Не было печали

— Дух Оксаны Куприяровой, явись. — Голос Анны звучит негромко, её глаза закрыты, но это лишь помогает ей смотреть вглубь себя, отыскивая ту ниточку, связывающую её естество с миром духов. — Дух Оксаны Куприяровой, явись! — Анна резко распахивает глаза и впивается взглядом в танцующее пламя свечей на столе — единственный источник света в комнате. Размытые огоньки словно гипнотизируют её, вводят в транс, позволяя не отвлекаться ни на что, кроме требующего немалой концентрации занятия. — Дух Оксаны Куприяровой, яв… Нет, ну это невозможно! — Анна в отчаянии вскакивает с места, попутно перевернув доску, над которой без толку медитировала уже три четверти часа. — Ах, милочка, я бы посоветовал вам не давать воли столь сильным эмоциям и не будоражить свои несчастные нервы, здоровее будете. Я всё же в этом разбираюсь, — весело подмигнул ей благообразный старичок, сидящий в углу комнаты на любимой оттоманке Анны, что только добавляло раздражения. — Единственное, что треплет мне нервы в данном месте и в данное время, это сборище незваных гостей, — резко восклицает девушка, грозно, но с ноткой отчаяния окидывая взглядом немалое общество… кого бы вы думали? Ах, ну конечно привидений. Привидений, которых Анна была бы рада упокоить уже второй раз, если бы это представлялось возможным. — Что же вы такая невыдержанная, юная леди, — одаривает её нелестными словами госпожа Андреева — старая дева, потратившая всю свою одинокую жизнь на воспитание в юных барышнях изысканных манер. Участи этой не избежала в свое время и юная Миронова, 12 лет отроду, и, честное слово, только необходимость держать лицо (намертво вколоченная любезнейшей Евдокией Петровной) не давала Анне прыгать от радости, когда в одно очень прекрасное утро обнаружилось, что гувернантка Андреева больше не сможет предоставлять им свои услуги по причине скоропостижной кончины. Но, как оказалось, радость Анны была весьма преждевременной. С тех пор, как она начала деятельно развивать в себе талант медиума, прошло уже приличное количество времени, когда она, вернувшись вечером домой, внезапно обнаружила в своей спальне призрак молоденькой девушки. Анна Викторовна со всем смирением приготовилась разгадывать причины загадочного появления призрака, однако оная оказалась весьма разговорчивой, ничуть не экзальтированной особой, что было крайне не похоже на всех призраков, являвшихся к ней до этого. Девица представилась Катериной и слёзно умоляла Анну нанести визит её старушке-матери, одиноко доживавшей свой век. Предметом просьбы являлся маленький кошель, спрятанный под половицей в углу Катерининой комнатки, в котором хранились скромные средства, скопленные девушкой, но о которых та не успела сообщить матери из-за скорой смерти от болезни. Анна, весьма удивлённая необычным опытом общения с потусторонней сущностью, не углядела в просьбе ничего дурного, и на следующий же день отправилась в слободку на окраине города, где передала последнюю просьбу умершей старой женщине. Наградой её жалостливому сердцу были обильные слёзы, крепкое объятие и просьба проведывать иногда старушку, ведь «ах, милая барышня, как вы похожи на мою Катеньку, век не забуду вашей доброты, заходите, всегда буду рада». С чувством выполненного долга Анна вернулась к обычной жизни (насколько её можно было назвать обычной), которая с этого самого момента потихоньку начала скатываться в дешёвый фарс. Знала бы Аннушка, до чего доведёт её доброта, предпочла бы просто сделать вид, что ни под каким предлогом Катерину она не замечает. Но при всех своих замечательных свойствах, даром предвидения она не обладала. После этого случая не было ни дня, чтобы нахальные привидения не являлись к ней в местах самых разнообразных, и нагло требовали от бедной девушки обязательного содействия во всех тех делах, что не успели закончить при жизни. Поначалу Анна терпела, некоторые просьбы представлялись ей к тому же весьма милыми и исполненными светлой грусти. Вот, к примеру, просьба дюжего молодца средних лет успевшего, по его словам, сделать в этой жизни почти всё, что причитается «настоящему мужику», а именно: построить дом («эх, барышня, видали бы вы мою избу, да той избы добротней ни у кого в округе не сыщется!»), да воспитать сына (семерых, если быть точнее). Да только вот беда, дерево посадить он не успел, и именно это желание оставить на бренной земле последний след не давало ему уйти с миром. Такие просьбы Анна с удовольствием выполнить могла. Но затем её посетило неприятное открытие, что не все просьбы бывают столь невинны. Последней каплей стало требование зажиточного и упёртого скряги-купца Баранова (вот уж где говорящая фамилия, ей богу) вернуть (то бишь зарыть на его могиле) ему содержимое тайника в его доме. Нет, вы только вдумайтесь! Пробраться! Ночью! В