Переселенцы

Самолет набрал высоту и выровнялся. Приветливый голос разрешил всем отстегнуть ремни и наслаждаться полетом. Дженни послушно расстегнула ремень и стала рассматривать попутчиков, мимоходом ловя обрывки их разговоров. — Папа, а ты знаешь что-нибудь про поезд-призрак? — звонкий мальчишеский голос раздался откуда-то сбоку. Дженни, не поворачивая головы, скосила глаза на соседний ряд кресел. Там сидел невысокий веснушчатый мальчишка лет 11-12, в данный момент увлеченно читающий какой-то журнал в яркой обложке. — Тут написано, что он в 1911 году заехал в туннель в Италии и пропал, но его потом видели в разных местах в разное время. Но самое интересное знаешь что? Потом в архивах нашлась запись, что за сто лет до этого в Мексике непонятно откуда появилась толпа людей, которые говорили всем, что они приехали из Европы на поезде. Папа, это ведь получается, что поезд в тоннеле попал в какую-то дыру во времени, да? — Ну, тогда этим людям повезло, что они оказались всего-то в Мексике сто лет назад, вполне могли бы и к динозаврам ненароком попасть, — откликнулся сидящий рядом мужчина. — Хотя не думаю, что такое бывает. Журнал-то больше развлекательный, а не научный. Впрочем, вселенную изучить полностью не получится никогда, — тут же примирительно заключил он, заметив, видимо, в глазах сына немалое разочарование, — так что на твой век открытий точно хватит. Потом расскажешь, если что, как оно там… у динозавров. «Хороший папа, — промелькнуло в голове у Дженни. — Наверное, и сын поэтому такой вот… любознательный.» Она никогда особо не любила детей. Капризные, самовлюбленные, непослушные создания, которых даже на место поставить не всегда получится, поскольку это не они целиком от тебя зависимы, а ты от них. Поэтому тот факт, что Майкл еще до свадьбы легко и радостно согласился, что в вопросе о наследниках полагается лишь на ее решение, принес Дженни неимоверное облегчение. Будь это кто другой — всегда оставалась бы опасность, что спустя пару лет начнутся намеки в ее адрес — мол, пора бы уже, пора, но Майкл совсем не такой. Он ее действительно любит и принимает все ее жизненные установки. Дженни повернула голову — Майкл расслабленно смотрел в иллюминатор, по его лицу блуждала легкая улыбка. Человек, которому все легко дается. Есть люди, которым приходится чуть ли не ежеминутно биться за каждый шаг — за счастье, за любовь, за идеи, за жизнь, за человечество… А есть такие, как Майкл, и у них есть талант получать для себя все и сразу, даже не напрягаясь. Это не хорошо и не плохо, они всего лишь занимают определенную нишу в социуме. Они, конечно, могут не выжить, если начнется война или нашествие Хищников, но какова вероятность того, что все это начнется? В конце концов, имея такое везение, они обязательно окажутся рядом с теми, кто их защитит. И в большинстве случаев именно эти «защитники» в итоге как раз и не выживут… Майкл заметил, что Дженни его рассматривает, лучезарно улыбнулся и легонько щелкнул ее по носу, — Не хмурься, солнышко, два часа презентации — и нас уже ждет теплое море и пляж. Рекламное агентство, где теперь работала Дженни, участвовало в конференции в итальянском Палермо. С поставленной ей задачей — презентацией фирмы на европейском рынке — она бы без проблем справилась и самостоятельно, к завтрашнему вечеру уже возвратилась бы обратно в Лондон, но Майкл, услышав о том, куда она летит, загорелся идеей заодно провести вместе с ней парочку вечеров в шикарном отеле на берегу теплого моря. А почему бы и нет, в конце концов? Может, и у нее есть талант обретать именно ту жизнь, которой живут небезразличные ей люди? Был рядом профессор Каттер — и жизнь у нее была до предела тревожная, и не сказать, чтобы особо счастливая — в точности, как и у него самого. Включая даже их одинаково безнадежную влюбленность, которая обречена была остаться безответной… А вот теперь рядом Майкл — и проблемы сложнее выступления на публику уже не придумать. — Папа, а ты как думаешь, этот провал во времени — это природное явление или изобретенное? — снова завелся мальчишка в соседнем ряду. — И еще — как ты думаешь, люди, которые оказались в прошлом, сильно повлияли на то, что случилось потом? Может быть так, что на самом деле в мире что-то меняется, а мы этого не замечаем? — Ага, был у меня послушный сын, а потом — бац! — кто-то что-то поменял в прошлом, и получился такой, как ты, — отшутился отец. — Я помню, что сын был другой, потому и переживаю, а мама не помнит, ты для нее и такой хорош. Ребенок понимающе захихикал. Шутка ему понравилась. — Пап, а меня в тебе все устраивает, так что изобретать переменятель реальности я пока не буду. «Ник Каттер, наверное, в детстве был примерно такой же. Читал все научные журналы, что попадались под руку, изобретал, строил теории, фантазировал… А Майкл вот с четырех лет пел в хоре, в школе по естественным наукам учил только то, что задавали, а про временные парадоксы до сих пор не задумывался ни разу… Родился бы он у тех, кто по натуре исследователь, и всю жизнь считался бы скучным тупицей. А Ник Каттер родился бы в семье тихонь и эстетов — и это была бы сплошная головная боль для всех. Хотя откуда мне знать… Я даже сказать не могу, какому сыну лично я сама обрадовалась бы больше. То есть — нафиг-нафиг, никаких сыновей! Дети мне не нужны вообще. Для полного счастья мне всегда достаточно будет одного Майкла…» Майкл, словно прочитав ее мысли, бережно погладил пальцами ее ладонь. Дженни глубоко вздохнула и умиротворенно откинула голову на спинку кресла… …заранее зная уже, что этот счастливый миг — самый последний. Потому что через несколько секунд самолет ощутимо тряхнет, по проходу тревожно застучат каблуки стюардессы, потом напряженно-стремительные шаги кого-то еще из экипажа, а спустя пять минут ровный и страшно спокойный голос командира воздушного судна объявит, что самолет возвращается в пункт вылета из-за погодных условий… *** Этот кусок прошлой жизни снился ей неоднократно. Последние минуты обычной жизни. Нормальной жизни, в которой ежесекундная опасность была рядом с ней только тогда, когда она выбирала это сама. Поскольку та жизнь, что продолжалась дальше, обычной и нормальной называться уже никак не могла. В той новой жизни был самолет, тяжело ухнувший на полосу, сбивший что-то, еще не успев остановиться, поехавший дальше юзом, разворачиваясь с леденящим душу скрипом, покуда не уперся фюзеляжем в кирпичное строение в стороне от полосы. Была серая тень, врезавшаяся с размаху в группу людей, которые высыпались из этого самолета по аварийному трапу. Те, кто погиб не сразу, жутко вопили, пытаясь вскарабкаться по скользкой поверхности трапа обратно, но тем, кто остался в самолете, пришлось срочно принять решение и закрыть выходы. Люди в салоне дрожали от ужаса и плакали, не в силах даже спрогнозировать свою дальнейшую участь. Мальчик с журналом про поезд-призрак кусал до крови губы и смотрел в одну точку огромными застывшими глазами. Одно дело фантазировать… Лицо у Майкла было мертвенно-бледным, но поймав взгляд Дженни, он себя пересилил и криво улыбнулся: — Это ведь что-то твое, да? Сейчас ведь приедут твои ребята и всех спасут, как тогда? «Ребята» все же не появились. Вместо них через час подъехал бронированный грузовик, откуда вылезли двое военных, поговорили с пилотом и увезли его куда-то. Еще через час этот же грузовик начал перевозить оставшихся пассажиров. Дженни старалась не отпускать руку Майкла, чтобы не потеряться в толкучке. В грузовике они ехали около десяти минут, оттуда быстро и не оглядываясь перебежали на закрытую площадку — и дальше были предоставлены сами себе. Больше с ними никто возиться не собирался. Потом подъехал на джипе один довольно ушлый паренек и предложил за умеренную плату развезти по домам всех желающих. Плата оказалась не слишком-то и умеренной, но Дженни с Майклом решили не экономить, и скоро уже были дома, в своей квартире. Все было не так уж и плохо, по крайней мере, телевизор работал, и по всем каналам непрерывно передавали известия. По обрывкам этих новостей стало понятно, что несколько часов назад по всему миру стали происходить непонятные вещи. Где-то произошел какой-то глобальный взрыв, практически не вызвавший никаких разрушений вокруг, но его следствием стало