще кого-то рядом с Дороти. Теперь Ронни приходится зажать себе рот рукой, сдерживая рвущийся наружу вопль, и вцепиться в перила. Он узнает – тьма будто окутывает Энди, не касаясь его, и черты тонкого лица ясно видны в звездном свете, как и стальное лезвие косы, со свистом рассекающее воздух над головой Дороти. Над головой того, что было Дороти раньше. А в следующее мгновение Энди оказывается уже рядом с ним, сидя на перилах и широко улыбаясь, косы в его руках нет, а пальцы измазаны в крови. - Ты, как всегда, вовремя, - он наклоняется, чуть не падая прямо на Ронни. – И как тебе это удается? - Не знаю, - произносит Ронни непослушными губами, ему хочется одновременно и убежать, и убить этого урода на месте, и что-то подсказывает – убить его будет не так-то просто. - Зато я знаю, - задумчиво произносит Энди. – Что же мне с тобой делать… - Ты убийца, - неуверенно говорит Ронни. В самом деле, Дороти уже была там, а Энди на балкон не заходил, Ронни бы заметил – его вообще в зале не было. - Сомневаюсь, - мягко отвечает Энди и подносит руку к глазам. – Ну вот. Испачкал. Как всегда. Он медленно ведет языком по коже, слизывая кровь. - Невкусно. Хотя я знаю кое-кого, кому бы понравилось. - Ты ненормальный, - шепчет Ронни. – Отпусти меня. - А я тебя держу? – удивляется Энди. – Но вот отпустить, прости, не могу. Ты же будешь болтать глупости. Вроде того, что я взлетел на балкон, а это четыре этажа, не шутка. И потолки тут высокие… Ох, что же делать? Вместо ответа Ронни зажмуривается, чтоб не видеть гипнотический взгляд глаз со зрачками-дырами, и, глухо зарычав, сталкивает Энди с перил. -Ай-яй-яй, - осуждающе говорит Энди, зависнув в воздухе, - какой плохой мальчик. Придется тебя наказать. Ронни завороженно смотрит, как рука с длинными ногтями тянется к нему и аккуратно берется за обрывок веревки. Затем его резко дергают вниз, и Ронни повисает на атрибуте собственного костюма. Последнее, что он помнит – бездонные зеленые глаза и тихий смех. *** - У него было шок, я понимаю. Но он уже должен был очнуться! - Не волнуйтесь, мисс. Видала я случаи, когда молодые люди как хлопнутся в обморок, так и лежат несколько дней, будто труп. - Не волноваться?! Этот голос Ронни бы узнал из тысячи. Осторожно приоткрыв глаза, он видит Миртл, гневно препирающуюся с пожилой медсестрой. У Миртл под глазами черные тени, лицо красное и опухшее – видимо, от слез. - Этот, который его принес, сосед его, тоже очень волновался. Насилу уговорила его не сидеть всю ночь над кроватью бедолаги. Нехорошее это место сейчас, сидеть-то здесь. - Могли бы положить ее в подвал. Ну… или еще куда-нибудь. - Куда? – медсестра разводит руками. – У нас был специальный ледник, но летом трансформатор сгорел. До вечера полежит здесь, а там родители приедут. Такая молодая… никак несчастная любовь? - Не знаю. Она была моей лучшей подругой. - Ну-ну, милая. Все образуется. Идите, выпейте чайку и ложитесь в кровать, светает. Хотите валерианочки? - Хочу, - Миртл гладит Ронни по руке, и он старательно замирает, притворяясь, что еще в обмороке. Сейчас он не хочет говорить ни с кем. - Пойдемте, моя хорошая, вот так… - медсестра уводит Миртл и закрывает за собой дверь. Ронни остается один, но ему не страшно – он уже бывал в больничном крыле, ничего такого. Главное – светло. Ронни трогает шею и не находит никаких следов – ни вспухшей полоски кожи, что должна бы остаться от веревки, ни ранок, ни-че-го. А ведь было так больно… Снова сон? Ронни аккуратно вертит головой сначала в одну сторону, потом в другую – и мертвая Дороти смотрит на него с соседней кровати одним глазом. Вместо второго – кровавая дыра. Собственно, большей части лица у нее нет, оно словно смято кем-то, превращено в месиво из кожи и обломков костей. Голова вывернута вбок, рот открыт в жутком подобии улыбки. Не сон. Ронни кое-как сползает с кровати, поднимается на ноги, покачиваясь от слабости, и пятится, не разбирая дороги, пока не натыкается спиной на что-то мягкое. Ему совершенно не хочется оборачиваться. Поэтому тот, в кого он врезался, сам разворачивает его к себе, вглядывается в бледное до синевы лицо. - М-да, - произносит Энди, - и куда это мы собрались, а? - Отпусти, - просит Ронни. – Я буду кричать. - Да что ты? – усмехается Энди. – Вот это угроза. А что ты еще умеешь? - Зачем я тебе нужен? – Ронни отчаянно мутит, и он отстраненно думает, что если его вырвет прямо на блестящие сапоги Энди, это хоть как-то отравит мерзавцу жизнь. - Я отведу тебя в комнату, - отвечает Энди, будто не слыша вопроса. – Надо было додуматься тебя здесь положить. Я как узнал, сразу примчался. - Заботливый, - хрипит Ронни, - я всем расскажу, что ты убийца. Энди чуть отстраняется и смотрит на него с изумлением. - Что?! Ты о чем вообще, Нокс? - Я видел. Не притворяйся – мы даже разговаривали! Не смей делать из меня идиота! – Ронни уже не говорит, а орет, брызгая слюной. Энди осторожно стирает прозрачную каплю с рукава свитера. - Что ты видел? Я всю ночь просидел за учебниками, а потом решил прогуляться. Под балконом и обнаружил… вас. Ты так вцепился в нее – еле оторвал. Ты видел, как она падала? – в голосе Энди никакого злорадства, лишь искренняя забота. Нельзя так искусно врать, думает Ронни, люди так не умеют. Может, он сумасшедший? Может, это я сумасшедший? - И хотел же с тобой остаться, - качает Энди головой, - как знал. - Чтоб и меня убить? – истерически смеется Ронни. Энди начинает расплываться перед его глазами. Возможно, это опять сон. - Чтоб проследить, чтоб тебя не положили рядом с трупом. Мне-то пофиг, а вот обычные люди как правило недолюбливают мертвецов. Несмотря на свое состояние, Ронни все же выхватывает из слов Энди то, что звучит наиболее диковато: - Обычные люди? А ты тогда кто? - Никто. Пошли. Идти можешь? - Я никуда с тобой не пойду, - Ронни пытается оттолкнуть соседа, но тот определенно сильнее, во всяком случае – сейчас. Он попросту обхватывает Ронни за талию и закидывает себе на плечо, будто в каком-нибудь гребаном кино про пещерных людей и их волосатых подружек. - Не дергайся, - велит Энди и распахивает дверь. Ронни даже не удивлен тому, что медсестра спит прямо за столом, уронив голову на скрещенные руки и похрапывая. - Чем ты ее опоил? Мудак! - Заткнись, - устало говорит Энди. – Господи, за что? Выйдя в коридор, он ставит отчаянно брыкающегося Ронни на пол. - Хочешь спать рядом с трупом? - Нет, - угрюмо говорит Ронни. Он чувствует себя немного лучше – теперь, когда Дороти осталась там, в палате. - Тогда я могу проводить тебя до нашей комнаты. Если хочешь. Или сам иди. - Я… - Ронни осекается, внезапно ощущая себя полным идиотом. Энди выглядит так… нормально. И ведь он мог его прикончить там, на балконе, но не тронул. Почему?.. - Молчание – знак согласия. Все время, пока они идут в другое крыло, Энди не говорит ни слова, а Ронни судорожно пытается думать. Как он прошел в палату, не издав ни единого звука? Что подлил медсестре? Или, может, все произошедшее – действительно плод его собственного больного воображения, результат шока? Ронни точно помнит, как вышел на балкон, но дальнейшие события видятся в каком-то тумане. Но они же были! Или – нет? Ронни украдкой смотрит на соседа: на носу очки в какой-то дурацкой старомодной оправе, волосы на этот раз собраны в небрежный хвост сзади и скреплены не нормальной человеческой резинкой, а вычурной бархатной лентой, завязанной бантом… вот выпендрежник. - Что, нравлюсь? – произносит Энди ровно, даже не скосив глаз на Ронни. – Ты во мне скоро дыру протрешь. - Безумно, - в мозгу Ронни меж тем рождается новая идея: а что, если сосед – ненормальный извращенец? И не убил Ронни лишь потому, что мечтает им грязно воспользоваться?.. - Мы пришли, - прерывает поток сознания Энди. – Хочешь есть или чего-нибудь еще? Ронни хочет оказаться подальше, за много миль отсюда. Он хочет, чтоб Дороти была жива. Он хочет никогда не видеть странного соседа. - Ничего, - отвечает он тихо и забирается в кровать, не раздеваясь. Одно из двух: или он не доживет до утра, или утром на свежую голову обдумает все еще раз. Ему ничего не снится. *** Родители Дороти приезжают за телом дочери через несколько дней. Ронни не узнает ее отца, которого не раз видел на светских приемах – солидный, уверенный в себе мужчина враз превратился в согбенного старца. Дороти была любимой дочерью и главной наследницей, хотя у нее еще двое младших братьев. Ронни не приглашают на дознание – все