чужой! Обжитой! Дом! И украсть!!! Чужое добро! А всё почему? А потому что: «да чтоб этим трём фуриям (жене, дочери и сестре) что-нибудь из этого добра перепало?! Да ни в жизнь! Всю плешь мне проели, кровопийцы, пусть хоть после смерти моей поймут, как меня ценить нужно было! Моё добро, вот пусть со мной на тот свет и отправляется!!!» Пока что Анна стойко держала удар и надеялась лишь перетерпеть мрачное брюзжание купца. И всё бы ничего, да только с каждым днём их становилось всё больше, и вскоре Анна могла похвастаться немаленьким салоном. Работающим правда и днём и ночью, да. А что более всего расстраивало Анну Викторовну, так это появившаяся у неё полная нехватка времени на расследование дел в полицейском управлении. Дошло даже до того, что в один погожий денёк Анна внезапно столкнулась с господином Штольманом входящим в увеселительное заведение Маман, когда она сама уже покидала его. Дела её загробных клиентов приводили даже в такие злачные места, куда и заходить то не хотелось. Яков Платонович с весьма смущающей усмешкой поприветствовал Анну Викторовну и посетовал на то, что давно уже не имел удовольствия видеть её на пороге своего кабинета. — Право, Анна Викторовна, печально думать, что вы забыли дорогу к нам в управление. Ваше общество весьма скрашивает нашу нелёгкую службу. — Ах, Яков Платонович, дела, знаете ли, дела, — смущённо ответила Анна, и лишь потом спохватилась о неуместности своих слов на пороге именно этого заведения. — О, действительно, дела превыше всего, — по тону Штольмана Анна сразу догадалась о том, что следователя немало интересует, какие же дела могут быть у приличной барышни в этом доме терпимости, но тему он развивать не стал. — А у нас, знаете ли, новое преступление. — Да что вы говорите? — неподдельно заинтересовалась девушка. — Подробностями не поделитесь? — Для вас — всё, что пожелаете, любезнейшая Анна Викторовна, — улыбнулся Штольман. — Как знать, может, вы опять пособите в расследовании. И вот, остаток дня окрылённая тем, что Штольман сам обратился к ней и непрозрачно намекнул на то, что он ничуть не прочь воспользоваться помощью медиума, Анна посвятила себя всецело делу убиенной вчера вечером в парке Оксаны Куприяровой, молоденькой дочери зажиточных горожан. Кто бы мог подумать, что такая благовоспитанная девица окажется каким-то непостижимым образом связана с борделем. В кармане у неё обнаружилось письмо, адресованное Маман, и по поводу этой улики Штольман решил допросить хозяйку сего дома. Анна же побывала на месте преступления, где удалось побеседовать с духом. Впрочем, как побеседовать, дух Оксаны был привычно молчалив и загадочен, отчего Анна аж растрогалась от радости, что хоть что-то в этой жизни остаётся неизменным. Куприярова дала лишь одну полезную зацепку — указала на обронённый видно убийцей платок с вышитыми инициалами, так удачно притаившийся в кустах, что молодчики из полицейского управления и не заметили. Вечером же Анна решила вновь вызвать дух Оксаны, однако затея терпела полный крах, среди гомонящей толпы привидений маленькой фигурки светловолосой Оксаны явно не было. У Анны крепилось стойкое убеждение, что раздражённые внезапной сменой интересов у их благодетельницы привидения специально мешали ей работать. — Ну что же вы, барышня, не видите, что ли, что нет тут никакой Куприяровой, не желает видно приходить. Вы бы лучше на нас внимания поболе обратили, — заявил нахальный франт лет сорока. — У нас не менее важные проблемы. — Если и займусь, будьте уверены, ваше дело отодвину на самый конец, — процедила Анна, подавляя глухое раздражение. — И вообще, будьте-ка вы все добры, убраться из моей спальни, любезные господа. Уж ночь на дворе, мне, в отличие от вас, спать надо. Давайте-давайте, и вы, доктор Стежин, — благодушный старичок, кряхтя, слез с оттоманки и растворился, — Евдокия Петровна, а вам особое приглашение нужно? Не вы ли говорили о полезности полноценного ночного сна для здорового цвета лица у юных дам? Прошу на выход. Фигура старой дамы целиком выражала оскорблённое достоинство, но всё же госпожа Андреева не посмела перечить Анне и так же тихо исчезла, оставив, наконец, Анну в долгожданном одиночестве. Как же было хорошо! Определённо, такое количество привидений в одной комнате негативно влияют на единственного живого человека в их окружении. Надо бы подумать, как с этим можно справиться. На душе у Анны было тоскливо. В кои-то веки сам Штольман попросил у неё о содействии, а она не может вызвать духа! Продолжая жалеть себя, она забралась на кровать и накрылась с головой одеялом. «Первого же духа, который посмеет заявиться ко мне сюда, огрею книгой» — мрачно подумала Анна, с воодушевлением поглядывая на увесистый фолиант у изголовья. Скучать ей с недавних пор явно не приходилось.