появление то тут, то там каких-то индуцированных полей, странных искрящихся поверхностей — чаще всего сфер, но иногда и бесконечно обширных стен, сквозь которые можно было пройти, и многие проходили, вот только обратно чаще всего не возвращались. Потом эти искрящиеся поверхности исчезли, а заодно оказалось, что разрушений практически нет, большинство людей цело и невредимо, но некоторые исчезли бесследно, и будто им взамен появились те, кого здесь никогда и не было. И эти люди утверждали, что они жили в тех же городах, в то же время, но никого не узнавали, и их тоже не узнавал никто. Потом на улицах появились кошмарные звери. Они набрасывались на людей и разрывали их на месте. В дело вступили военные. Они отстреливали этих животных, спасали с улиц прохожих, призывали население сидеть по домам и не высовываться. К вечеру у Дженни уже сложилось довольно точное представление о случившемся. Гигантский беззвучный взрыв — это, скорее всего, огромная аномалия, которая повела себя очень уж необычно, открыв ненадолго повсюду вокруг сотни других аномалий, в которых пропала часть людей, и откуда появились «лишние» люди. И Хищники. Удивительно, что кроме них не замечено никакой другой странной живности — разве что, аномалии открывались только в одном временном срезе, и Хищники — вовсе не будущее, а жители параллельной Земли в их же времени. Майкл выслушал все эти размышления вслух и жалобно переспросил: — Солнышко, что же нам теперь делать? Дженни только пожала плечами. В голове у нее уже выстроился достаточно четкий план действий, подозрительно напоминающий сценарий первых серий какого-нибудь популярного сериальчика про зомби-апокалипсис. Укрепить дом. Выбрать для жилья комнату, где самое маленькое окно, выходы на террасу закрыть и забаррикадировать. Держать под рукой что-нибудь потверже и потяжелее, на случай внезапного нападения — и далеко не факт, что это будет нападение именно Хищника. Набрать во все емкости побольше воды. Сегодня уже темно и поздно, но завтра с самого утра отправиться за припасами пищи — желательно, не скоропортящейся. И позвонить кому-нибудь в ЦИА — нужно быть в курсе происходящего. Телефоны в ЦИА, впрочем, не отвечали, ни один. Ни те, что были в самом офисе, ни мобильные номера всех знакомых Дженни. Просто гудки, «абонент недоступен», «номера не существует»… Наутро Дженни села в машину и поехала к ближайшему супермаркету. Конечно же, парковка была вся забита машинами. Еще издалека Дженни заметила на крыльце несколько неподвижных тел. Несложно догадаться, что тут происходило — Хищникам слышно даже тихое биение человеческого сердца (поэтому она и надела на всякий случай сегодня куртку потолще, не обращая внимание на табло термометра на крыльце), а уж беспорядочное гудение автомобильных сигналов было для них, наверное, как приглашение на званый обед. Сам магазин, скорее всего, даже еще и не открывался, по крайней мере, она сама, если бы оказалась его владельцем или сотрудником, совсем не торопилась бы делиться с населением продуктами в обмен на то, что, возможно, больше никогда не пригодится. Она лихорадочно вспоминала, где тут поблизости располагались склады. Петляя по лабиринтам разъездов, на удивление оказавшихся пустыми, добралась, наконец, до территории, обнесенной высоким забором. Ворота, конечно же, были закрыты, но цепкий внимательный глаз Дженни тут же заметил утоптанную дорожку, упирающуюся прямиком в монолитный на вид бетонный блок. Она подъехала поближе и вылезла посмотреть, куда же ведет эта чудо-тропка. Так и есть, блок был не монолитный, а очень даже удобно расщепленный, чего нельзя было заметить от ворот. Тропинка взбегала по старательно утрамбованной в виде ступенек глинистой почве и упиралась в фанерный щит. Дженни вздохнула, помедлила лишь секунду и врезала по щиту плечом, стараясь вложить в удар весь свой вес. Щит заскрипел и чуть сдвинулся. Несколько повторных ударов — и вот она, тропинка, тянется дальше — к двери в большой ангар, минуя широкую площадку, по которой еще вчера постоянно маневрировали фургоны. Наверняка этот удобный путь был сделан когда-то местными работниками, которым не хотелось тратить лишние десять минут на большой крюк вокруг автомобилей, чтобы добраться до складов. Дженни смело шагнула в щель за бетонный забор. Добралась до двери, невольно хмурясь, когда приходилось лавировать между непросохшими после дождя грязными лужами. Навалилась и на эту дверь плечом — на нем уже наверняка зрел синяк — но на этот раз препятствие поддалось легко. Внутри было темно, но разглядеть большие, до самой крыши, стеллажи, все же возможно. Дженни пошла вперед, осторожно касаясь пальцами полок по правую сторону. Шагов через тридцать ей стало страшно — она же, по сути, сама себя загоняет в лабиринт, который ей совершенно незнаком, и выход из которого еще через пару поворотов найти уже может и не получиться. К тому же вокруг стояла абсолютная тишина. Дженни повернула обратно, вытащив по пути из сумочки телефон и осветив стеллажи вокруг. Коробки вокруг ценности представляли мало — в основном это были обмотанные толстым целлофаном блоки пачек со стиральным порошком. Девушка добралась обратно до двери и повернула в следующий проход — туалетная бумага, зубная паста. В следующий — какой-то пищевой мусор — сухарики, чипсы. Если не умрешь от голода, то заработаешь гастрит с такой диетой… В следующий — конфеты. Уже получше. От сладкого включается соображалка. Энергия тратится быстро, но если ее и нужно срочно, то конфеты — то, что доктор прописал. Дженни выбрала коробку побольше и с трудом потащила ее к выходу. — Стоять-бояться! — раздался позади нее насмешливый голос. — Тебе в школе не говорили, что нехорошо красть шоколадки в магазине? Дженни поставила коробку на пол и медленно обернулась. На нее смотрели серые глаза довольно-таки симпатичного парня, достаточно молодого, но с заметно поседевшими на висках и макушке волосами. Откуда-то из-за его плеча послышался кашель — из темноты появился еще один мужчина, намного старше и угрюмее. — Я думала, здесь никого нет, — стала оправдываться Дженни. — Я не собираюсь воровать, я заплачу. — Ну и зачем нам теперь твои деньги? — сухо отозвался старик. — Как ты сюда попала, я же закрыл ворота? — По тропинке. — Олли, — старик резко дернул подбородком. — Пусть дамочка покажет, где нашла тропинку, а ты завали ее чем-нибудь. А то сюда скоро полезут и остальные искатели наживы. — Можно я все-таки приобрету у вас хоть немного продуктов, — осмелела девушка. — В конце концов, если бы не я, про тропинку бы вы не узнали. Старик смерил ее колючим взглядом. Великодушно кивнул. — Ладно. Олли, отвесь ей какой-нибудь жрачки из холодильника. Все равно электричество скоро отключат. — Секунду полюбовался тем, как в ее глазах борются одинаковые по силе чувства — благодарность и раздражение — и решил все же отвесить еще одну колкость. — Можно еще консервов каких-нибудь… кошачьих. Больше ничего не трогай. Олли весело махнул головой — пойдем. Дженни отправилась следом, стараясь сдержаться и не ответить мерзкому старикашке тоже каким-нибудь саркастическим замечанием. Что же поделать, если на данный момент такова плата за пропитание? Они попетляли несколько минут по отсекам склада, пока не почувствовалось заметное понижение температуры воздуха. Парень приказал Дженни ждать, а сам нырнул за тяжелую дверь, и скоро вышел обратно, обхватив руками большой, неправильной формы, кирпич, обмотанный светлой бумагой. Снова мотнул головой и двинулся дальше. Дженни видела, что ноша не только тяжелая, но и чертовски холодная — парень то и дело пытался перехватить ее, вполголоса чертыхаясь, и была благодарна тому, что в спутники ей, похоже, достался истинный джентльмен. Наконец они остановились возле очередного стеллажа, Олли аккуратно опустил кирпич на пол и потер замерзшие плечи. Чуть виновато посмотрел на Дженни и улыбнулся. — Прости уж, придется его послушаться. Мне еще и дальше с ним жить, не хотелось бы сильно портить отношения. Тут масло. Сливочное, самое дорогое, самое жирное. Придешь домой — бумагу сними, а его положи в холодную воду. Так оно дольше не будет портиться. На воздухе быстро окислится. Кошачьи консервы тоже сейчас подберу получше. Не обижайся. Есть их вполне можно. Я знаю