ясно и так: характер повреждений ясно указывает на то, что девушка шагнула с балкона. Типичное самоубийство под воздействием наркотиков – в ее крови обнаруживают чертову уйму амфетаминов. Единственное, чего Ронни не может понять – это почему десятки свидетелей подтверждают, что он вышел освежиться не на пресловутый балкон, а на лестницу. Он точно помнит, как шел сквозь толпу масок. И отец никого не подкупал – Ронни это точно известно. Ронни пытается верить, что не сошел с ума. Теперь нет никаких преград, чтоб Ронни не перебраться к Миртл, и как только Дороти уезжает в закрытом гробу, он идет к директору, дабы соблюсти хоть какие-то приличия. - Переехать? – Спирс смотрит на него, нахмурившись. – А что, мисс – ваша невеста? - Нет, но… мы собираемся. Да. - Это опорочит честь колледжа, - мрачно говорит Спирс. – Согласитесь, вы приехали к нам учиться, а не… - …предаваться разврату, - с каким-то мечтательным вздохом дополняет миссис Спирс, сидящая за компьютером. - Гертруда, спасибо, не знаю, что бы я без тебя делал, - произносит Спирс с некой долей издевки. – Итак, мистер Нокс… а чем вас не устраивает ваш сосед Энди? - Ну… я… Сейчас самое время рассказать обо всем. И загреметь в психушку, ага. - Что вы? Вот мистер Тейкер очень хорошо о вас отзывался, - строго произносит директор. – К тому же… мистер Нокс, я могу быть с вами откровенным? - Да, - Ронни заинтригован. К тому же он только что впервые услышал фамилию своего соседа. Энди Тейкер – какая проза жизни! И никаких тебе трансильванских корней, ничего зловещего. - Дело в том, что мистер Тейкер не совсем обычный студент. Он в некотором роде уникум, - миссис Спирс отчетливо усмехается, - вундеркинд. Он прибыл к нам, эээ, по обмену, - на лице директора, всегда спокойном и невозмутимом, отображается явное раздражение, - не прижился в одном из других колледжей. И мы должны отнестись к нему с максимальным участием. От этого зависит наше финансирование и вообще существование. - У него крутые предки? – ляпает Ронни. - Он крут сам по себе, - отвечает Спирс в тон ему. Ронни краснеет. – А субъект он… странный. Неуживчивый. В прошлом году он не ужился с тремя соседями подряд, а вот вы ему нравитесь, - у Ронни дергается глаз, - он сам мне сказал, - Ронни сглатывает, - и я категорически против вашего перевода в другую комнату. - Категорически против?! Как это? - А вот так, - отрезает Спирс. – К тому же в комнату к мисс Миртл мы подселяем новую студентку по обмену. - Она такая же странная, как Энди? – не удерживается Ронни. - Нет, она из Франции. - То есть, - уточняет Ронни, - вы не переведете меня к Миртл. А просто… ну, к другому соседу? - Нет. - А если я подам заявление об уходе? Спирс вздыхает. - Мистер Нокс, поверьте – помочь вам не в моей власти. Если бы я мог… а вот от заявления вас отговоривать не буду. Это ваш выбор. - Но… - Разговор окончен. Ронни выходит из кабинета директора и прислоняется к стене. Сказать, что он удивлен, значит сильно приуменьшить его чувства. Ронни в полнейшем офигении. Что же это за студент такой, если его даже директор боится? - А я знал, что так выйдет, я говорил! Парень абсолютно безнадежен, - слышит он тихий голос из-за директорской двери и торопливо приникает к ней ухом, благо никто не видит его постыдного поведения. - Подожди, давай посмотрим. Это так забавно. Особенно когда я лежу весь такой… Голос точно Спирса, но отвечает ему тоже мужчина – а ведь кроме директора и его жены в кабинете никого не было! - С тобой вообще разговор особый! А с ним я еще поговорю, это форменное безобразие! Постой-ка… Ронни едва успевает отойти от двери, как та распахивается, и Спирс смотрит на него крайне недовольным взглядом: - Вы еще здесь? - Я, эээ, уронил… запонку. Но я уже ухожу. Спирс критически оглядывает свитер Ронни: - Запонку? - Ухожу, - Ронни вновь чувствует отзвуки уже привычного страха, когда смотрит в горящие бешенством зеленые глаза директора. За спиной мужа Ноксу улыбается миссис Спирс. Куда делся загадочный мужчина, что говорил с директором вот только что? Ронни понимает, что должен разобраться, что здесь происходит. Это в буквальном смысле слова вопрос жизни и смерти. *** Ронни начинает украдкой наблюдать за Энди. Что тот ест, куда ходит? Самое интересное – почитать наконец его загадочный ноут, но это совершенно невозможно, так как Энди с ним не расстается. Ронни замечает, что сосед встает поздно, ходит на лекции бессистемно, но выбирает специфически – то на танатологию, то на историю всемирной жестокости, то на прикладной курс визажа и косметологии, то на латынь. Ронни выписывает в особый блокнотик названия предметов, список получается внушительным и очень, очень странным. Ронни прислушивается к разговорам в столовке и перешептываниям на лекциях, задает наводящие вопросы приятелям. Энди все знают – уж очень он выделяется даже на фоне пестрого состава колледжа У. Т. Спирса. Энди никто не знает ближе, чем «привет-пока». Его сексуальные предпочтения также тайна, причем весьма интригующая женскую часть студенческой братии – кто-то болтает, что он точно педик, кто-то – что на самом деле он переодетая девушка с тяжелой судьбой. Есть версии, что Энди – шизофреник-аутист, которого в колледж запихнули богатые родители из жалости, и даже что он внебрачный сын Т. Спирса-младшего, а также брат его жены и по совместительству – ее же любовник. Энди видели в анатомическом театре колледжа (10), он гладил кошку главного повара, он брал в библиотеке какой-то замшелый том с непонятным названием, он никогда не выходит в город и все время торчит на территории колледжа. Слухов так много, что у Ронни голова идет кругом. Сосед везде – Ронни думает о нем, просыпаясь, размышляет перед отходом ко сну, анализирует его поведение, скучая на семинарах, обсуждает с друзьями в кафешках. Когда толстяк Грегори однажды говорит, что Ронни, кажется, влюбился, тот понимает – еще немного, и он действительно двинется на соседе. А главное, абсолютно без толку. Ведь Ронни теперь знает много, но по сути – совершенно ничего. Самый простой путь – попытаться подружиться, но Ронни ломает. Он и сам теперь не помнит, были ли события начала осени правдой или дурманными снами, видел ли он Энди в костюме самой Смерти или это ему приглючилось, и откуда взялась та перчатка, но ощущение опасности не покидает его. Энди просто не такой – Ронни не способен пересилить себя и заговорить с соседом по-приятельски. Если собственная смерть и полеты над балконом еще могли быть глюком, то бесшумное появление Энди в палате, злосчастный бутерброд после той ужасной ночи – все это была реальность. Реальность странная и пугающая. Причем симпатия соседа была столь же жуткой, как и его агрессия. Все заканчивается в один прекрасный декабрьский день, когда Ронни возвращается с лекций и застает Энди сидящим на его кровати и увлеченно читающим тот самый блокнотик. - О, - приветствует его сосед, - я и не знал, что у меня четыре вида причесок. Ты наблюдательный парень. Ронни густо краснеет и тянется забрать блокнот: - Это мое! И вообще, это не о тебе! Ты не имел права читать! - Всегда обожал нарушать правила, - мурлычет Энди, перелистывая страницу. – Ух ты! Все мое расписание за неделю! Здорово. - Отдай, - Ронни хватается за блокнот и тянет к себе. - А что мне за это будет? – Энди внезапно дергает блокнот на себя, Ронни не удерживается на ногах и падает прямо на него, Энди обхватывает его за плечи, виртуозно переворачивает, не давая очухаться – и вот он уже нависает над Ронни, вдавленным в матрас, и прижимает его руки к подушке. Воспоминание о сентябрьском сне накатывает с новой силой, и лицо Ронни, очевидно, слишком явно искажается. - Боишься меня? Судя по этим записям, непохоже, чтоб ты боялся, - шепчет Энди. – Расслабься, никто не будет тебя насиловать… если ты не захочешь. - Ты не так понял, - хватка у Энди мертвая, куда там Ронни с ним совладать, хотя он очень старается если не освободить руки, то хотя бы пнуть того ногой в пах. – Я просто… - Зачем ты следишь за мной? Отвечай, - Энди ставит колено между ног Ронни, лишая того возможности брыкаться. - Не затем, что ты подумал, - сипит Ронни. – Просто я… почему ты меня не убил? – спрашивает он и вдруг прекращает дергаться. Оказывается, задать этот самый главный вопрос – очень просто. - Я не собираюсь тебя убивать, - внятно отвечает Энди и усмехается. – Что ты себе вообразил? - Н-не знаю. Зачем я тебе нужен? Почему я? - Я в тебя