Глина

- Еще раз. - Да что не так?! - Все не так. Отбрось себя! Прошлый ты мёртв! Только люди, способные перерождаться столько, сколько потребуется, становятся сильными.       Да что эта старуха понимает! Он, блядь, въёбывает на каждой тренировке так, как не выкладывался даже перед Гран-При среди юниоров (где взял золото, на минуту!). А ей хоть бы хны. Как же Б-Е-С-И-Т! Юра был готов долго и упорно тренироваться, в конце концов, он сам предложил и душу, и тело отдать за успешный дебют. Плисецкий часами не сходил с катка. Отрабатывал каждый, мать его, жест сотнями и тысячами раз, добиваясь большей выразительности. И каждый раз слышал одно и то же. Вот, опять.       - Никуда не годится. Последний тройной аксель ужасен. Легче. Изящнее. Ты – прима, а не манекен.       Гррррррррррррррррр!       И это на фоне счастливой рожи Виктора, чтоб его черти драли, Никифорова в истаграмме, который постит туда фотки сотнями. «Я у моря», «Я и Маккачин на прогулке», «Я и непонятная старинная хрень», «О, эта японская еда, м-м-м, объеденье!». Интересно, он хоть в сортире телефон из рук выпускает? Особенно раздражали фоточки вида «Я и Кацуки Юри», которые в последнее время стали появляться все чаще. Не сказать, чтобы на них поросенок выглядел таким уж довольным, скорее смущенным или растерянным. И Юра не знал, что бесило его больше: то, что япошка смел быть недовольным рядом с Виктором, на его, Плисецкого, блядь, законном месте, или что он мог бы быть еще и счастлив при этом. Нога чуть дергается, и выход из тройного Сальхова едва не заканчивается падением,- в последний момент удается удержать равновесие, коснувшись льда рукой. - Юрий, ты отвлекаешься. Это недопустимо.             Кааааак же хочется сейчас все это послать, и Барановскую с ее вечной кислой миной, и Якова, и пялящуюся на него с трибун Милу, и прочих! Со вкусом, в несколько этажей, чтоб у них всех уши бантиками позавязывались и отсохли нахер. Агапэ?! Чистая невинная любовь, да? Виктор, сам-то хоть на картинках ее видел? Ты же даже не смог это словами объяснить, когда показывал программу, отговорился какой-то белибердой, мол, это чувства, в словах ее не получится описать… Ну-ну. - Все, перерыв. Юрий, успокойся, иначе так и будем топтаться на одном месте, - о, это Яков подал голос. Неужели. - Я могу еще раз!.. - Я твой тренер и МНЕ решать, что ты можешь. Перерыв.       Резко подъехав к краю катка, Юра навалился на бортик. Хотелось пить, а еще врезать с размаху в этот самый бортик кулаком, или, лучше, чьей-то тупой башкой, и он даже знает, чьей. В группе юниоров он до тошноты наелся и бантиками-рюшечками-кружавчиками на костюмах, и слащаво-умилительным «ах-какой-милый-мальчик», и кличкой «Русская фея». Мать вашу, да вы все охренели в край, какая фея? Может Виктору и нравилось быть «прынцесской» со своими длинными патлами и в веночке, и то постригся же в итоге, а он парень, взрослый уже, вообще-то, и ему нужна ВЗРОСЛАЯ программа. А его мало того, что накалывают с обещанием, так потом предлагают ЭТО. О да, он будет не «котеночком», он дорос до более взрослой сопливой чуши. Тьфу. И что Виктор, что Яков со своей бывшей, смотрят и кривятся, мол, чувств не хватает. Не-на-ви-жу их всех.       Юра надевает на лезвия чехлы и выходит за бортик. На окрик Якова отбивается, мол, сам же на перерыв отправил, так что нечего шипеть. Вернется он. Как расхочется кого-нибудь убить, так сразу и вернется.       Бутылка минералки слегка дрожит в руках, пробка тугая и приходится приложить усилие, чтобы ее открыть. Юра дергает резко, срывая резьбу и непроизвольно сдавливая пластиковые бока, так что часть воды проливается на руки. Плисецкий раздраженно стряхивает капли, мокрые печатки неприятно липнут к коже, и парень почти сдирает их с ладоней. Если кто-то сейчас засмеется над ним, вряд ли получится сдержать желание ударить, или хотя бы наорать на весельчака, и Юра почти ждет этого шанса сбросить накопившиеся эмоции. Но никому в кои-то веки нет до него дела: Мила уже свалила, и даже Яков с Лилией что-то обсуждают, отвернувшись к окну.       Юра жадно пьет воду, катая в голове мысли о возможной простуде и с сожалением отбрасывая их как слишком дурацкие. Ну уж нет, не дождутся. Поэтому когда он отрывается от бутылки, жидкости там убавляется хорошо, если на треть. Сейчас бы вылить остаток на голову, чувствуя, как намокают пряди, холодит затылок и проясняется в голове. Но на катке веет холодом, и это уж точно - гарантированная простуда, и не менее гарантированная взбучка от тренера, который, кажется, и так считает его истеричкой. Ну и насрать. Пусть думают, что хотят. Заебали.       Единственный человек, чье мнение имеет значение, это дедушка. Дедушка гордится им. Поддерживает. Верит в него. Не отец, якобы работающий летчиком на крайнем Севере (Ха, вы всерьез полагаете, что он в это все еще верит, ему же не 5 лет!). Не мать, погруженная в очередную попытку устроить свою личную жизнь, и вспоминающая о том, что у нее взрослый сын, только когда хочет похвастаться его успехами. Пожалуй, этот сын даже слишком взрослый для той, кто все еще делает вид, будто ей едва исполнилось 30. Неудивительно, что сейчас она где-то в Питере с этим своим дизайнером, как его, Николя? Пауль? А, какая к херам разница, ему же проще без ее оценивающего взгляда и равнодушия вперемешку с приступами удушающей заботы. И просьб понравиться очередному кандидату в «отцы», как будто кому-то уперлось его мнение. Это дедушка будет смотреть, как внук стоит на пьедестале с золотой медалью Гран-При. И хуй он позволит кому-то отнять этот миг.             Юра все же проводит по лицу мокрыми ладонями, ото лба и вниз, смывая пот, чувствуя, как внутри слегка развязывается узел скопившегося напряжения, а руки перестают подрагивать от желания сжаться в кулаки. И еще раз, уже вверх, запуская влажные пальцы в волосы, с силой, почти до боли захватывая пряди на затылке. Привычная резинка давно свалилась с головы, взъерошенные волосы торчат немного дыбом, ну да и хуй с ними, не так уж и мешают. Впервые за этот гребаный бесконечный день он почти спокоен. Хотят они увидеть «Агапэ», значит увидят. Юрий Плисецкий перекроит себя, вылепит, как из глины, то, что от него требуют. Глина не поддается злости или обидам, только терпению и настойчивости. И упрямству. У дедушки, помнится, выходили аккуратные фигурки, а он вечно торопился, и получались корявые страшилы. Ничего, научился, даже слепил что-то красивое маме и дедушке на Новый год. Мать наверняка выбросила давно. Ха, ну и всплывет же в памяти.        Ничего. Справится. Он всегда справляется, хуле ему одолеть какого-то японского поросенка-неудачника. Тройной аксель? Да все заебись будет.       Может, что-то и есть в словах этой старухи. Даром та была примой. Да и сейчас как глянет, так иногда до самых печенок пробирает. Кажется, даже Яков вот-вот вокруг нее балериной затанцует.       Он справится. Будет самым сильным.       Для тебя, дедушка.