парня, которому даже нравится такая еда. В сортах корма для кошек Дженни совсем не разбиралась, поэтому качество выбранных Олли консервов оценить никак не могла, но вот что было немаловажно — коробка была большая. Очень. Девушка предложила было свою помощь, неловко все-таки было идти рядом с ним с пустыми руками, но Олли лишь пропыхтел что-то про сильных и умных грузчиков и даже не остановился, пока, наконец, у них на пути не оказалась тележка. На ней уже лежал огромный полотняный мешок то ли с рисом, то ли еще с каким-то зерном, но снимать его парень не стал. Поймав вопросительный взгляд спутницы, буркнул: — Ну да, порчу себе всю карму на ближайшие пару лет… Дженни в эту минуту страшно захотелось предложить ему уйти жить к ней — ну, то есть, к ней с Майклом, но, конечно, она благоразумно промолчала. Любому понятно, что полным идиотизмом будет менять столь сытное место, пусть и со сварливым старикашкой в нагрузку, на сомнительную компанию малознакомой замужней женщины. На одном из поворотов Олли остановился. — Сейчас, подожди здесь минуточку, заключительный штрих, — он завернул в очередной проход и зашуршал там по полкам. — Можно вопрос? — Рискни. — Ты не боялась ехать по городу? Я еще даже не видел, что там творится, только по телевизору, но даже носом туда не сунусь. А ты — вот так запросто. — Почти не боялась, — честно ответила Дженни. — Даже немного весело было. Давненько не приходилось рисковать жизнью. — Поняв, что звучит это как хвастовство, она тут же добавила: — Просто работа у меня раньше была такая… связанная с опасностью. Скучаю немного. — Работа? «Мы Летучий Отряд, сынок»? — Ага, — откликнулась Дженни. — «И мы еще не обедали». Олли моментально выскочил из-за стеллажей. В серых глазах его искрилось натуральное обожание. — Я тебя люблю, — выдохнул он. — Полжизни уже ищу девушку, которой нравится «Суини». Выходи за меня замуж. — Боюсь, мой нынешний супруг будет против, — в голове Дженни вдруг промелькнула мысль, что Майкла упоминать было излишним. Что-то она разучилась подкармливать призрачные мужские фантазии… Но Олли лишь понимающе улыбнулся: — Кто бы сомневался. — Потом снова скрылся за стеллажом, а когда появился, без предупреждения бросил Дженни еще одну коробку, на этот раз небольшую и легкую. — Раз уж ты замужем, вот тебе еще бонус. Дженни покраснела. В коробке были презервативы. Очень, кстати, нужная вещь, таблетки как раз заканчиваются. Олли же будто и не заметил ее смущения. Протянул еще одну коробку, набитую битком всякой всячиной. Дженни успела разглядеть пару банок парацетамола, баллончик с антисептиком и пакет с лейкопластырем. — Спасибо. Оставшуюся дорогу до выхода они молчали. За забор Олли уже не полез, только опасливо выглянул. Дженни сама затолкала в машину провизию. С мешком пришлось повозиться — сначала он не хотел пролезать в щель, потом ей пришлось в несколько приемов запихивать его в салон. Олли уже почти не смотрел в ее сторону — старик все же заметил, что ее трофеи не ограничились названным списком, и теперь тому предстояло жестокое разбирательство. Дженни напоследок с грустью взглянула на подернутую сединой шевелюру этого славного парня — какова вероятность, что они доживут хотя бы до вечера? Обратная дорога проблем не доставила, пришлось только несколько раз сворачивать с главных улиц, чтобы не попасть в заторы. Дома Майкл уже справился с главными задачами — заколотил окна в зале и навесил на двери — входную и заднюю, ведущую на террасу — большие засовы, сняв их с сараев в саду. Там они все равно выполняли, скорее, декоративную функцию. Когда приехала Дженни, он терпеливо набирал воду в бочки, которые тоже перетащил в дом из сараев. Напор воды уже оставлял желать лучшего. Ящик с кошачьим кормом вызвал у него нервный смешок. Дженни пришлось объяснить, что выбирать теперь не приходится. Рассказывать про Олли и старика ей не хотелось, просто сказала, что взяла то, до чего удалось дотянуться. Вытаскивая из машины мешок с рисом (это был все-таки он), Майкл только озадаченно хмыкнул, видимо нарисовав в уме картину, как его хрупкая женушка отважно хватает то, с чем не справилась орда предыдущих добытчиков провизии. Когда же ему на глаза попалась коробочка с презервативами, хмыканье было уже весьма подозрительное. — Ну, а что? — взвилась Дженни. — Таблеток мне хватит чуть больше, чем на неделю, к врачу сейчас с подобными просьбами лезть странновато, а что попало глотать я не собираюсь! — Да нет, все отлично, — примирительным голосом тут же откликнулся Майкл. — Просто меня пугает, насколько ты у меня предусмотрительная. На следующий день Дженни намеревалась все же добраться до ЦИА, раз уж на связь выйти не получалось, а заодно повторно заглянуть по дороге во все супермаркеты. Но этим планам уже не суждено было сбыться — утром обнаружилось, что бензин на нуле, хотя вчера был почти полный бак. На мирные улочки фешенебельных столичных кварталов с первых же дней вылезло примитивное и банальное мародерство. Дженни попыталась запланировать вылазку без машины, пешком, но тут уже Майкл остановил ее весьма жестко — перспектива остаться в укрепленном доме с запасами продовольствия, но в полном одиночестве, его не порадовала. Вся жесткость его заключалась, однако, лишь в крепких объятиях и заверениях в том, что когда-нибудь и сам он созреет до того, чтобы отправиться вместе с ней в город на поиски выхода из безвыходной ситуации. Дженни вздохнула и постаралась поверить. На пятый день сидения взаперти она взвыла. Это оказалось даже сложнее, чем рисковать жизнью. Примерно тогда же она обнаружила, что даже секс с очень любимым мужчиной, но лишь оттого, что больше заняться нечем, вовсе не кажется феерическим. Кроме того — после качественного секса обоим чертовски хотелось есть. Поэтому было принято решение до лучших времен энергию понапрасну не тратить, и подарок от Олли, так и не распакованный, был убран на верхнюю полку в шкафу. Шестой день начался с поиска в доме тяжелых предметов, удобно лежащих в руке. Когда поиски не увенчались успехом, Дженни расширила зону поиска и открыла дверь в сад — по крайней мере, в сарае когда-то валялся обрезок трубы… Взвесив его в руках, она обернулась к дому, кивнула решительно Майклу — закрывай дверь! — и отправилась к калитке. Людей на улицах практически не было. Наверное, все, как и Майкл, сочли за лучший вариант не покидать жилищ. Через несколько часов осторожного обследования ближайших зданий Дженни нашла в одном из офисов несколько больших пластиковых бутылей с водой для кулера — не самая бесполезная находка, учитывая то, что водопровод уже не работал. Одну бутыль притащила сама, за второй они пошли уже вдвоем. С тех пор так они и действовали — Дженни шла на разведку, потом Майкл перетаскивал найденное в дом. Это случалось не так уж и часто, запасы неумолимо таяли, порции на обед становились все меньше. Хищников они тоже видели редко, но каждый раз мог вполне стать последним. Как-то раз, прячась от зверя в вентиляции местного почтового отделения, Дженни зацепилась за торчащий из стены крепеж волосами и пережила несколько самых неприятных мгновений, лихорадочно пытаясь освободиться. Вернувшись домой, она достала ножницы и решительно остриглась почти налысо. Все равно вернуть былую прическу шансов уже не было никаких — тратить запасы воды на то, чтобы помыться чаще раза в неделю, было бы глупым расточительством. Из зеркала на девушку смотрело серое изможденное лицо, и она безразлично подумала, что Майкл уже очень давно не называл ее «солнышком», да и вообще, кажется, никак к ней не обращался. Она к нему, впрочем, тоже… Дженни вернулась в комнату, присела на кровать и ласково погладила мужа по спине. Майкл посветлел и благодарно прижался лбом к ее уху. Дальше этого дело не пошло, после недавних вылазок он страшно мучился от боли — похоже, было сломано одно или два ребра. Несколько раз Дженни пыталась завести разговор о том, что пора бы отправиться к ЦИА, но Майклу эта идея не нравилась. Вряд ли получится засветло перебраться на другой конец города, и еще не факт, что будет возможность остаться там. Терять свое обжитое место в обмен на неясные перспективы он был не готов. В один из дней — сколько прошло времени, они уже не могли сказать точно, кажется, близилась поздняя осень — они обнаружили у себя перед дверью мужчину, который неутомимо в течении двух часов возносил к небу молитвы. Пустить его внутрь они так и не решились, слушали из-за двери, как он обещает им переход прямо в рай сквозь «золотую сферу». Потом он ушел и зарядил свою долгую молитву дальше по улице — там, где, похоже, еще оставались жильцы. Дженни подумала вслух, что «золотая сфера» вполне может оказаться аномалией, ведущей в какое-то более благополучное место. Несколько дней подряд она следила за этим странным молебном, пока не увидела, как кто-то все-таки клюнул на это заманчивое предложение. «Жрец» увел согласившегося на перекресток, долго ходил вокруг, завывая свои обещания милостивого божьего промысла, после чего облил того чем-то из банки и поджег. Когда стихли вопли несчастного ушедшего сквозь «золотую сферу», он отряхнулся и пошел к следующему крыльцу. Что-то поделать с таким фанатизмом было нельзя. Они с Майклом, по счастью, не были религиозны и не пытались переложить свои заботы на высшую волю. Правда, однажды Майкл чуть не клюнул на похожую уловку — его за один день ухитрились поймать сразу двое, один просто предложил перевести его в безопасное место, даже якобы великодушно предложив назвать адрес, чтобы он мог забрать заодно и родственников, другой — и тому Майкл поверил сильнее — назвал свою цену за этот переход. — Дженни, подумай сама, зачем ему деньги и золото? А вот если у него есть возможность перебираться куда-то в другое место, то все сразу становится ясным — он зарабатывает на том, что вытаскивает отсюда пострадавших. — Не будь дурачком, Майкл! В нашем мире полно сумасшедших. Он, может быть, сам верит в то, что говорит, но это неправда. Помнишь, как я рассказывала тебе про того, с молитвами. Он же явно верил в то, что создает «золотые сферы с переходом на небо». Это просто чьи-то навязчивые идеи. — И чем же тогда они хуже твоих собственных навязчивых идей? Ты регулярно меня достаешь планами уйти в «Центр» к твоей бывшей команде. Чем это лучше? Это ведь почти гарантированная гибель, но ты не сдаешься. Ты ведь сама фанатичка, ну и позволь мне решать, кому из фанатиков я верю больше! Майкл осекся на полуслове. Дженни стояла посреди комнаты, не двигаясь, а по щекам у нее текли слезы. Наверняка она и сама понимала, что помощь от ЦИА — всего лишь сказка, которой не суждено сбыться, а он, муж, который был должен поддерживать ее, просто сломал одним махом все, что держало ее на плаву. — Прости меня, солнышко, — Майкл нежно погладил ее по щеке и поцеловал в губы. — Конечно же, ты права, мы бы не выжили, будь это не так. Он снова поцеловал ее в губы, на этот раз чуть настойчивее. Дженни поддалась, тоже в ответ шевельнула губами. Всхлипнула, запустила пальцы в спутанные волосы на его затылке. Потом улыбнулась сквозь слезы и подтолкнула его в сторону кровати. Майкл уже расстегивал непослушными пальцами пуговицы на ее джинсах. Секс в этот раз у них получился сумбурным, но очень приятным — звенящее чувство еще долго не отпускало Дженни, и они так и не расцеплялись почти до утра, гладили друг друга, обнимались и целовались, не обращая внимания на запахи давно не мытых тел, проваливались в забытье, просыпались и снова принимались за ласки. Подарок от Олли, как это обычно и бывает в таких случаях, пылился в шкафу. На дальнейшую жизнь эта ночь повлияла мало. То, что повторов не будет, ясно стало с самого утра. Майкл тихо морщился — давало знать о себе неправильно сросшееся ребро. Риса в мешке оставалось на донышке, порции были крошечные, а желудок от голода сводило сильнее вдвойне. Разговоров о том, чтобы попытаться найти аномалию в лучшую жизнь или добраться до ЦИА, больше не заводилось. К середине весны, когда, казалось, самый тяжелый период уже позади, Майкла настигла простуда. Несколько дней Дженни пришлось просидеть рядом с ним, не выходя из дома. Запас парацетамола неукоснительно таял, но температура не падала. Когда обнаружилось, что вода в доме тоже скоро закончится, Дженни пошла в очередную вылазку. Вернувшись, с удовлетворением отметила, что лоб у Майкла уже не такой и горячий, и свалилась в забытьи. Очнувшись, снова потрогала лоб мужа — он был ледяным. И руки тоже — холодные и жесткие. Почти полчаса она вслушивалась в тишину, стараясь уловить дыхание Майкла, но его не было. Она попыталась заплакать, но слезы испарялись прямо на горячих веках, не успевая сбежать по щекам. Градусник, похоже, поломался — так и показывает сорок с лишним, хотя Майкл уже мертв, а она сама не болеет… Надо бы на всякий случай тоже принять таблетку. В дверь кто-то постучал. Дженни не двинулась с места. Когда стало ясно, что стуком не ограничились — кто-то ломился в их дом — она потеряла сознание… *** Очнулась она в белоснежной палате. Доктор Дойл — полноватый и неторопливый мужчина — отключил приборы, теплыми мягкими пальцами аккуратно пропальпировал ее шею, удовлетворенно кивнул и сказал, что она уверенно идет на поправку. К вечеру обещал прислать к ней штатного психолога — чтобы обсудить ее дальнейшую судьбу. На вопросы отвечал кратко, но по существу. Да, ее целенаправленно вытащили из того места, как он назвал его — «пузыря реальности», и мужчина рядом с ней был уже мертв. Да, сейчас она совсем в другом мире, в благополучном, но не совсем таком, который был когда-то у нее. Нет, здесь она вряд ли кого-то знает, и уж ее точно не знает никто. Да, это Лондон, но не тот, к которому она привыкла. А, и еще — сейчас тут 2023 год. ЦИА? Нет, такой организации он не знает. А про аномалии лучше спросить у психолога… Когда он ушел, Дженни поднялась — прежде всего, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Худое до безобразия лицо, в сетке морщинок, большеротое и большеглазое, повезло еще, что уши не оттопырены, сбритые под машинку волосы, благо, уже начавшие отрастать. Болезненное существо неопределенного возраста и почти неопределенного пола. Дженни попробовала усмехнуться — о черт! — зубы тоже лучше никому не показывать. Красивой ухоженной женщины, требовательного клиента косметолога и парикмахера, вернуть уже не получится, как ни старайся. Впрочем, об этом думалось как-то легко, безразлично. Как и о смерти Майкла. Почему-то Дженни сейчас куда больше заботило, что стало с ЦИА в том… пузыре реальности. Ну точно — навязчивая идея. Осталось дождаться психолога. С психологом разговор затянулся на несколько дней. Про аномалии знал он не очень много, только в общих чертах, достаточных для его работы. Видимо, с теми, кто был до нее, этого хватало за глаза. Сейчас у нее статус беженца, но она всегда может получить документы и гражданство. Можно и здесь — если пройдет проверку на то, что здесь у нее нет двойников, чтобы не было конфликтов с одинаковыми ДНК и отпечатками, но лучше где-нибудь в прошлых мирах, там высока вероятность уйти в параллельные ветви реальности. Список возможностей ей предоставят, деньги на первое время, работу и жилье тоже. Родственников с собой забрать можно, просто знакомых — нельзя. То, что язык лучше держать за зубами, должно быть понятно, в психушку не хочется никому. Пока что ей разрешили жить здесь, пользоваться услугами врачей, например, стоматолога. Косметолога, жаль, в штате не оказалось. Через пару недель, когда пришло уже время делать выбор, Дженни попросилась наружу на пару дней. Оставаться здесь она не собиралась, но посмотреть, каким станет Лондон в 2023 году, было любопытно. Внешний вид до сих пор не вызывал у нее восторгов, но с неброской одеждой, короткой стрижкой и отсутствием косметики смириться она успела уже давно — еще там, в мире с Хищниками. И выйдя в город она первым же делом отправилась — правильно! — в том направлении, где располагался когда-то корпус Центра. Городская обстановка особого шока не вызывала, многое за десяток лет так и не изменилось. Даже автобусы шли примерно по тому же маршруту. Уже возле ЦИА она притормозила — без пропуска ей туда все равно не попасть. Но оказалось, что ворота на территорию корпуса широко открыты. Дженни пошла по дороге, покрытой серой тротуарной плиткой, с каждым шагом все отчетливее вспоминая свою прошлую жизнь. Недалеко от крыльца было место, где она замерла на минуту. Именно здесь когда-то их команда столпилась над телом Ника Каттера… внутри корпуса полыхал