влюблен, - невозмутимо говорит Энди и, пока Ронни молча таращит глаза, силясь подобрать достойный ответ, скатывается с него и встает на ноги. – Шутка. - Шутник гребаный, - огрызается Ронни, пытаясь прийти в себя. - Я не убивал твою подружку, - серьезно произносит Энди, глядя сверху вниз грустными зелеными глазами. – Просто она должна была умереть. - И ты ей помог, да? – все подозрения вспыхивают вновь. - Она перебрала наркотиков, - терпеливо говорит Энди. – И прыгнула с балкона. Сама. Спроси кого хочешь – я в полночь выходил принять душ, меня видела куча народу! - Ну да, - хмыкает Ронни и сворачивается на постели клубочком. Его самого тоже видела куча народу. Хотя он шел не на лестницу, а на балкон. - Эй, - Энди осторожно трогает его за плечо. – Я не враг. Честно. Я тебе не враг, Рональд. - А кто ты мне? - Никто, - пожимает плечами Энди и отворачивается. Через мгновение он открывает ноут. Как будто и не было этого разговора. Ронни начинает казаться, что не было вообще ничего, просто он свихнулся после смерти Дороти и пристает к невинному человеку. А может, и до. Ронни дает себе слово, что попытается вести себя, как нормальный человек, а не как психанутый параноик. *** Спустя несколько дней, в канун Рождества, Ронни приходит под утро слегка навеселе – сильно напиваться он теперь опасается. Компания подобралась приятная, а уж воспоминания о том, как Миртл на пару с Блейдом плясали канкан на барной стойке, останутся с Ронни навсегда. Ронни заходит тихо-тихо, стараясь не шуметь, чтоб не разбудить соседа. Однако в неверном утреннем свете он видит, что в комнате никого нет. Никого, если не считать черной кошки, уютно устроившейся на кровати Энди. Ронни смотрит на кошку, кошка смотрит на Ронни зелеными, как у Энди, глазами, открывает пасть и громко говорит: - Мяу! Это такое шаблонное мяу, будто кошка его долго учила. Ронни пробирает дрожь. В следующее мгновение дверь за его спиной распахивается, и на пороге возникает Энди – весь какой-то взъерошенный и помятый, на обычно бледных щеках горят алые пятна. Он облизывает губы, и Ронни видит, что они изрядно припухли. - Салют, - переводит взгляд на кошку, - и тебе. - Мяу, - отвечает кошка, Ронни готов поклясться, что именно отвечает, и совершает гигантский прыжок через всю комнату прямо Энди на плечо. Ронни моргает. - Слушай, Нокс, - начинает Энди, и голос у него непривычно-ломкий, пьяный он, что ли, или обдолбанный? – Ты бы сходил прогулялся? На пару часиков. - Шесть утра, - логично указывает Ронни. – Я спать хочу. Тебе что, надо с кошкой уединиться? - Это тебя не касается, - вдруг резко говорит Энди. Кошка смотрит на Ронни недобрым взглядом. - Никуда я не пойду, - отважно заявляет Ронни. Ну в самом деле – что за бред! Свитер у Энди серый, как и его волосы, и Ронни ясно видит, как там, где кошка вцепляется в ткань, медленно расползаются бордовые пятна. Какой длины когти у этой твари? - Ладно, - сквозь зубы шипит Энди, - пойдем. Он разворачивается и выходит из комнаты, и Ронни не сразу понимает, что это «пойдем» было адресовано не ему. Сон слетает с Ронни, как не бывало. Сосед впервые проявляет себя настолько… эксцентрично. И животное это… что-то в нем есть ненатуральное. Ронни немного медлит, а потом приоткрывает дверь и успевает увидеть, как Энди заворачивает за угол. Там ничего нет, кроме общей ванной комнаты, поэтому Ронни выжидает минут пять… а потом еще пять. Энди нет. Ронни отваживается выйти в коридор и сделать несколько шагов. Тишина. Должна бы шуметь вода, но – ни всплеска. Потом что-то со звоном падает на кафель, и чей-то голос сдавленно говорит: - Я в порядке. Не волнуйся. Ронни не выдерживает и крадучись повторяет путь Энди, приникает к дверям. - Я в этом не уверен, - произносит незнакомый голос. – Мы еще не закончили. - Слушай, я просто устал… - начинает второй, в ком Ронни опознает Энди. Потом собеседники замолкают, и на смену звукам голоса приходят иные звуки – больше похожие на стоны. Ронни просто обязан заглянуть внутрь. Однажды он уже промедлил… и Дороти теперь мертва. Ронни должен знать, что происходит. Дверь открывается без скрипа, в щелку отлично виден Энди, стоящий под выключенным душем, прислонившись к кафельной стене и прикрыв глаза. Он обнажен, и первое побуждение Ронни – отвести взгляд и поморщиться: плечи и грудь Энди покрыты сетью кровоточащих царапин. Интересно, куда он дел кошку - утопил? Ронни автоматически отмечает, что сложен Энди, как модель из журнала – естественно, модель мужского пола: ни грамма лишнего жира, сухой, подтянутый, с тонкой, как у девчонки, талией. А ниже талии… Кровь бросается Ронни в лицо. У ног Энди на коленях стоит черноволосый незнакомец в темном костюме. И то, что он делает, Ронни знакомо – как-то раз Грегори показывал ему гей-порнушку, просто чтоб поржать. Однако парни в телеке выглядели манерно и неестественно, а здесь – все по-настоящему. Энди время от времени негромко стонет, незнакомец вбирает его член в рот, потом медленно скользит губами по стволу обратно, облизывает ярко-красную головку… У Энди внушительное мужское достоинство, не хуже чем у парней из той порнушки, и Ронни невольно изумляется, как брюнет может так легко брать его в рот, заглатывать чуть ли не до яиц. Через пару минут размеренных движений Энди закусывает губу, вцепляется рукой в шевелюру второго парня и начинает двигаться быстрее Ронни ловит себя на том, что его собственная рука давно лежит на грозящей лопнуть от внезапного стояка ширинке и инстинктивно сжимает ноющий член. Безумно хочется расстегнуть брюки и подрочить, немедленно, прямо в коридоре – хочется до звона в ушах. Энди закрывает глаза и, видимо, кончает, потому что через пару секунд брюнет выпускает полуобмякший член изо рта и подносит руку к лицу. Затем он быстро оборачивается – лицо тонкое, узкое, нос с хищной горбинкой, бледная кожа кажется маской на фоне угольно-черных волос – и смотрит прямо на Ронни, улыбаясь и слизывая белые тягучие капли с губ. У него очень странные глаза – ярко-красные, словно фосфоресцирующие. И это последнее, что Ронни видит. *** - Падать в обморок становится доброй традицией, как я погляжу, - знакомый низкий голос вибрирует, будто говоривший пытается сдержать смех. – Бояться смерти – печально, но поправимо. Однако секс – не та сторона жизни, которой стоит пугаться до потери сознания, как ты считаешь? - Я не испугался, - пытается сказать Ронни, но губы не слушаются. Темнота вокруг не рассеивается, хотя рядом совершенно точно кто-то есть, и Ронни знает его, только вот вспомнить не может. - Считаю, что это безнадежная затея, - говорит кто-то еще. – Давай я просто его прикончу? Ронни пытается закричать, но не может издать ни звука. - Это слишком скучно, милый. Я хочу позабавиться. Мне тут тоскливо. От игривых ноток, с какими произносится слово «позабавиться», Ронни пробирает дрожь ужаса. Но он знает одно: ни один из этих голосов не принадлежит Энди, а значит, это не продолжение того осеннего кошмара. Это, кажется, кошмар новый. - Крюки? Ножи? Плетка? – буднично предлагает первый голос. – Я мог бы растянуть его на дыбе и отодрать раскаленной кочергой, накачав наркотиками – он сам будет хотеть продолжения. А еще давно мечтаю попробовать тиски для яиц. Ронни начинает понимать, что сны про Энди – не самое плохое, что могло с ним случиться. - С ума сошел?! – по-бабьи взвизгивает второй голос. – Я имел в виду совершенно другое, идиот. Испортишь нам товар. Товар?! - Можно подумать, ты им на рынке торговать собрался, - с некоторой обидой тянет первый голос, он говорит что-то еще, постепенно затихая, пока не сходит на нет. Ронни снова утягивает в спасительную пустоту без звуков и мыслей. *** - Проснулся? – Энди стоит прямо перед его кроватью. В руках – знакомая коробка. - Там сэндвичи, да? – слабо произносит Ронни. В комнате светло, и страшные события прошедшей ночи кажутся чем-то нереальным. Как и то, что Энди способен мычать и кусать губы, трахая в рот мужчину… - Это сэндвич тебя так смутил? Ты весь покраснел, будто я тебя грязно домогаюсь. Губы Энди улыбаются, но глаза смотрят очень внимательно. Изучающе. Внезапно Ронни приходит в голову, что у этой игры очень простые правила: «Притворись, что ничего не было». И что лучше бы ему ее поддержать. - Только попробуй, - Ронни ухмыляется в ответ и цапает коробку с сэндвичами. Двумя, естественно, сэндвичами. «У меня есть свой собственный заботливый гей-психопат, - думает Ронни, жуя листик