when you're in love all the lines get blurred

(несколькими часами позже после того, как Юнги совершает ошибку, купив Чимину выпечки) — Позанимайся со мной, — требует Чимин, лёжа головой на бедре старшего и изучая взглядом подбородок Юнги. Он стискивает брюшные мышцы ладонями и думает о всех тех калориях и сахарах, которые только что в себя запихнул. — Ты назвал меня жирным, Пак Чимин? Я думал, тебя воспитали лучше, — журит Юнги, щёлкнув Чимина по уху, не отрывая взгляда от экрана. — Нет-нет-нет, — быстро ретируется Чимин, перевернувшись на бок, и прижимает поцелуй в его живот через ткань кофты. Несмотря на то что Чимин понимает, что Юнги дразнит его, он всё равно объясняет. — Я не это хотел сказать. Просто это легче делается с партнёром. — Делается что? — Юнги опускает телефон, чтобы сомнительно взглянуть на Чимина, и кладёт его на пол. Если бы Чимин знал, что всё, что ему нужно было делать, чтобы обращать внимание Юнги на себя, это упоминать упражнения, он бы затрагивал эту тему чаще. — Для того, чтобы заниматься, не нужен партнёр. Сходи на пробежку. Попрыгай. Либо поотжимайся. Твои руки очень сексуальны, когда ты отжимаешься. — Я хочу покачать пресс, — мило улыбнувшись, Чимин забирается рукой под лежавшую около его плеча руку Юнги. Юнги может делать вид, что ему это не нравится, но Чимин прощупал, что он обожает держаться за руки. Хотя после того, как Юнги, когда они ещё встречались понарошку, заведённым порядком ложился около Чимина и зарывался в его бок каждый раз, когда тот был в зоне досягаемости, это не должно быть неожиданным. Неделями позже после того, как их фиктивные отношения стали настоящими, часть Чимина верила, что всё это было прекрасной игрой Юнги. В конце концов, он выяснил, что Юнги правда (втайне) нравится физическая близость (и Чимин). Он легонько обвивает пальцами ладонь Юнги, большим поглаживая его костяшки. — Давай покачаем, хён. Юнги отталкивает голову Чимина со своей ноги свободной рукой, сопровождая это хмыканьем. А другой сжимает руку Чимина. Когда Юнги начинает говорить, в его голосе трудно выявить нервозность, но Чимин всё равно улавливает её отголосок. Он знает Юнги достаточно долго, чтобы понять, что это означает. Он взял своё. Они оба знают, что Юнги всё равно будет приседать, просто потому что Чимин просит, но он продолжает противиться: — Ты хочешь, чтобы я качал пресс? — Тебе полезно, — убеждает Чимин, поднося его руку с пола к своему подбородку, чтобы поцеловать в запястье. — Плюс ко всему, это ты принёс все эти угощения. — Я проявил доброту, — бурчит Юнги. Он выдёргивает руку из хватки Чимина, который даже с пола видит, как того выдаёт ярко-красный румянец на щеке. — Я сделал тебе подарок. Твой любящий, заботящийся, лелеющий парень приносит тебе что-то вкусное, а ты вот так вот ему отплачиваешь? Посмотрим, сделаю ли я когда-нибудь что-нибудь милое для тебя снова, Пак Чимин. Вот увидишь. Даже когда он продолжает и продолжает бубнить о том, как он и его ледяное сердце никогда больше не оттают, Юнги следует за Чимином, когда тот ложится на спину, притянув голени к себе. Юнги, не переставая разглагольствовать, плетётся к нему, чтобы держать лодыжки Чимина. — Хён, — перебивает скрестивший руки на груди Чимин, притягивая свой торс к коленям. — Я в долгу не останусь. Прежде чем Юнги может пуститься в следующую тираду о том, что приседания никак не помогут вернуть ему долг, или воспользоваться прежней отговоркой, что он мог бы качать мышцы, делая что угодно другое в этом мире, Чимин притягивает своё тело к коленям, пока их головы не оказываются на одном уровне. Он застаёт Юнги врасплох, наклонившись вперед достаточно, чтобы коротко и непорочно поцеловать его в губы. Хмыкнув, он опускается в начальную позицию. — И это только начало начал того, что мы можем делать. Юнги сквозь зубы называет Чимина сопляком, но жаловаться после этого не продолжает.