пожар, вдали ревела сирена скорой, которая торопилась уже совсем зря… Тогда, в ту минуту, кончился важный этап ее жизни. Пока Дженни предавалась не самым радостным воспоминаниям, дверь здания открылась, и на пороге появилась невысокая фигурка — девочка лет десяти с ангельскими белокурыми локонами и в разодранных на коленях джинсах. Деловито подперев одной драной коленкой стеклянную дверь, она приклеила к ней изнутри листочек, после чего закрыла ее и, не задумываясь, набрала на замке многозначный код. Подняв валявшийся на земле самокат, она целенаправленно загрохотала колесами в сторону жилых районов, а проезжая мимо Дженни, даже и не взглянула в ее сторону. Дженни успела заметить, что прищуренные мягко-голубые глаза у девочки сердитые и усталые, а между светлыми бровками пролегает складочка — вполне возможно, просто отметка вечно капризного настроения, но кто может знать, не скорби ли? Впрочем, проблемы разрешения вселенских вопросов маленькими незнакомыми детьми сейчас трогали Дженни меньше всего. Хотя то, что написано на бумажке на двери, ее все же заинтересовало. Текст был написан обычной ручкой, крупным, аккуратным детским почерком, и гласил: «Можно моих не беспокоить (или успокоить, если уже). У меня все хорошо. Ник — сходи в зоопарк. Дж.» Пока Дженни задумчиво разглядывала эту записку, пытаясь хоть немного разгадать ее смысл, на крыльце появился еще один человек — молодая темноволосая женщина, в чертах лица которой просматривалось явно азиатское происхождение. — Засранка… — почти что равнодушно и еле слышно пробормотала эта женщина, разглядывая записку на двери. — Думает, что она здесь самая хитрая. Ну, пусть идет в свой «зоопарк», это уже давно не загадка. Потом она перевела взгляд на Дженни. — Что вы хотели? — Да я так, решила посмотреть, что здесь теперь, — Дженни совершенно не хотелось выдумывать правдоподобные истории, поэтому сказала она почти что истинную правду. — Я здесь когда-то работала. — С зоопсихологами? — тут же благожелательно откликнулась женщина. — Или у темпоральщиков? — Ага, — как будто бы невпопад ответила Дженни. И, заметив легкое снисходительное презрение в глазах у собеседницы, довольно злорадно отметила про себя, что с точки зрения логики, вопросы, содержащие в себе союзы «или», вполне допускают короткий положительный ответ. Если не обращать внимания на интонации. — Меня очень долго не было в городе. Приехала только вчера. А что здесь сейчас? — Они все переехали в новые корпуса, а этот отдали студентам под лаборатории. И школьникам под кружки, — в голосе ее снова появились нотки, таящие угрозу «засранкам», которые считают себя самыми хитрыми. — Ремонт еще не закончен, так что в здании все равно никого нет. Смотреть особо нечего. Хотите — приходите на торжественное открытие через месяц. Дженни поблагодарила. Пожалуй, спрашивать, где искать тех, кто работал здесь раньше, смысла особого нет. Она пошла обратно, задумчиво разглядывая дорогу под ногами. Тут, в этом мире, совсем другая история, другие воспоминания, другие люди… Отойдя на достаточное расстояние от бывшего здания ЦИА, она услышала уже знакомый грохот — по тротуарной плитке опять стучали колеса самоката. Дженни подняла голову — белокурая «засранка» все с тем же неприступным выражением на лице катила обратно. Конечно же, в дела, которые касаются чужих детей, лучше не впутываться, но Дженни все же не удержалась: — Незнакомка по имени Дж! — грохот колес прекратился. — Только не выдавай потом меня, но здание, куда ты едешь, уже не пустое, а женщина, которая вошла в него, догадывается, где ты скрываешься, и сильно недовольна. — Анита, что ли? — откликнулась девочка. — Надо бы ей как-то намекнуть, что хронический трудоголизм до добра не доводит. А мне самой пока — поменять дислокацию. Спасибо за поддержку. Голос у девочки был приятный, выговор хороший, почти классический, словарный запас, как и запас сарказма — похоже, тоже на приличном уровне. И Дженни вдруг подумала, что ей почему-то не хочется, чтобы это знакомство закончилось, едва начавшись. — Как тебя зовут, Дж? Просто из любопытства, обещаю потом не применять эту информацию на стороне. — Джин. — Ясно. А меня — Дженни. Просто для сведения. — У меня бабушку зовут Дженни. Но я не в ее честь, а в дедушкину. Она Дженнифер, а я — Юджин. — Юджиния? — Нет. Именно Юджин, — в глазах у девочки заплясали веселые чертики. Она даже не улыбалась, но было заметно, что настроение у нее резко улучшилось. — И даже не заморачивайтесь, я не трансгендер и психологических проблем у меня нет, как и у мамы с папой. Там долгая история. А вообще, меня зовут Мелисса. Юджин — второе имя. — Понятно, Мелисса Юджин. Джин. Договорились. Девочка потопталась немного на месте, пиная носком туфли свой самокат. Потом подняла голову — прищуренный взгляд ее был теперь задумчивый и все такой же мягко-голубой, удивительное все-таки умение так отражать состояние мыслей глазами. — Можно вас попросить об одном одолжении? Мне сейчас очень не хочется попадаться на глаза знакомым, а место, где можно укрыться — достаточно далеко, на самокате я туда и до утра не доберусь. И денег нет. Можете дать в долг немного? Я вам верну, честное слово. Или, если у вас есть время — давайте поедем туда вместе, я сразу отдам. Я много прошу, да? На самом деле — чертовски много. Дженни сразу представила ужасно неприятный сценарий — как ее обвиняют в похищении ребенка. Вдруг этот миловидный ангелочек — просто подстава для доверчивых прохожих? Да если даже и нет — каково потом будет объясняться с ее родителями, рассказывая, зачем нужно было идти на поводу у маленькой девочки? Но Джин продолжала смотреть — глаза ее были теперь вовсе и не прищуренные, скорее, наоборот — просительно-округлые. — Меня не обвинят в похищении ребенка? — Дженни решила не притворяться и говорить напрямую. Джин укоризненно наклонила голову чуть вбок, брови ее полезли еще выше, глаза сделались еще выразительнее. Когда-то у Дженни уже был друг с таким же вот разговорчивым взглядом такого же точно цвета, и, кажется, голову он обычно наклонял точно таким же движением. К тому же, весьма интересно, что там за Ник фигурировал в записке на двери. А спрашивать — не хотелось бы… — Поехали! — решительно провозгласила Дженни. — Если что, отдуваться будешь сама. — Поехали! — просияла Джин. Глаза ее опять были узкие, хитрые и довольные. — Вон там остановка автобуса. В автобусе Джин наконец рассказала вкратце, что же творится в ее детской жизни. Ничего криминального. Мама у нее занимает высокий пост в правительственной организации, время от времени ездит по всему миру, на этот раз поехала в Эдинбург на очередной саммит. Старшая сестра Лив — понятное дело, вундеркинд, раз уж в четырнадцать лет ухитрилась поступить в Эдинбургский же университет — поехала с ней, чтобы заранее, пока не начался учебный год, познакомиться с местом. Папа — тот просто взял отпуск, чтобы девчонкам не было скучно без него. В общем, вся дружная семья уехала в Шотландию, а Джин, бедный родственник, осталась — даже не в Лондоне, а в пригороде, в пустующем интернате своей частной школы. И вовсе не потому, что наказана. И вовсе не потому, что ее не любят. Нет, ее звали поехать со всеми вместе, но у нее было тут неотложное дело. А если уж совсем честно — то права оказалась мама, никаких неотложных дел не было, был просто взбрык. Кризис среднего школьного возраста. Она это очень хорошо понимает, но сделать тут ничего не получится. Из интерната она сбежала — на билет до Лондона денег хватило, а дальше уже оказалось сложнее. В новый учебный корпус она зашла за ключом — от квартирки в центре, которая после некоторых событий в узких кругах называется «зоопарком». Она даже не ожидала, что это название известно Аните, к «узкому кругу» та отношения никакого не имеет, но если так — то туда идти теперь просто бессмысленно. Есть еще один дом в пригороде, где можно переночевать — туда-то они сейчас и едут. Родители, даже если узнают, что она убежала, сильно волноваться не будут, они ей доверяют. А, да, и еще — она принципиальный противник мобильных телефонов, социальных сетей и прочих способов моментальных коммуникаций. Кому хочется с ней поговорить — пусть ищут. И пусть внимательно смотрят по сторонам — вдруг им оставлена записка. Дженни