салата. – Или большое личное помешательство. Забавно». *** С этого дня Ронни выбирает новую тактику – он больше не собирает информацию об Энди, тщательно избегая упоминаний соседа в разговоре, не пытается следить за ним, когда тот уходит по ночам, что случается все чаще и чаще. Напротив – Ронни изо всех сил пытается быть вежливым и индифферентным, то есть – игнорировать существование Энди рядом. Он думает, что хотя бы это поможет. Например – поможет не сойти с ума окончательно. Сам Энди с каждым днем все мрачнее – Ронни откровенно не по себе находиться с ним в одной комнате. Но приближающиеся семестровые экзамены – отличный повод и вовсе не сталкиваться, ведь предметы у них разные. К тому же Энди просиживает вечера за ноутом, а Ронни – в библиотеке, где ему неожиданно становится крайне уютно. Рождество неумолимо приближается, и чем меньше остается до него дней, тем смурней Энди и тем веселей Ронни – Рождество означает долгожданную поездку домой, встречу с родными, несколько недель жизни там, где нет Энди. Это ли не счастье? Если в прошлом году Ронни остался в колледже на все праздники и они с ребятами не просыхали до середины января, то в этот раз Нокс собирается быть примерным сыном. Лучше общаться с глухой двоюродной тетей о ее пяти собаках, чем ночевать с Энди. *** Однако когда двадцать четвертого утром он с чемоданом в руке выходит за воротами, проходит пять, а потом и десять минут, а лимузина все нет. В принципе, это ерунда – не считая того, что мороз крепчает, и Ронни мысленно подсчитывает, сколько кружек пунша ему понадобится, чтоб отмерзнуть. Он полон оптимизма, сердце его поет – словно его отпустили из тюрьмы. Однако Миртл, приглашенная на Рождество вместе с ним, не столь радужно настроена, и она ворчит все те полчаса, пока они вдвоем дрожат на заснеженной дороге. - Ничего не понимаю, - говорит Ронни, - мы договаривались за неделю. - Что-то случилось, - твердит Миртл, - буран или занос. Или взрыв. - Какой взрыв, идиотка? - Не знаю, - Миртл очень любит американские боевики, - мало ли что. Вернемся и позвоним. - Я не уйду, - упрямо говорит Ронни и садится на покрытый снегом чемодан. – Вдруг он приедет, а нас нет? - Ну и сиди тут, как дурак! – взрывается Миртл и идет к зданию большими решительными шагами. Ронни смотрит ей вслед и думает, что впереди целая жизнь, когда он будет сидеть, как дурак, а она пойдет дальше и сделает все сама. Отчего-то его это напрягает. Потом философские рассуждения кончаются – ему просто очень холодно. А лимузина все нет. - Эй, - кто-то трогает его за плечо, Ронни вздрагивает, оборачивается и видит Энди. Он бы испугался, но слишком замерз, чтоб бояться. Тем более, еще немного, и он уберется отсюда, а потом… можно забрать документы, почему бы и нет?.. - Чего тебе? - Вернись в общежитие, - тихо говорит Энди. – А то совсем окоченеешь. - Я жду отца, - лаконично произносит Ронни. - Вернись, пожалуйста. Я помогу тебе донести чемодан. Ты идти-то можешь? - Я жду отца, ты что, не слышишь? – повышает голос Ронни. – Что ты-то здесь делаешь? - Пришел за тобой, - Энди пожимает плечами. – Миртл рыдает в холле и не может сейчас выйти. Начинается метель. Пойдем. - Да что случилось?! – возмущается Ронни. Это все похоже на хитроумную инсценировку. Метет так, что снег уже забивается в глаза и рот, будто они в гребаной Арктике, и Ронни перестает понимать, в какой стороне дорога, а в какой – ворота. В белом безумии есть только Энди – его долговязая фигура в длинном черном пальто выглядит плоской и нереальной. - Нокс… - Энди кладет ему руку на плечо. – Ты действительно хочешь услышать это здесь и от меня? - Если ты прямо сейчас не скажешь мне, что происходит, я с места не сдвинусь, - твердо говорит Ронни, смаргивая слезы с обледенелых ресниц. - Твой отец разорен. Сегодня утром он пустил себе пулю в лоб. За вами не послали, потому что посылать некому – в доме орудуют приставы. Миртл звонила, чтоб узнать, почему нет машины. Ронни молчит. Снег внезапно перестает быть холодным, чувства и ощущения исчезают в звенящей пустоте. - Я тебе не верю, - тихо шепчет Ронни. – Это опять какой-то план. Я никуда не пойду с тобой. Я туда не вернусь. - Это правда, - просто говорит Энди. Ронни не чувствует, но видит, как пальцы на его плече сжимаются. – Тебе придется вернуться. У тебя больше нет дома, но этот семестр проплачен. - А… а следующий? – осипшим голосом спрашивает Ронни. – Что значит «этот»? - Твой отец оплатил только этот. Извини. - Я все равно никуда не иду с тобой, - Ронни с трудом стряхивает руку Энди со своего плеча. – Ты врешь. Почему ты все время мне врешь? Что во мне такого? - Хотел бы я знать, - хмыкает Энди и выдергивает из-под Ронни чемодан. Тот от неожиданности валится прямо в снег. - Пошли. Не хочешь в колледж – пошли в город, выпьем. Иначе ты здесь умрешь. Давай руку. *** Пара глотков виски приводит Ронни в себя достаточно, чтоб перестать стучать зубами и дрожать. Он глубоко вздыхает и залпом опрокидывает в себя остаток содержимого стакана. Теперь гораздо лучше. Энди сидит напротив, крутя в тонких пальцах свой стакан, но не пьет, а только смотрит – и Ронни готов поклясться, что в его взгляде сочувствие. Они молчат, и Ронни чувствует, что Энди может сидеть так до утра. Кто-то должен начать первым. - Это действительно правда? – спрашивает он тихо. - Да, - Энди отводит глаза. – Он не говорил тебе? - Конечно, нет! Мы разговаривали неделю назад, и он был таким… в общем, как всегда. Хандрил немного, но так всегда бывало в перерывах между его бабами. С тех пор, как мама ушла от нас… Ронни не договаривает – в горле откуда-то появляется комок, мешающий говорить и дышать. - Ты был еще ребенком, да? – Энди подливает ему. – Слушай… мне кажется, он не сказал, потому что не знал до самого конца. - Какое он вообще имел право так поступать? – срывается Ронни. – Как будто я ему никто. И что мне теперь делать? А вдруг и счета в Швейцарии арестованы? - Мне сказали, - Энди пригубливает виски, - что ваша семья разорена. Полностью. - Кто? Откуда такие точные сведения? – иронически хмыкает Ронни. – Сам придумал? Или ты еще и в этом разбираешься? - Твоя подружка. Она еще потом звонила своему отцу. Он… - Он – что? Только не говори, что они затеяли уйти из мира рука об руку, - нервно смеется Ронни. Виски, кажется, совсем не действует в этот раз, обидно. - Он был вместе с приставами. Если быть совсем точным, то… - Нет. - Там были долги, которые не вернули в срок. Это сказала мне Миртл… ну, не только мне – там целая толпа собралась. Она ведь позвонила к тебе, и ей ответили. - Кто? – кажется, воздуха хватает лишь на одно слово за раз. - Ваши родители ведь дружили. Мне кажется, что ее отец может быть виновен лишь косвенно – он не мог знать. А я думаю, что твой никогда бы не поступил так, имей он хоть какой-то шанс расплатиться. - Ты думаешь, - хихикает Ронни, и его лицо тут же искажается от ненависти. – Умный, заботливый. И он тоже – забо-отливый. Осторожный. Лимузин он пришлет, мать вашу! Шли бы вы все подальше, умные и заботливые! Вы! – Ронни давится всхлипом и умолкает, злобно глядя на Энди. «Он гораздо старше, чем кажется. Ты сравниваешь его с отцом. Это ненормально, - произносит кто-то еще трезвый в его голове. – Он опасен». Ронни машет рукой, подзывая официантку. - Повторите. И запишите на мой счет, - он ухмыляется. – Слушай, а из чего он застрелился? Как думаешь, удастся мне это выкрасть? Мне тут пришла отличная идея. - Нет, - твердо говорит Энди. – Ты сейчас выпьешь и ляжешь спать, а утром, на свежую голову, мы все обсудим. - Ты что, идиот? – с веселым изумлением интересуется Ронни. – Ты не понимаешь, что мне даже заплатить за следующий семестр нечем? Я мог бы попросить у Миртл, но не теперь. Нет, не теперь. Пусть катится к черту. - Тебе надо еще выпить, - тоном заботливой мамаши произносит Энди, наполняя его стакан. – Давай. Скоро станет легче. - Хочешь меня напоить и трахнуть? – Ронни уже несет, комок в горле уменьшается, а на смену ужасу приходит ватное пьяное безразличие. – Давай. Ты же этого добиваешься? Или тебе больше трупы нравятся? Энди смотрит на него так, что Ронни невольно отшатывается и чуть не падает со стула. - Ты начинаешь мне надоедать. Вовсе не забавно. Допивай и пошли, мое терпение на исходе. - А у меня бутылка только началась, - заявляет Ронни и тыкает в означенную емкость пальцем. – Можешь идти, мы остаемся. - Допивай и пошли, - повторяет Энди, поднимаясь. – У тебя