Последний из чистокровных

Словно неслыханное чудо, белоснежные крупинки падают с неба в предрассветный час, и Дэвид задумчиво наблюдает из окна покоев, заслуженно доставших ему после смерти Семиры, как его недавно рождённые сестры и братья потрясённо замирают на улице. Им многое впервой. Некоторые из них до сих пор страшатся солнечного света, хотя Селин разделила со многими свою кровь, и тем самым свою силу. Селин… На несколько мгновений Дэвид покидает реальность и оказывается во воспоминаниях. Ему видятся сапфирового цвета глаза и светлые с тёмными локоны, бесстрашное выражение лица, за которым сокрыты сплошные потери и невыносимая боль. Ему самому до боли знакомо, как невыносимо остаться одному, как больно терять близких и как страшно не видеть и не иметь будущего. По правде, у него самого не осталось никого дороже. Никого кроме Селин. Он готов последовать за ней и разделить судьбу, умереть, если потребуется. И сколько бы ему не задавали наивных или строгих вопросов почему, он не сможет так просто объяснить. Это чувство, которое трудно описывать словами. Оно возникло ещё с тех времен, когда он узнал её и понял мотивы поступков, возникло, когда она взялась рукой за его сердце и заставила то биться. Она вернула его к жизни. И это трудноописываемое чувство возникло и застряло где-то внутри. Большинству высокомерных и холоднокровных существ не под силу понять его чувства, потому что они вряд ли испытывали что-то подобное. − Уверен, твоя подруга рано или поздно вернётся. Старейшина Кассиус иногда не утруждает себя лишними церемониями вроде приличий подобных стуку или приветствию. Несмотря на разыгравшуюся битву, в которой ликаны чуть не уничтожили многих, ему стоило невероятных усилий принять Селин в клан, но воля нового главы и кровь Амелии в этом сделали своё дело. − Такие как она даже умереть не могут. Дэвид криво улыбается, вспоминая удивление Мариуса и других при виде живой Селин, и тут же снова становится мрачен. Она ушла… Ушла по зову крови и сердца. Она смотрела в его, единственного друга, глаза и не сказала, какие её ожидают дела. Он и сам всё прекрасно понял. Ей нужно хотя бы ещё раз увидиться с дочерью. Ева – всё, что у неё осталось. И ради неё Селин так же, как и матери Дэвида − Амелии – пришлось принести свои жертвы. Рука старейшины по-отечески опускается на плечо последнего из чистокровных, что по праву занял место главы. − Мы ждём тебя, − напоминает Кассиус, и Дэвиду приходится повернуть голову, чтобы взглянуть ему в лицо. − Конечно, − отвечает он, вежливо кивая. Солнце поднимается выше, и лучи сквозь стекло касаются мужчин. Ни один не удивлён. Привыкли. Зато с улицы доносятся крики, что им приходится повернуть головы к стеклу. Некоторые недавно рождённые ликуют, что не превратились в пепел, пока другие, кому не так повезло или кто ещё сильно боится, спешно скрываются. − Совсем как дети, − замечает старейшина с упрёком. Ему не сильно нравятся юнцы, тем более настолько низкие по сравнению с его благородным происхождением. − Их можно понять, − примирительно откликается Дэвид. Несколько секунд они молчат. − Что ты к ней чувствуешь? – вдруг спрашивает старший. Дэвиду приходится одарить его долгим взглядом, прежде чем подобрать слова и уверенно произнести их. − У меня не осталось никого дороже, и я сделаю всё, что в моих силах, чтобы её защитить. Он разворачивается к двери, чтобы спуститься к остальным. Предстоит очередное и не слишком бурное обсуждение, каково их будущее, и Дэвиду не слишком хочется на нём быть, вновь напоминать, что ликаны растеряны без лидера и слабы, бессмысленно их всех разыскивать и уничтожать. Его бы воля, и он бы уже заключил худой мир, чтобы наконец все, и не только вампиры, вздохнули спокойно. Но он слишком молод для остальных, и его доводы для них звучат неубедительно, да и рядом нет той, что подарила своим сородичам надежду и доказала им, как и всем остальным, что настоящие чувства бессмертны и сильны в сравнении со всеми другими. И как бы Дэвид ни старался, без неё его тяготит невыносимое и трудно объяснимое чувство.