откровенно веселилась. Понятное дело, Джин — просто живое напоминание, что свои дети ей не понадобятся никогда, ну кто же захочет добровольно вешать на шею такое ярмо. Но тем не менее — она замечательный человечек, достаточно разумный и с хорошим чувством юмора, поэтому приключение заканчивать не хотелось. И когда Джин, выудив из-под подоконника крохотного домишки ключ, беззаботно предложила остаться и перекусить, Дженни согласилась — сразу же, без колебаний. Дом, наверное, принадлежал семье девочки — по крайней мере, Джин сразу же отправилась в спальню, и вышла оттуда уже не в ободранных джинсах, а в легком симпатичном сарафанчике лазурного цвета. Жаль, правда, что обстановка в доме была почти что спартанская, ответы на многие вопросы было бы куда проще добыть, если бы на полках стояла хотя бы парочка семейных фотографий. Но там были только книги — в основном, по психологии и зоологии, да в углу стояла большая коробка с микросхемами. Пока Дженни разглядывала обстановку, тщетно пытаясь отыскать хоть одну подсказку, Джин отправилась на кухню, откуда вскоре послышался деловитый стук ножа по доске и шепот закипающего чайника. Минут через двадцать обед был готов — причем, очень даже вкусный. Дженни втихомолку порадовалась, что не пришлось наоборот — ей готовить еду для ребенка, поскольку в таком случае обе почти наверняка остались бы голодными. И в ту же секунду Джин огорошила ее заявлением: — О! А еще я хочу кекс! — и посмотрела практически требовательно. Но не успела Дженни растеряться по-настоящему, как белокурый чертенок уже полезла в шкафы — проверять, достаточно ли у нее продуктов, чтобы осуществить задуманное. Когда же она вытащила форму для кекса весьма внушительных размеров, Дженни испуганно воскликнула: — Да мы же столько и за три дня не съедим! — Неважно. Испечь кекс я успею меньше, чем за час. И к тому времени как раз придет следующий автобус, а значит — приедут Фил и Ник. Нам еще мало достанется. — Откуда ты знаешь, что кто-то приедет? — удивилась Дженни. — Потому что я оставила им знак на остановке, — откликнулась девочка. — И я на 95 процентов уверена, что они его заметили и отправятся прямиком сюда. Дженни попробовала вспомнить, что делала на остановке Джин. Вроде бы, ничего особенного. Разве что катала по поребрику сложенный пополам самокат. Ну, кто ж ее знает… Но и в самом деле — не прошло и часа, как на столе уже благоухал свежеиспеченный кекс, а Джин, вооружившись ложкой, готовилась украшать его глазурью, которую без особых размышлений намешала из подходящих ингредиентов в кружке. Как раз когда она ее зачерпнула — в дверь позвонили. — Откроете? Дженни, стараясь усмирить сердцебиение, открыла дверь, готовая сразу и к удивлению, и к разочарованию. Там на пороге стояли двое подростков лет по 14 — чего, впрочем, и стоило ожидать больше всего — оба длинные, чуть нескладные, худые, но круглолицые, с одинаковыми белозубыми улыбками и искрящими весельем глазами. У одного мальчика глаза были ярко-синие, а волосы ежиком — светлые почти до белизны, у другого же подростка — и это явно была девочка — глаза карие, а завязанные в хвостики волосы — чуть подлиннее и заметно темнее. Дженни слегка растерялась: — Так… и кто из вас Ник, а кто Фил? — Я Ник, он Фил. Я Фил, она Ник, — в один голос сказали близнецы (а сомнений, что они близнецы, У Дженни даже и не возникло). — Не стоит заморачиваться, трансгендеров тут нет, и психологических проблем у пап, мам и детей тоже, — пробормотала Дженни, и тут же ужаснулась, поняв, что произнесла это вслух. Но близнецов эта фраза не смутила, они только дружно захихикали. Видимо, эта светлая мысль уже была донесена до них раньше. Источник светлых мыслей как раз выскочила из кухни, размахивая облизанной от глазури ложкой. — Это их так зовут в честь двух очень крутых профессоров, один из которых — мой папа, — гордо провозгласила она. — Прикольно осознавать, что у твоего собственного отца были — и есть — фанаты. — Значит, твоего папу зовут Ник, и он профессор, — задумчиво произнесла Дженни. И только через несколько секунд осознала, что с тем же успехом папу этого удивительного ребенка могли звать и Филипом. Джин, впрочем, на это не обратила никакого внимания, только растянула губы в довольной улыбке. — Ага… — И тогда Дженни закончила мысль уже совсем уверенно, без малейших вопросительных интонаций. — Ты дочь Ника Каттера. — Ой, я смотрю, ТВОЕГО профессора и правда все знают, — Фил насмешливо толкнул сестренку плечом. — А моего — Филипа Бёртона — помните? Я в его честь. — Нет, — честно призналась Дженни. Фамилия «Бёртон», впрочем, казалась смутно знакомой, но в связи с чем — она, хоть убей, не помнила. — Это все потому, что он погиб, — сокрушенно протянул Фил. — Но если бы не он, нас всех сейчас и не существовало бы… А вы сами, кстати — кто? — тут же оживился он. — Это Дженни, — опять влезла в разговор Джин. — Своя в доску. — Она похожа на твою маму, — сказала между делом Ник. Но, заметив брошенный на нее взгляд — да, все тот же самый, с легким наклоном головы, вздернутыми бровями и радикально изменившейся формой глаз, от прищуренных до круглых — будто осеклась. Дженни это заметила. Собрала всю свою силу воли в кулак и как можно более непринужденно спросила: — А кстати, Джин, ты так и не сказала, как зовут твою маму. — Клаудия. Дженни постаралась улыбнуться. Сейчас она и сама бы не смогла сформулировать, что творится у нее на душе. Наверное, что-то похожее ощущает какая-нибудь девушка из маленького городка, которая вырвалась в столицу, а через десяток лет, по-прежнему гордая и одинокая, решает навестить родину… и узнает, что ее большая в прошлом школьная любовь уже женился на их однокласснице и обзавелся детьми. И ей в срочном порядке нужно понять, какая из трех конкурирующих линий в ее сознании истинная — «Кто? А, да, кажется мы учились вместе», «Как же я за него рада, главное, что он счастлив» или «Убью скотину! В смысле, ее, он мне еще пригодится»? — Так вы переселенец? — вопрос задала Ник, но — неозвученным — он хорошо читался во всех трех парах детских глаз, которые смотрели сейчас на Дженни. — Это у вас так называется? Да, наверное. Откуда вы узнали? — Джин увидела, что вы похожи… — Да просто это мой проект, про который пока никому нельзя говорить, — поспешно затараторила Джин. — Про переселенцев я буду осенью делать доклад. А про вас Ник просто угадала, потому что вы самую малость похожи на мою маму. Ну там, разрез глаз, форма носа… — И тут же не выдержала и совершенно по-детски раскрыла все карты. — А вы с моим папой там, в вашем мире, были знакомы? — Немножко, — Дженни совсем не хотелось рассказывать девочке, что произошло с ее папой, да и про то, как он страдал от отсутствия ее мамы, тоже. — Мы с ним работали в одной организации, потом я оттуда ушла. А, может, вы мне расскажете, откуда все это пошло — переселенцы, пузыри реальности? — тут же задала она ответный вопрос, желая сменить направление разговора, но не терять саму тему. Детишки оживились. Кекс как раз был уже нарезан, чай налит — оставалось лишь удобно расположиться на диване и приступить к рассказам. И они начали — с самых корней. — Когда-то уже довольно давно по всему Лондону стали возникать аномалии. Про это вы, наверное, сами все знаете лучше нас. В Правительстве стали придумывать, что с ними делать, и отправили мою маму следить за учеными, среди которых и был мой папа. Первое время они просто бегали от одной аномалии к другой, пытались загнать туда тех, кто оттуда выбрался. Потом однажды было принято решение, что кто-нибудь из людей должен зайти в аномалию внутрь. Само собой, туда пошел папа. Первый раз он пошел один, или нет, с кем-то там из военных…, но все тогда получилось. Второй раз должен был идти целый отряд… Дженни внимательно слушала этот рассказ — потому что вот-вот речь должна была пойти именно про того Ника Каттера, которого знала она. История, впрочем, заметно отличалась от знакомой ей версии. Когда группа в назначенный час не вернулась, Клаудия Браун потеряла терпение. У нее было дурное предчувствие по поводу этого предприятия, поэтому она, не слушая замечаний начальника — все того же Лестера — порывалась сама отправиться внутрь аномалии на спасение… Когда беспокойство переметнулось и на остальных