минута. - Да что ты себе возомнил, - бормочет Ронни, ежась под его взглядом. Дальше все смутно, словно он был под гипнозом. Ронни помнит, как взял бутылку и начал торопливо глотать прямо из горлышка, как потом внезапно оказался на грязном дощатом полу и перед его глазами лежал раздавленный кем-то таракан; как Энди тащил его почему-то на руках через беснующуюся метель, как держал его голову над унитазом уже в общежитии, как урчала, устраиваясь на нем, чья-то кошка… …Ронни открывает глаза, и голова у него не болит, хотя должна была бы. И не узнает места, где находится. Здесь очень светло и тихо, и все вокруг белое – стены, гладкий, будто отлитый из единого куска камня пол, потолок, вмонтированные в него длинные лапмы. Каталка, на которой лежит Ронни – тоже белая, как снег. Он понимает, что все-таки попался. Первое, что он делает – пытается встать, но на этот раз тело ему полностью покорно. Его одежда исчезла, нет даже трусов, но Ронни не холодно – дрожь бьет его от ужаса. У белой стены на еще одной белой каталке лежит Дороти, Дороти, похороненная много дней назад; она сильно изменилась с той кошмарной ночи - кожа побурела и сморщилась, второго глаза больше нет, волосы свалялись, и, кажется, в них что-то копошится, но кошмарная улыбка разбитого рта осталась прежней. Как и платье – то самое, в котором она упала. - Но я-то – жив, - ободряюще говорит себе Ронни, его слова гулко отскакивают от стен, и он понимает, что произнес это вслух. - Пока, - отвечает Энди, выходя откуда-то из-за спины Ронни. Энди в том самом черном пальто. - Мы так и не ушли оттуда, верно? – шепчет Ронни. – Чем ты меня уколол? Я сейчас замерзаю в снегу? Почему здесь все белое? Энди молчит. - Отвечай! – орет Ронни и хватает Энди за отвороты пальто, исступленно трясет его, но сосед не пытается освободиться. Тишина давит на Ронни со всех сторон, ему хочется вопить, петь, визжать, только бы слышать хоть какие-то звуки. - Ты предлагал мне трахнуть себя, - наконец размыкает Энди тонкие губы. – Давно никого не было? - Это тебя не касается, - Ронни отпускает руки и делает шаг назад. - Это так печально, когда молодые люди страдают от одиночества, - улыбается Энди. – Дороти тоже было одиноко в гробу, и я принес ее сюда. Ты ведь хотел ее, да? Так возьми, - он гостеприимным жестом указывает на то, что осталось от Дороти. - Не хочу, - Ронни отступает еще на шаг, а Энди надвигается. Ронни понимает, что в этой комнате без дверей у него почти нет шансов. И он помнит про лопату. - Это тебе так кажется. Трахни ее, и все закончится. - Что закончится? – вступить с ним в диалог, разговорить, в фильмах это помогает. – Чего ты хочешь? - Чтоб ты ее трахнул, - пожимает плечами Энди, словно это само собой разумеется. – И все закончится. Ты больше не будешь бояться. - Почему? - Я похороню тебя вместе с ней, и ты найдешь покой, - мягко говорит Энди и вонзает лопату прямо в белый пол. Лезвие вспарывает поверхность, словно тонкую ткань, из трещины, как поднимающееся на дрожжах тесто, поднимается черная жирная земля, полная белых червей. - Не буду, - шепчет Ронни. Рвота подкатывает к горлу. - Нет? – разочарованно спрашивает Энди. – Я же тебя не выпущу. - Ты меня и так не выпустишь. - Смотря как ты меня попросишь, - хмыкает Энди и распахивает полы пальто. Сейчас Ронни понимает, что тогда плохо рассмотрел член Энди – он огромный, с фут (11) длиной, не иначе, багровый, толстый, покрытый сетью набухших вен. На головке белеет пятнышко смазки. - Нравится? – гордо спрашивает Энди и касается рукой головки. Ронни думает, что он будет дрочить себе, но нет – он подцепляет ногтем то самое пятнышко и отбрасывает его. - Иногда они заползают, куда не надо, - добродушно замечает Энди. Ронни неверяще смотрит на тот участок пола, куда Энди бросил «смазку» - там извивается белый червяк. - Ну что, покажи, на что способен, - предлагает Энди, обхватывает пальцами ствол и делает несколько движений вверх-вниз. От этого член его, кажется, набухает еще больше, а из отверстия на головке показывается еще один червь. Ронни рвет так жестоко, что вместе с содержимым желудка он видит на белом полу капли крови, живот скручивает в спазмах, но это даже приятно – пара мгновений, когда не надо смотреть на Энди, на Дороти и на червей. - Я… - шепчет он, сгибаясь пополам и пытаясь отдышаться. - Что? – заинтересованно спрашивает Энди. - Я лучше с ней. - Отличная идея, - одобрительно говорит Энди, и в этот момент Энди, Дороти и комната рассыпается мириадами червей, и все они обрушиваются на Ронни, лезут в нос, рот, глаза, щекоча и омерзительно шелестя. Ронни пытается вдохнуть и… …просыпается в своей постели, голый, дрожащий от ужаса и мокрый. - Черт, - говорит он и проводит влажной рукой по пылающему лбу. Запах пота смешивается с вонью мочи – кажется, он описался во сне. - Это был сон, - выдыхает Ронни. – Мать твою, это был сон! Энди сидит к нему спиной, что-то печатая на ноуте, но, услышав его слова, оборачивается: - Проснулся? Слушай, кажется тебе надо… в душ. - Да, - Ронни не очень способен сейчас говорить. – Я никогда не буду больше пить. - Вот и умница, - рассеянно говорит Энди. – Ты во сне стонал и метался, я уж думал тебя разбудить, но поостерегся. - Зря, - Ронни с трудом выкарабкивается из кровати. – Ты что, раздел меня? - Ты был не в состоянии. - Но ты меня напоил, - укоризненно говорит Ронни. Голова у него не очень варит, и раскалывается, сволочь, до невозможности, но сознание того, что это действительно был сон, - никаких сомнений на этот раз – поистине окрыляет. - У меня не было выхода. Ты бы сорвался и ушел замерзать из принципа. Что бы ты сделал на моем месте? - Не знаю. Башка трещит. Пойду в душ. - Хотя бы полотенцем замотайся – вдруг кого встретишь, - кричит Энди ему вслед. – И постель надо перестелить! Ронни не отвечает ему, хотя очень хочется сказать, что единственный, кого стоит опасаться, остается в комнате. *** Каждый знакомый, кажется, считает своим долгом выразить Ронни свое сочувствие. Это бесит до невозможности уже к вечеру двадцать четвертого, поэтому канун Рождества Ронни решает провести в одиночестве. И никакой выпивки – отныне Ронни твердо решает быть трезвенником. А еще ему надо хорошенько подумать. Проспавшись и сделав необходимые звонки, он уже знает, что Энди во всем был прав. Отец разорен полностью, счета арестованы, дом и квартира в Лондоне – опечатаны. Добраться до бунгало в Испании, единственного, что было оформлено на Ронни и построено тоже для Ронни, в подарок на прошлый день рождения - возможно, но что там делать – рыбачить, торговать сувенирами? Если попытаться продать сейчас, то сложная схема вскроется, и его тоже заберут в уплату отцовских долгов, которые не были погашены полностью. Миртл пытается заговорить с ним – несколько раз стучится в дверь, поджидает у кабинета директора, где Ронни узнает, что кто-то уже оплатил ему следующий семестр. Спирс клянется, что это не отец Миртл, но разглашать имя неизвестного благотворителя отказывается наотрез; Ронни подозревает, что директор сам и пополнил его учебный счет. Увидев девушку, Ронни задает ей только один вопрос: - Ты знала? - Нет, - Миртл бледна, как привидение. – Нокс, поговори со мной, пожалуйста. Все будет хорошо. Я тебя не оставлю. - Позже, - кивает Ронни и идет мимо нее. – Когда-нибудь. Обязательно. - Но… - Передавай папе привет, - бросает Ронни, не оборачиваясь. Надежда на то, что Энди, как порядочный человек, будет праздновать до утра, разбивается о жестокую реальность – сосед возвращается в комнату вечером, когда Ронни сидит на подоконнике, бездумно рассматривая летающие за окном снежинки. В руках у Энди – серебряное блюдо, накрытое крышкой, подмышкой зажата бутылка темного стекла. - Я принес индейку, - поясняет Энди. – С картофелем и всем прочим. И яблочный сок. - Сок? – глаза Ронни округляются, он даже забывает сказать, что не желает ничего есть. - Ты же теперь не пьешь, - поясняет Энди. - Собираешься отмечать Рождество со мной? – зло спрашивает Ронни. – Жалеешь? Или, - внезапно понимает он, - не с кем отметить? - Не с кем, - охотно отвечает Энди. – Меня приглашали… в одну компанию, но я решил отказаться. Ронни гадает, кто же это приглашал Энди «в компанию». Врет, небось. Соседа вдруг становится немножко жалко, и Ронни сам себя за это ругает. - Я не хочу есть, - говорит он для порядка. – Но сок буду. Энди аккуратно водружает блюдо в середину стола и сам пристраивается рядом, на угол