членов команды, Лестер дал разрешение. Конечно же, он не пустил саму Клаудию, отправил одного из военных, которому было дано четкое указание — во что бы то ни стало вернуться через пять минут с докладом. И он вернулся. Через тридцать секунд. С неподвижным телом Ника Каттера через плечо. Оказывается тот лежал в полуметре он аномалии. А тридцать секунд были потрачены на осмотр окрестностей и попытку докричаться до остальных. Ник пришел в себя очень быстро. Подтвердил гибель всего отряда. И сказал, что точно помнит, как входил в аномалию вместе с Хелен (про нее было сказано просто — первая папина жена), а дальше — пустота. Всех это удивило, поскольку Хелен наружу не выходила, ее бы точно не проглядели. Потом Ник еще очень долго мучился от одной мысли — что он точно помнит, что вошел в ту аномалию. Говорил, что у него раздвоение личности, что ему кажется, что он прямо сейчас живет где-то еще. Тогда и возник термин «пузырь реальности» — некий мир, который отщепился от существующего и продолжает существовать самостоятельно. Еще у него после этого происшествия в голове появилось множество светлых идей. Например, по вопросам зоопсихологии. (- Наша мама потом защитила по ней докторскую, — похвасталась Ник.) Или по управлению аномалиями — тут же была создана лаборатория под управлением Филипа Бёртона (Фил приподнял указательный палец), в которой эти идеи с головокружительной скоростью стали воплощаться. И весьма вовремя, так как аномалии вскоре стали усиливаться. Уже без подсказок Каттера были созданы блокираторы — в дело вступил Коннор Темпл, внезапно за несколько месяцев превратившийся из студента-задрота в крутого специалиста. (- Наш папа! — уточнил Фил, на случай, если кто еще не успел понять. То, что фамилия у близнецов — Темплы, для Дженни было очевидно почти сразу.) Сначала их было нужно направлять, но вскоре аномалий стало столько, что пришлось придумывать источник поля, равномерно распределяемого по пространству. Когда в один прекрасный день аномалии стали появляться повсюду ежеминутно, блокираторы с ними прекрасно справились, но жизнь во всем мире замерла. Еще бы — везде, куда ни посмотришь, заблоченные аномалии, гладкие, безопасные… На дорогах, в зданиях, в квартирах… Для решения этой проблемы собралась вся команда ученых — Ник, Коннор, Эбби, Стивен (- Ох ты ж! — обрадовалась Дженни), Филип. И еще — Мэтт Андерсон, тот, который однажды выехал прямо из аномалии на машине, первое время он признавал только Коннора и жутко злился на Филипа, хотя они видели его в первый раз. Говорили, что он человек из будущего. Выход из положения нашел Филип. Он проводил половину времени в лаборатории, а половину — на своем новом заводе, где строил какую-то энергетическую установку. Ее он и предложил использовать для того, чтобы избавиться от аномалий. С ним после некоторых пикировок согласились, и он поехал на завод. Аномалии действительно стали исчезать. Но радоваться, оказывается, было рано. Они не схлопывались, а аккумулировались. Это заметил Мэтт — закричал «Он опять делает ту же саму ошибку!» и выбежал из лаборатории. Но Фил это понял раньше — и что-то там сделал, кажется, поменял полярность, уже прямо на работающей установке. Ценою собственной жизни. Аномалии в итоге схлопнулись — как оказалось, навсегда. Их больше не возникало. Вообще. Все облегченно вздохнули. Расслабились. Сыграли две свадьбы — причем, после одной из них с подозрительно маленькой отсрочкой родились близнецы. Еще через полгода свежеиспеченные отцы (тогда уже и Лив увидела свет) вдруг обнаружили, что дома днем их детям не спится, зато в лабораториях, внезапно ставших опустевшими — прекрасно. И они начали новую разработку — генератор аномалий (уже предугадывая, какие проклятия скоро посыпятся на их головы). Но аномалии как таковые не получались. То есть, они генерировались, но не в далекое прошлое или будущее, а в настоящее, плюс-минус лет 50 — в те самые пузыри реальности, теоретически предсказанные Ником. И там зачастую творился ужас. Тогда команда снова собралась вместе и стала приводить в порядок эти пузыри. На это ушло десять с лишним лет. В одном из пузырей команду покинул Мэтт Андерсон — после того, как они схлопнули гигантскую аномалию, он сказал, что готов поклясться, что именно отсюда уехал к ним на джипе. Его шутливо припугнули возможностью встретиться со своим двойником, и он убежал. В особо тяжелых случаях — там, где после зачисток почти не осталось людей, было принято решение спасать уцелевших. Таких пузырей было два, один из них — тот, где нашли Дженни. Как говорил Ник Каттер — это вторичные, а то и третичные пузыри, которые остались после глобальных катастроф в первоначальных мирах. (Дженни тут же припомнила, как на улицах резко пропали все люди — значит, что-то случилось в том мире, где еще вчера все существовали.) Но люди там были самые настоящие, они были даже не в курсе, что являются следом кого-то, живущего миром повыше. И их надо было спасать. Эта задача уже перешла чисто в ведение Министерства внутренних дел. Переселенцев было совсем немного, около тысячи за три года. Сейчас уже почти никого не осталось. А кто остался — того не удается убедить в безопасности перехода. Наверное, потому, что выживают лишь самые недоверчивые. (Дженни поморщилась. Если бы Майкл ее не послушал — был бы сейчас жив? Или погиб бы чуть раньше?) Переселенцев тут приводят в порядок, проверяют по базам ДНК и расселяют по другим пузырям, где их точно нет. У Джин по поводу этих людей есть один пунктик, из-за которого она даже в Шотландию не поехала, но она очень просила ничего никому не рассказывать. Рассказ был закончен. Кекс доеден. За окном уже стало темнеть. Близнецы засобирались домой, Дженни дернулась было с ними, но Джин умоляюще посмотрела на нее — и вопрос был решен. Перед уходом Ник вытащила из рюкзака старенький ноутбук. — Джин. Слушай сюда. Не ершись. Мне послезавтра нужно будет писать эссе по ксенозоологии, а у меня вся литература здесь. Чтобы потом не таскать с собой эту тяжесть, я оставляю его тут. Это мой ноутбук. К тебе он никакого отношения не имеет. Джин недовольно посопела и кивнула. Ник убрала ноутбук в стол. Когда близнецы ушли, Дженни задала еще один вопрос. — Теперь давай историю про то, почему тебя зовут Юджин. — С этой историей частично связана еще и та, почему я не воспринимаю мобильную связь. — Ого. Вдвойне интереснее. Слушаю. — Не обращайте особого внимания на психологическую составляющую моего рассказа, — многозначительно приподняла бровки Джин. — Это только я думаю, что являюсь исключительно вредным ребенком, мама же считает меня самой обыкновенной, а папа — еще и выдающейся. Дженни вновь приготовилась слушать. В общем, вредность этого существа вылезла на свет куда раньше рождения самой Джин. Едва успев родиться, она сразу же поломала своим родителям всю картину мира, которую они для себя выдумывали. Старшая сестра ее, например, абсолютно соответствовала всем их ожиданиям. Хотели девочку — забирайте девочку, хотели спокойного ребенка, которым родители будут только гордиться и восхищаться — вот вам на выходе Лив, что просили, то и получили. А потом появилась младшенькая… Начать с того, что она просто обязана была оказаться мальчиком, по всем приметам. Клаудия до последнего не хотела специально узнавать пол, но при очередном обследовании проговорилась новенькая медсестра. В итоге они уже знали заранее — Каттер-самый младший будет мальчишкой. Еще — когда должна была родиться Лив, Ник не отходил от жены чуть ли не две недели, пока они вместе не поехали в больницу, вместе одновременно не увидели ее, не взяли сразу на все четыре руки… А Джин решила, что пора наружу, когда папа был в трехстах километрах от мамы, и уехал всего-то на один день, не повезло просто. И ждать не стала, вылезла сразу, едва Клаудию успели довезти до палаты. Конечно, врач тут же позвонил Нику — «Поздравляю, вы снова стали отцом, у мамы с ребенком все в порядке, отсыпаются.» И пока Ник четыре часа добирался до госпиталя, он был уверен, что у него теперь есть сын. А заодно эта уверенность постепенно появилась и у всех его друзей, у родственников, у коллег — мобильный телефон-то никто не отменял. Не было бы его в руках — и проблем никаких. Позже, потрясенно глядя на Клаудию, державшую