столешницы. Индейка пахнет просто офигительно. Ронни сглатывает слюну и гордо отворачивается. - Надеюсь, ты не против, что я оплатил твое обучение, - нарушает Энди молчание. Ронни захлебывается соком: - Ты – что?! - Кто-то же должен был. Не хочу, чтоб тебя отчислили. Уи… Спирс, конечно, хороший человек, но он очень любит, когда все формальности соблюдены. - Я тебя не просил. Что я тебе должен? – мрачно интересуется Ронни. - Да ничего. Мы же соседи, - Энди пожимает плечами. - Тридцать тысяч фунтов ты подарил мне просто так, потому что «мы же соседи»? – недоверчиво хмыкает Ронни. – Слушай, я не… Он осекается – столько вариантов продолжения фразы! «Я не хочу с тобой спать» «Я не буду трахаться с трупами» «Я тебя все равно боюсь» «Я тебе не верю» «Терпеть тебя не могу» - …я не понимаю, что происходит, - Ронни выбирает самый простой. – Ты не хочешь мне объяснить? Мне снятся странные сны, - Ронни смотрит на соседа в упор. – А тебе? - Мы слишком трезвые, чтоб говорить о странных снах, - усмехается Энди и отламывает индюшачье крылышко. Пальцы его двигаются изящно и плавно, Ронни с трудом заставляет себя не пялиться на руки Энди. - Не хочешь, - констатирует Ронни. – Считаешь меня идиотом? - Нет, - Энди ест, болтая длинными ногами в воздухе. – Ммм, зря ты не хочешь попробовать. Честное слово, не отравлена. И наркоты там тоже нет. - А где она есть? – вскидывается Ронни. – У тебя, например? - У меня – нет… - задумчиво говорит Энди, проглатывает последний кусочек – острый кадык дергается – и принимается облизывать пальцы. Ронни отводит глаза. Снежинки гораздо интереснее. Да. - Продолжай. Наркотики объяснили бы все – такие жуткие глюки могут приходить именно после дозы чего-нибудь химического. Правда, перчатка… перчатка-то была настоящей. Или нет? Тоже фальшивка? - Мне нечего больше сказать, - твердо говорит Энди. – У меня нет наркоты, я тебе ничего не подсыпал. Клянусь. Что я могу еще сказать? Ронни вздыхает и тянется к индейке. Он понимает лишь, что Энди что-то определенно скрывает. - Расскажи мне о своей матери, - просит Энди внезапно. – Ты ее хорошо помнишь? - Плохо. Глаза… яркие, зеленые, и длинные светлые волосы. Мне было три года, кажется. А тебе, собственно, зачем? - Да так. Интересно стало, - Энди проводит рукой по волосам, отбрасывая челку назад. Ронни замирает. Яркие, зеленые глаза. - Ты что, мой родственник? – напряженно спрашивает он. – У тебя глаза, как у… Как у мамы, - заканчивает Ронни шепотом. - Нет, я тебе не родственник, - медленно говорит Энди. - А кто? – Ронни чувствует, что подобрался к чему-то очень-очень важному. - Никто, - Энди улыбается. – Я был единственным ребенком, как и ты. Боишься смерти, Нокс? - Ну и переходы у тебя, - Ронни ежится. – А что, ты хочешь поэкспериментировать? - Ответь, - просит Энди. – И прекрати меня бояться. Я действительно не собираюсь тебя ни убивать, ни насиловать, к твоему, безусловно, огорчению. Ронни прыскает от смеха. - Я оскорблен до глубины души. - Жду ответа, - напоминает Энди. - Нет, - Ронни собирался сказать другое, что боится, боится до одури, что просыпается после кошмаров в холодном поту, что смерть – это гадко, низко и подло, особенно у таких молодых и прекрасных созданий, как Дороти, но… он вдруг понимает – страх смерти это нечто другое. Слова рождаются сами собой, словно их говорит некто другой, а не Ронни: - Я боюсь унижения и беспомощности, боюсь насекомых, боюсь, что умру в мучениях, боюсь не выдержать и покончить с собой, как отец. Боюсь истлеть и сгнить, превратиться в склизскую жижу. Боюсь стать ничем. Но смерти как таковой – нет. - Я знал, что не ошибся в тебе, - спокойно кивает Энди. – Бери картошку, не стесняйся, это на двоих. Ты говорил, что тебе снились сны, - продолжает он, и Ронни напрягается, - они были страшными? - Не то слово. - И что же это были за страхи? Ронни задумывается. - Черви… Трупы, точнее, ну и… - Ронни краснеет, - там был ты. Всегда. - Я тоже вхожу в перечень твоих страхов? Мы же недавно познакомились. - Раньше не входил, - честно говорит Ронни. – Раньше я и секса не боялся, а теперь… - он умолкает, пораженный свежей мыслью: все его сны так или иначе были… - Мои сны – это мои страхи, так? – осторожно интересуется Ронни. – Это вроде экзамена? Меня готовят на какого-нибудь чертова Гарри Поттера? - Никаких экзаменов, - Энди пожимает плечами. – Просто есть вещества, которые пробуждают к жизни наши самые страшные кошмары. - Ты говорил, что не имеешь дел с наркотой. - Я – нет. Но есть один… человек. У него странное чувство юмора. Странное даже для меня. Кажется, он решил позабавиться. Но я с ним поговорил вчера ночью, и больше он не будет веселиться за твой счет. Ронни сжимает кулаки: - Как его имя? - Тебе это не поможет, поверь. Он гораздо сильнее. - Ты меня плохо знаешь, - цедит Ронни. – Я должен знать, кто он. Что я ему сделал, черт возьми! - Ты живешь со мной, - просто говорит Энди. – Это обычная ревность. Прости. Ронни становится жарко: - Но мы же не… у него нет причин… у него? - Можно подумать, ты не в курсе, - спокойно говорит Энди. – Ты нас видел. И я тебя – тоже. - Оу, - Ронни отчаянно хочется провалиться сквозь землю от стыда. - Мне понравилось выражение твоего лица, - произносит Энди вполголоса и легко соскакивает со стола, медленно подходит к Ронни, замершему, вжавшемуся в холодный откос окна. – И сейчас нравится. - Я не хочу, - тихо говорит Ронни, чувствуя себя кроликом перед лицом матерого удава. – Давно хотел спросить, - лицо Энди все ближе, - сколько тебе лет? - Не помню, - отвечает Энди и накрывает его губы своими, целуя властно, горячо, будто пожирая его рот своим. Ронни никогда не целовался с парнями, и убежден, что это более чем противно – но оказывается, что разницы нет. Ну, почти нет. У Энди гладкая, будто у девушки, кожа без следов щетины, и поцелуй мог бы ничем не отличаться от других выпавших на долю Ронни поцелуев… если б не то, что это его целовали, вжимая в гладкую стену. Когда Энди наконец отстраняется, Ронни долго не может выровнять дыхание. Его бьет дрожь. - Ты… ты зачем? – наконец выдавливает Ронни. - Я уже говорил, - Энди проводит пальцами по его щеке. – Почему ты дрожишь? Не будет больше никаких кошмаров. Сейчас все наяву. - Ты ничего не говорил, черт бы тебя побрал! Все время какие-то недомолвки, тайны, будто ты из Разведслужбы ее Величества! – взрывается Ронни. - Я – нечто гораздо более скрытое от глаз, - говорит Энди. – Но позволь, я трахну тебя до того, как расскажу правду. Иначе у меня может не быть другого шанса. - Я не… - Видишь ли, так вышло, что я влюблен в тебя, Рональд. Поэтому меняю правду на секс. Полагаю, ты не против. Ронни кажется, что он опять спит – правда, на этот раз видит не кошмар, а «мокрый» сон, как в детстве. Энди не целует его больше – он сразу сжимает член Ронни прямо через брюки, наблюдая за реакцией и улыбаясь уголками губ, и Нокс понимает, что момент, когда надо было встать и вознегодовать, безвозвратно упущен. Потому что он безумно возбужден, хотя и не понимает, как успел – возможно, еще когда Энди коснулся его губ своими? Возможно, он на самом деле хотел этого с той ночи, когда увидел обнаженного Энди в душевой?.. Энди, кажется, собрался отдрочить ему, даже не раздевая – он гладит, сжимает, и Ронни уже неосознанно подается ему навстречу, чуть не соскальзывая с подоконника. Энди не особенно нежен, но это именно то, что нужно – ощущения неожиданно острые и необычные, чуть болезненные. - Я сейчас упаду, - выдыхает Ронни, елозя под жесткими пальцами. - Пойдем, - Энди убирает руку, и Ронни разочарованно мычит. В следующую минуту Энди подхватывает Ронни на руки и легко несет через комнату, бережно опускает на кровать. - Прямо как невесту, - ржет Ронни. - Заткнись, - Энди ложится сверху и целует его взасос, так глубоко, что Ронни забывает, как дышать. Он по-прежнему не делает попыток снять с Ронни одежду, но гладит все быстрее и напористей. У самого Энди тоже стояк – теперь, когда он прижимается вплотную, его эрекция трется о ноксово бедро. Энди негромко стонет и ускоряет темп, трахая ногу Ронни, и, наконец, закрывает глаза. В этот момент Ронни кончает, в трусах становится мокро и влажно. Энди замирает и приподнимается на локтях, глядя ему в лицо – будто не ерзал по Ронни секунду назад в полузабытьи, закусив губу. В комнате неожиданно повисает тишина, нарушаемая лишь звуками сбивчивого тяжелого дыхания. - Я схожу в душ, пожалуй, - мямлит Ронни