на руках наследника, совершенно неожиданно оказавшегося дочерью, Ник вдруг засмеялся. — Ладно, со всеми приятелями я разберусь, но как же быть с твоим папой? Я уже похвастался ему, что внук назван в его честь, как и собирались. В общем, придумывай пока первое имя, второе оставим — Юджин. Дженни на этом месте рассказа тоже засмеялась. Ревнивые чувства прошли окончательно. У этого Ника было все, чего он заслуживает — любящая понимающая жена, умные дети, хорошие друзья… У одного из них даже дочка названа в его честь. Если цена за все это — отсутствие в этом мире Дженни, то пусть будет так. Пора выбирать себе новую жизнь. *** Джин уже откровенно клевала носом, хоть на часах не было еще и девяти. Дженни не терпящим возражения голосом отправила ее в спальню, а сама пристроилась на диване в гостиной. Ее тоже моментально сморило. Через какое-то время что-то, однако, ее разбудило. Из спальни доносился негромкий разговор. Дженни поднялась, на цыпочках подошла к двери и заглянула в темную комнату. Джин сидела на кровати, поджав под себя ноги. Прямо перед ней стоял открытый ноутбук. — Ну вот, — раздался голос из динамиков ноутбука, выкрученных почти до минимума. — Я взял билет. Завтра в полдевятого уже прилечу. Экран ноутбука заполнило лицо, добродушно-округлое, с веселыми «лапками» в уголках постоянно прищуренных глаз. Эти глаза, до боли знакомого мягко-голубого цвета, подчеркивали элегантные узенькие очки в матово-металлической оправе. На лоб спадали длинные светлые пряди, когда-то отливавшие на свету золотом, а теперь — серебром. — Да, профессор, слушаюсь, профессор, — покорно-насмешливо откликнулась Джин. — Лучше скажи мне, где тебя искать, — засмеялся в ответ ее отец. — Меня не надо искать, я тебя встречу! Хотя-я… На экране — моментально округленные глаза, взлетевшие брови, выразительный наклон головы. Ну да, это семейное. — Джин! — Я шучу, пап. Давай только на следующей неделе съездим к бабушке. — Ну конечно, мышонок. Я по ней тоже соскучился. Маму и Лив возьмем? Дженни безмолвно вернулась на диван. Удивилась мудрости юной Ник Темпл, всеми неправдами протащившей сюда ноутбук для своей строптивой подружки. Почувствовала, как дрогнуло сладко в груди, стоило воскресить в памяти то лицо, что увидела только что на экране. Теперь она точно может отправиться дальше. Счастье — есть. *** Утром Дженни обняла ставшего ей столь родным ребенка: — Прощай, Мелисса Юджин Каттер. Я тебя никогда не забуду. Джин помахала ей рукой из окошка автобуса, едущего к аэропорту. Дженни дождалась своего маршрута и поехала прямиком в переселенческий центр, полная решительности сегодня же приступить к новой жизни. — Миссис Миллер… — голос у доктора, увидевшего ее в приемной, был немного растерянный. — Вот хорошо, что вы вернулись пораньше. Надо бы кое-что еще обсудить, прежде чем мы вас выпустим. — Да, доктор Дойл. Ничего, надеюсь, серьезного. Чувствую я себя замечательно. — Ну, как сказать… Дженни, мы сделали вам весь комплекс анализов. — И что? Нашли у меня какое-то заболевание? — Нет. У вас пять недель беременности. Дженни молча присела на стул у стены. Вот так вот. У нее будет ребенок. У них с Майклом будет ребенок. — Миссис Миллер, срок еще маленький, у вас в любой момент есть возможность беременность прекратить, — наверное, докторов специально так обучают, говорить сухо и обезличенно — не избавиться от ребенка, а прекратить процесс в организме. — Если хотите, можете еще несколько недель пожить в Центре. Потом решите окончательно — и мы вас переселим, возможно, в зависимости от вашего решения, нужно будет и место подбирать соответственно. Ну да, точно. Где там обрадуются матери-одиночке с новорожденным младенцем? Мысль о том, что младенца может и не быть, Дженни сразу же постаралась отогнать. И вовсе не из-за того, что этот ребенок — последнее, что осталось от Майкла. Скорее уж, из-за того, что невыносимо думать, что и самой Дженни, и Майкла Миллера, и Ника Каттера, и Клаудии Браун, и Мелиссы Юджин Каттер, и еще миллиарда хороших людей могло бы не быть, реши их родители, что дети — проблема, которую им неохота взваливать на себя. Дженни вышла в холл. Там было пусто, только сидел на диванчике молодой человек с серебристой головой и с гипсом на всю ногу. Он поднял глаза — и Дженни вдруг сразу же поняла, кто это, хоть с их единственной встречи и прошел уже год. — Олли! Привет. — Привет, прекрасная незнакомка, — он ее тоже сразу узнал, это точно. — Ты тут надолго или опять сбежишь при первой возможности? — Пока не знаю. А ты? — Жду-не дождусь, когда снимут вот эту бандуру, — Олли постучал согнутым пальцем по закованной в гипс ноге. — А то там, куда я собрался, врачи еще не привыкли к сверхлегким материалам для таких процедур. — Это куда же? — 1973 год, Манчестер. — Is there life on Mars? — тут же понимающе отозвалась Дженни. Олли засиял, как начищенный медный пятак. — Господи, я люблю тебя. Выходи за меня замуж! Или погоди — я, кажется, тебе уже предлагал такое? Только ты была занята… — Теперь уже не занята. Вернее, теперь у меня есть другая причина для отказа… У меня будет ребенок. — И что? Пацану нужен отец. Или девчонке. Серьезно, давай. Будем смотреть с ней «Суини» и новые серии старого «Доктора Кто», болеть за Юнайтед и кататься на велосипедах. Подумай… там будет классно. Но нас не отпустят туда вместе, если мы не поженимся. Дженни недоверчиво смотрела на парня. Лицо у него было предельно честным, серые глаза умоляли поверить в невозможное — что любовь с первого взгляда бывает и настоящей. — Ладно, Олли, подумаю. В коридор вышел доктор Дойл. Увидел Олли и оживился. — Да, мистер Браун, точно, сегодня снимаем вам гипс и делаем снимки. Пойдемте. Олли поднялся и захромал в приемную. Дженни несколько секунд смотрела ему вслед, а потом негромко произнесла: — Хорошо, Олли Браун. Я согласна. Олли обернулся. В серых глазах восторг плескался вперемешку с недоверием. — О'кей, прекрасная незнакомка. Как хоть тебя зовут? — Дженни. Дженнифер Миллер. — Что вы там задумали? — поинтересовался доктор Дойл. — Да так. Женюсь на ней, — беспечно откликнулся Олли. Доктор Дойл неодобрительно посмотрел на него и покачал головой. В эту же ночь будущие молодожены остались в одном номере. Сначала долго разговаривали, сидя в соседних креслах — делились воспоминаниями, ближе к утру оказалось, что разговаривать гораздо удобнее, лежа на неширокой кровати. Во-первых, рядом теплее, а во-вторых, ровное мужское дыхание выветрило за час все тревоги, которые донимали Дженни последние несколько лет. Засыпая, она почувствовала огромную благодарность к Олли — и в первую очередь за то, что он совсем не торопит события, если, конечно, такое можно сказать про их случай, когда жених услышал имя невесты уже после того, как получил согласие. Еще через три дня в очень узкой компании официально было утверждено, что Оливер Юджин Браун и Дженнифер Миллер отныне являются супругами и получают оба фамилию мужа. *** Закатное солнце мягко согревало красные кирпичи двухэтажных манчестерских новостроек. В одну из квартир, в которой еще наполовину не закончился ремонт, сегодня въехала молодая семья. Спальня еще была не готова, поэтому широкий диван временно пришлось разложить в другой комнате — светлой и уютной, обои в которой были украшены рисунками игрушечных медвежат. Комната явно предназначалась для детской, хотя по супруге — миловидной худенькой женщине с короткой темной стрижкой — пока было сложно предугадать прибавление в семье. Впрочем, ее муж, чья крепкая фигура и серебристые волосы подсознательно вызывали чувство надежности, в этом не сомневался — и ожидал с нетерпением. Вот и сейчас он с улыбкой провел пальцем по одному из медвежат. — Ты уже придумала имя для нашего малыша? Может быть, Майкл? — Я пока даже знать не хочу, мальчик это или девочка, — соврала жена. Потом она, конечно же, обо всем расскажет мужу, но не сейчас — пока еще очень странно будет делиться с ним своими фантазиями. О том, например, как через четыре десятка лет ей позвонит зять, муж ее дочери, которой пока еще нет — умный и беспокойный голубоглазый спаситель всего человечества — чтобы обрадовать тем, что у нее появился внук. А она будет молча улыбаться и знать лучше него, какое же имя уже через пару часов дадут этому «внуку».