и пытается встать, но Энди удерживает его за плечо. - Тебе это не нужно. Мы не закончили. - Говори за себя, - криво усмехается Ронни. Вместо ответа Энди молча садится на Ронни верхом и стягивает свитер. Нокс видит, что у соседа прибавилось шрамов с той ночи. - Кошка? – спрашивает он, касаясь особенно глубокого следа от пореза, пересекающего грудь наискось. - Ага. Раздевайся. - Еще не наигрался? – грубо спрашивает Ронни. – Я не заработал правду? - Нет, мы только начали. Я слишком долго за тобой бегал, чтоб обойтись дрочкой. Ронни почему-то расслабляется. Ему против воли приятны слова Энди. Лежать на заправленной кровати без одежды холодно и немного страшно – хочется заползти под одеяло и свернуться там клубочком, а еще – хочется, чтоб Энди прекратил так смотреть на него, жадно и изучающе. - Ну? – не выдерживает Ронни. - Подожди, - просит Энди. – Дай мне посмотреть на тебя. - Еще насмотришься, - бросает Ронни. - Не уверен, - хмыкает Энди. – Ладно, нетерпеливый ты мой. - Сколько тебе все-таки лет? – шепчет Ронни, пока Энди ведет рукой по его груди, спускается к животу, очерчивает выступающие кости таза. - Я старше тебя, - мурлыкает Энди, - гораздо. Лучше тебе не знать. - Почему я? – Ронни спрашивает еле слышно, Энди гладит внутреннюю поверхность его бедер, кружит вокруг полувставшего члена, не касаясь его, и разговаривать совершенно не хочется, хочется закрыть глаза и раствориться в ощущениях. - Я говорил тебе, - повторяет Энди и сжимает мошонку Ронни, опускает голову и проводит языком по стволу. – А ты меня совсем не слушал. - Что ты… ч-черт… говорил? - Что я в тебя влюблен, - Энди неожиданно вгоняет в Ронни указательный палец до упора. – Ты зря мне не верил, - он сгибает его, острый ноготь царапает внутренние стенки ануса, - я редко вру. - Я не… - Ронни дергается, пытаясь избавиться от дискомфорта, - понимаю. - Забей, - Энди начинает двигать пальцем, и Ронни чувствует, что боль отступает, оставляя за собой острую сладкую истому. – Расслабься. Ронни расслабляется, потому что у него просто нет другого выхода – думать невозможно, когда хочется трахаться до одури и перед глазами все плывет безо всякой выпивки. - Смотри, - Энди вынимает палец и встряхивает Ронни за плечи, - смотри на меня. Ронни нехотя открывает глаза. Энди стягивает джинсы, высвобождая огромный багровый член – куда больше, чем у самого Ронни, и ровно такой, как в том кошмаре. Это не так больно, как Ронни думал, но весьма неприятно. Энди прожигает его взглядом, не дает отвернуться, засаживая по самые яйца. Кажется, что он не трахается, а проводит хирургическую операцию – назад, вперед, пауза, назад, вперед… И смотрит, смотрит, смотрит. Ронни чувствует себя букашкой под микроскопом. - Если я… покажу тебе африканскую… страсть, - как бы между прочим произносит Энди, почти не задыхаясь, - то ты… сдохнешь от боли. Прекрати… дергаться. - Кем ты себя воображаешь?! – возмущается Ронни. - Очевидно, я идиот, - говорит Энди и вдруг прекращает фрикции и вынимает член. Ронни охает. – Так. Иди сюда. - Я вообще пойду в душ, - цедит Ронни. – С тобой ни поговорить нормально, ни потрахаться! Черт. Это я сказал? - А я думал, я у тебя первый, - усмехается Энди. – Давай-ка наверх, опытный трахальщик. Он хватает Ронни за талию и подминает под себя, мгновение – и Энди лежит на спине, а Ронни – на нем. - Раз ты умеешь и говорить, и трахаться, то тебе и карты в руки, - Энди улыбается, но глаза остаются серьезными. – Можешь на мне, можешь меня. Как захочешь. - Я тебе не девка, чтоб на тебе скакать! - А я не сравниваю, - серьезно отвечает Энди. – Я не люблю женщин. Не вижу в них смысла, а размножаться все равно не могу. - Почему? - Слишком старый для этого. - Судя по всему, - Ронни кивает на половой орган Энди, по-прежнему демонстрирующий полную боеготовность, - возраст не помеха для потенции. Меня это очень утешает. - Ты прекратишь болтать? – Энди притягивает его к себе и шепчет: - Мне тебя умолять, чтоб ты меня трахнул? - Н-нет, - почему-то этой фразы достаточно, чтоб возбуждение вновь обдало жаром низ живота. – А я тебя должен… ну… тоже?.. - Просто трахни меня, Смерть великая! – Энди демонстративно закидывает руки за голову и прикрывает глаза. – Все равно теперь больше некому. - Что, тебя бросил твой наркоман? – ехидно спрашивает Ронни и подхватывает Энди за ягодицы, примеривается. Ему немножко страшно. - Я сам его бросил, - лаконично отвечает Энди, и тут Ронни отваживается надавить головкой на сморщенное колечко ануса, заросшее черными волосами. - Ты красишься, - смеется Ронни и проталкивает член глубже. Там гораздо теснее и горячее, чем в женском влагалище; Ронни рвано выдыхает и пытается найти ритм, но все, чего ему хочется – кончить, быстрее, как можно быстрее, пока Энди не одумался и не прогнал его. Потому что это действительно потрясающе и совершенно крышесносно. Оргазм такой бурный, словно Ронни вновь четырнадцать и это его первый раз. Он падает на Энди весь мокрый от пота и закрывает глаза, плавая в блаженной пустоте. - Ты жив? – голос Энди вырывает его из приятной расслабленности. - Я… ага, - Ронни с трудом размыкает веки и скатывается на край кровати. – Слушай… ужасно, да? - Почему, - Энди, судя по голосу, смеется, но смотреть на него сейчас слишком стыдно. О любой бабе Ронни всегда заботился прежде, чем о себе, а тут – совсем потерял самоконтроль. Будто мальчишка. Позорище. – Мне понравилось. Страстно. Даже брутально. Эй, да я тебя не съем. Мне правда понравилось. Ронни отваживается поглядеть на Энди – тот действительно улыбается, повернувшись к нему лицом и оперевшись щекой о согнутую руку. Кажется, улыбается почти без издевки. Но с ним никогда не скажешь наверняка. - А теперь, - говорит Энди и садится на кровати, - ты можешь сделать то, о чем давно мечтал. - Мы уже потрахались, - недоуменно отвечает Ронни. - О, так вот о чем ты мечтал. Жаль, я не знал. - Иди ты. - Это ты иди. И открой мой ноут. Ты ведь давно мечтаешь туда заглянуть. Ронни в два прыжка оказывается около стола. Руки дрожат, когда он жмет на «пуск». На самом деле, там нет никакого пароля. Рабочий стол заполнен иконками в виде миниатюрных фотографий, под каждой – имя. Большинство – незнакомые. Ронни пробегает глазами ряды лиц – похоже на картотеку. Жутковато. - Что это? – спрашивает он. - Найди себя, - отвечает Энди. В правом нижнем углу экрана осталось еще свободное пространство, последнее лицо в крайнем ряду принадлежит Ронни. «Рональд Нокс». - Досье? – Ронни нервно смеется. - Что-то вроде этого. Под иконкой – папка с кучей фотографий и текстовым файлом. Привычки, болезни, родственники, дата рождения, любимые блюда… и еще кое-что. - «Мать – нарушитель», что это? – тихо интересуется Ронни, оборачиваясь к Энди. – Что, черт возьми, не так с моей матерью? И что значит «годен» в конце, ты набираешь новобранцев в армию? Отвечай мне! - Одевайся, - говорит Энди вместо ответа. – Пойдем. - Никуда не пойду, ты издеваешься? Я хочу знать! Кто все эти люди? Мне кажется, там были ребята с других потоков, что происходит? - Пойдем к директору, - Энди торопливо облачается. – Я не вправе разглашать это один. В конце концов, я тут неформально. - Ты здесь по роковой ошибке судьбы, - шипит Ронни, путаясь в штанинах и пытаясь пригладить волосы пятерней. – Вообще-то сейчас почти полночь, директор наверняка празднует. - Он нас ждет, - говорит Энди, открывая дверь. - Он ждет, пока мы потрахаемся и соизволим его навестить? – иронически вопрошает Ронни. - Секс не входил в программу-минимум, - чуть смущенно отвечает Энди. – Но мы не были уверены. - В том, что я тебе дам? – зло интересуется Ронни. - В том, что ты не сбежишь после объяснения. А дело приняло такой оборот, что рассказать придется. Я и так сказал достаточно много, и если ты призадумаешься, то многое поймешь. - Не собираюсь больше думать, - сердито бросает Ронни. Они идут очень быстро, переругиваясь вполголоса. Наконец, дверь директорского кабинета сама распахивается перед ними. - Проходите, - слышится изнутри голос Спирса. - Да, мы вас ждем, - а этот голос Ронни знаком, это мужчина, который не захотел развлекаться пыточными инструментами. Ронни делает шаг вперед. Вот сейчас. *** Внутри полутьма, и Ронни различает лишь силуэты – шкафы, диван для посетителей, стол, за которым сидит директор – блеск его очков ни с чем не спутаешь. - Уилли, почему вы выключили свет? – недовольно спрашивает Энди. – Он и так напуган до полусмерти. Твоя идея, Грелль? - Ну, моя, - неохотно тянет мужчина из сна. – С бра гораздо уютнее. Зануды вы. Щелчок, и комната озаряется ярким сиянием многоламповой люстры. Незнакомец сидит на диване, картинно опираясь о подушки; его длинные алые волосы кажутся языками пламени. Никаких щипцов или там пил в его руках нет, и Ронни про себя выдыхает с облегчением. - Мы ждали вас раньше, - укоризненно говорит Спирс. - А… а где ваша жена? – глупо спрашивает Ронни, чтоб хоть что-нибудь сказать. – На празднике? - Она здесь, милый, - отзывается красноволосый и широко улыбается. – Я же говорил, Уилли, моя маскировка безупречна. У него слишком яркое… все, от неуместного для мужчины маникюра до лица, плащ тоже красный, и все-таки что-то неуловимо-знакомое есть в его облике. - Не может быть, - говорит Ронни вслух. – Она совсем другая. Энди ухмыляется. - Наш Грелль любит изображать серых мышек. - Да кто вы такие? – не выдерживает Ронни. – Мне скажет кто-нибудь? - Рональд, присядьте, - предлагает Спирс. – Лучше не садитесь рядом с Греллем, это чревато… вот кресло. Дело в том, что наш колледж – не совсем обычное место. Точнее, дипломы действующие, а вот ученики… среди учеников попадаются такие, как вы. Собственно, ради таких, как вы, все это и устроено. - Таких, как я? Я что, какой-то особенный? - Особенней не бывает, - вставляет красноволосый. – Ты – бог, дружище. Бессмертная длань Смерти. - Что?! - Ронни, - мягко говорит Энди, - ты его не слушай. На самом деле, это не так ужасно, как кажется. Помнишь, ты видел меня… с Дороти? Под балконом? - Так это был не сон? – медленно говорит Ронни. – Я думал, и это привиделось. Коса… ты убил ее? - Все твои видения связаны с твоими страхами. А смерти ты не боишься. Поэтому это было единственное настоящее, - поясняет Энди. – Ну и еще кое-что. - Когда ты пришел пьяный в стельку в первый день и застал нас с Гробовщиком, - весело говорит красноволосый. – А он всего-то помогал мне красить волосы. Кто же знал, что ты заявишься и с порога начнешь блевать. Правда, ты быстро хлопнулся в обморок и не факт, что что-то запомнил. - Спасибо, - ошалело кивает Ронни, - я запомнил. - Мы, конечно, не боги, - говорит Спирс, - но и не люди. А, скажем… разновидность. Мы можем смешиваться с людьми, и потому ты здесь, - он многозначительно замолкает. - Вы хотите со мной смешаться?! – в ужасе спрашивает Ронни. В памяти немедленно всплывают ужастики вроде «Ребенка Розмари». - Ты уже один из нас, - улыбается Энди, подходит ближе и успокаивающе сжимает руку на его плече. - Твоя мать… не отсюда. - В середине двадцатого века в нашей главной… Организации произошла катастрофа, - вступает Спирс. – Бунт. Часть Жнецов сбежало на Землю и затерялось там, многие вступали в отношения со смертными… - Жнецов? – Ронни поднимает взгляд на Энди. – Коса… у тебя правда была коса тогда? - Мрачные Жнецы, - быстро и словно нехотя говорит Энди. – Ты – ребенок одной из беглянок. - Колледж был основан, чтоб искать детей, непохожих на других, - продолжает Спирс. – Чудаковатых, не от мира сего, белых ворон. Потому что полукровки – чужие на Земле. И, как правило, сироты хотя бы с одной стороны. Мы находим их, иногда платим стипендию, чтоб иметь возможность войти в контакт. - Ты занимаешься… вхождением в контакт? – мрачно спрашивает Ронни. – Так это теперь называется? - Нет, Гробовщик прибыл к нам всего лишь на год. - Мне было скучно, - поясняет Энди. – Почему бы не поиграть в студента пару лет. А потом я увидел тебя и вызвался быть твоим, кхм, куратором. - Что происходит с теми, кто… узнает? - Мы предлагаем им остаться, - говорит Спирс. – Это у вас в крови. Вы все равно никогда не станете людьми. - А если я не соглашусь? – напряженно интересуется Ронни. - Мы сотрем вам память и отпустим. Это честно. Вы не сможете жить спокойно, зная, что ваше истинное призвание – собирать жизни смертных. - Ах, честно… - Ронни трясет от злости. – Может, вы и отца убили, чтоб расчистить ко мне дорогу, а?! - Мы никого не убиваем, - терпеливо говорит Энди. – Дороти уже была мертва. - Я не знаю, - Ронни встает и смотрит на Спирса, - понятия не имею, согласен я или нет. Я вообще не желаю об этом думать. Делайте что хотите. - Вы должны решить, - твердо говорит директор. – Сейчас. - То есть перерыв на секс – это нормально, а подумать пять минут перед изменением всей жизни на сто восемьдесят градусов – непозволительная роскошь, да?! – орет Ронни. - Так, - Спирс сужает глаза, - Гробовщик, ты ничего не хочешь нам рассказать? - Я не под твоим началом, Уилли, - спокойно парирует Энди. – Не тебе устраивать мне допросы. Он согласится, или я сам сотру ему память, договорились? Под мою ответственность. - Да нет у тебя никакой ответственности, ты хуже Грелля! – бросает Спирс. – Дурацкая затея с начала и до конца. Я всегда говорил – он не годится. Слишком эмоциональный. - При чем тут это? – возмущается красноволосый. – Зато он забавный! Конечно, твои кандидаты лучше, один Хамфриз чего стоит, скучный, как пресс-папье! - Доспорите без меня, хорошо? – ядовито предлагает Ронни и выбегает из кабинета, заткнув уши. Энди за ним не идет. Ну и ладно. *** Вернувшись в комнату, Ронни торопливо вытаскивает из-под кровати старый, еще с первого курса, рюкзак и кидает в него вещи. Убираться отсюда надо как можно скорее. Но есть еще одно важное дело – шваркнуть ненавистный ноут об пол. Энди возвращается как раз в тот момент, когда Ронни заносит ноут для решающего удара. - Ну и что это изменит? – скептически спрашивает Энди. В ответ Ронни со всей дури ахает техникой о паркет. - Молодец. Успокоился? - Нет! – кричит Ронни. – Ты, сволочь… - Ну, - Энди перемещается в пространстве так быстро, что Ронни не успевает отследить, когда тот оказался прямо перед ним, - успокойся. Я виноват. Хочешь, ударь меня. - Хочу, - мстительно говорит Ронни и с размаху дает Энди в нос. Тот только покачивается, когда из-под кулака Нокса брызгает кровь. – Ты что, и боли не чувствуешь? - Чувствую, - Энди осторожно ощупывает нос, - просто терплю. Рональд, я не хочу стирать тебе память. Ну, куда ты пойдешь? - Туда, где нет шизанутых маньяков-разведчиков. - Оригинальное определение. Мне нравится. Слушай, останься. Доучишься год, еще подумаешь. Со Спирсом я договорюсь. - Ты так уверен, что я соглашусь, да? Энди шмыгает носом, алая капля падает на поверженный ноут. - Не уверен. Но я буду следить, чтоб ты никому не проболтался. К тому же у нас бывает весело, - Энди усмехается, - один Грелль чего стоит. - Он накачивал меня наркотой? – Ронни вновь чувствует подступающую к горлу ярость. - Нет, конечно. Так, один демон. Кстати, держись подальше от кошек в ближайшие полгода. Пока тебе не выдадут Косу, ты в опасности. Ронни понимает, что голова у него сейчас лопнет от обилия непонятной информации. - Демон?! Их же не бывает! - Рональд, ты учишься в колледже, где защищают диссертации по схемам троп фей и проводят химический анализ эльфийских стрел! Ты правда думаешь, что обычный человек не покрутит у виска, узнав, на какие лекции ты ходишь? - Отец же не крутил, - упрямится Ронни. – И родители ребят тоже. - У нас свои способы отвода глаз, - самодовольно замечает Энди. - Как тебя зовут на самом деле? – интересуется Ронни, садясь на кровать рядом с набитым рюкзаком. - Не помню, - честно отвечает Энди. – Можешь звать, как привык. Ну, назовись я Гробовщиком сразу, ты бы удивился. - Еще бы. Прозвище. - Ага, - Энди осторожно кладет руку Ронни на бедро. – Слушай… - Вижу, у тебя хронический склероз. Ни возраста, ни имени, - Ронни вздрагивает, но не отодвигается. – Значит, демон. И как оно… с демоном? - Любопытно, - отвечает Энди. Рука скользит по направлению к паху. – Необычно. Они удивительно выносливы. - Чудесно. - Для безопасности лучше мне не спускать с тебя глаз. - Может, привязать? - Ммм… - молния разъезжается с тихим металлическим скрежетом. – Тебе нужны новые джинсы. Кажется, я обошелся с этими излишне жестоко. - Собираешься доламывать? – Ронни откидывается назад, выгибается, упираясь руками в матрас. - Прямо сейчас. - Ну и нахрена они мне, правильно. Без денег-то. Буду голым… оххх… ходить. - Я не против. - Скажи… черт, не так быстро, я сейчас кончу!.. - Что? - А мы – умираем? То, что я видел – это… будет? Когда-нибудь? Или я тоже забуду, как меня звали и сколько мне лет? Энди на мгновение перестает дрочить Ронни и смотрит ему в глаза: - Да. Перед тем, как закрыть глаза, Ронни улыбается. Ему больше не страшно.