Наваждение

      — Моё тело — инструмент, Джон! И сейчас этот инструмент сломался, ты понимаешь? Я калека. Я не могу выполнять свои функции.       Шерлок зверем мечется по комнате, и глаза у него больные, воспалённые нехорошим чувством. В таком состоянии — горячечном и гневном — совершаются самые глупые ошибки.       Джон вздыхает, массирует переносицу: эти разговоры, повторяющиеся изо дня в день, порядком ему надоели. Но он брал во внимание состояние друга, потому старался быть терпеливее обычного. Шерлок не только его изводил: голос Майкрофта, когда тот сообщал брату, что не даст денег на очередную операцию, был пропитан усталостью, какая возникает у человека, с ясностью впервые осознавшего, что провал близко и он ничего не может поделать.       — Не говори чепу…       — Хватит меня жалеть!       Шерлок вскидывает руки — дрожащие, скрюченные — и трясёт ими в воздухе. Гримаса отчаяния и злобы искажает лицо, скалит зубы и сужает зрачки. Джон тянется к плечу детектива, но тот отскакивает, щерится безумно:       — Давай, доктор, скажи мне правду! Ты же знаешь всё лучше меня, ты же ходишь с руками, которые могут чувствовать! Пока у меня есть надежда, я буду пытаться исправить то, что… — он проглатывает слово, дёргает верхней губой. — Произошло. И никто не встанет у меня на пути, пока я не стану прежним!       — Я же хочу помочь тебе, пойми.       Джон смотрит ласково, с плохо скрываемой жалостью, и Шерлока передёргивает. Он кивает нервно головой, мол, не говори ничего дальше, как будто пытается предупредить, что ещё чуть-чуть, ещё капля сочувствия — и его сорвёт. Джон не замечает и — Шерлок раздувает крылья носа — произносит:       — Но, может, тебе стоит задуматься о другой жизни? Более спокойной, без погонь и преступников. Чем плохо сидеть на месте и щёлкать дела так, как ты умеешь, а? А недостаток адреналина ты заменишь себе чем-то другим.       Шерлок обходит его кругом, останавливается за спиной. Сметает вдруг череп с камина и рявкает:       — Чем же ты предлагаешь заменить часть моей жизни? Уж не собой ли?       — Что? — растерянно переспрашивает доктор. В глазах у него плещется страх человека, пойманного за руку, которой он тянулся в карман другому.       — Думаешь, я не заметил, что ты давно перестал ходить с девушками, а больше интересуешься мужчинами, стал тщательнее следить за собой? Не себя ли ты хочешь предложить мне, пользуясь таким удобным случаем? Он ведь удобный, Джон, согласись: бедный-бедный Шерлок страдает, а ты можешь утешить его, показать себя с самой лучшей стороны. Признайся хотя бы себе: ты рад, что я стал таким. В противном случае я бы продолжал воспринимать тебя своей тенью.       Последние фразы Шерлок выплёвывает в лицо развернувшемуся Уотсону. С торжеством замечает побелевшие губы, вытянувшиеся нитью; сжавшиеся кулаки. Почему должно быть больно ему одному? Пускай страдают ещё и окружающие, раз уж они хотят быть с ним.       — Иди к чёрту, Шерлок, — говорит Джон и хлопает дверью.       Детектива это ничуть не коробит. Он только думает с лихорадочным возбуждением, что больше никто не будет мешать ему, сбивать с правильного пути своими глупыми альтернативами. Джону не понять его; никому не понять Шерлока. Можно полагаться лишь на себя и искать-искать-искать…       От Майкрофта приходит сообщение. Шерлок жадно хватает телефон, с ненавистью покосившись на неловкие пальцы. Быстро читает, замирает на мгновение — и уходит из квартиры на долгие недели, в течение которых Джон ищет его, унизительно выспрашивает у старшего Холмса координаты и жалеет о неправильном расставании.       «Ты готов поверить в магию, дорогой братишка?»

***

      Чёрная кровь, толчками выплёскивающаяся сквозь пальцы; странная одежда.       Растерянный Джон поддерживает Шерлока и ведёт его в операционную. Сколько всего ему нужно сказать, сколько спросить, сколько упрекнуть!.. Но над ухом хрипят, булькают кровью. Джон, стискивая губы, тащит на себе детектива, наваливающегося на него с каждой секундой сильнее, и клянётся, что вытащит этого придурка даже с того света, чтобы потом своими руками задушить и вернуть обратно.       Джон зол. Зол настолько, что движения его становятся точными, быстрыми, скупыми. Он не видит, как моргает свет, и не слышит, как падают с металлическим грохотом предметы. Чувствует иной раз плечом бодрящее касание узкой ладони, пальцы в волосах и громче скрипит зубами. Во что бы ни ввязался Шерлок, он его вытащит. Он сможет.       Он сможет всё. Даже принять то, что Шерлок десятью минутами спустя шагнёт в искрящийся круг и исчезнет.       Джон стоит в пустом помещении, впивается ногтями в ладонь и материт несносного Холмса, а потом хохочет. Запрокинув голову, прислонившись спиной к стене.       Чёртов Шерлок Холмс — с которым теперь будет всё в порядке — снова вляпался во что-то невероятное, и Джон Уотсон добровольно полез мараться этим же.

***

      Когда Шерлок появляется в следующий раз с женщиной, спасти которую не получается, Джон перестаёт относиться к происходящему как к странному нереальному сну, забавляющему тебя абсурдностью. Умер настоящий человек, живой. И он не смог помочь. Помочь ей, Шерлоку.       Шерлок — непривычно осторожный, смягчившийся — пытается его успокоить в туалете возле раковин, словно это у Джона кто-то умер. Он извиняется, почти мурлычет просьбы простить на губы, держит лицо ладонями. Он сбивчиво пытается объясниться, бормочет что-то о другом способе спасать жизни, а Джон с горечью думает: кто же смог так изменить эгоистичного детектива. Кто подменил камень в груди сердцем, кто научил таким нежным словам? Что произошло за то время, когда он в одиночестве сторожил их квартиру, ждал возвращения?..       Когда его пытаются поцеловать, доктор отстраняется. Не покидает ощущение, словно перед ним чужак со знакомым лицом, поэтому он позволяет себе лишь огладить щёку Шерлока, поправить тёмную прядь, трогательно завивающуюся над ухом, после чего уходит. Уходит к жизни настоящей, зовущей в операционную.       Джон совершенно ничего не понимает. И понимать не хочет: тоской набухают мысли у него на сердце, теснят грудь и давят изнутри. Быть может, у него просто галлюцинации? Нет на самом деле никакого Шерлока в красном плаще, ему привиделось. Столь велико желание вновь увидеть друга, что голова подкидывает картинки, какие на самом деле случиться не могут.       Нужно ещё раз позвонить Майкрофту: вдруг тот изменит решение и перестанет скрывать брата. Без Шерлока Джону тоскливо. Одиноко. Скучно?..

***

      — Джон! — кричит весело Шерлок с первого этажа.       Джон скатывается с дивана. Руки спихивают ноутбук, отталкивают тело от пола, чтобы как можно скорей рвануть на голос вернувшегося Шерлока, обнять его, стукнуть по спине.       — Джон, я пришёл договориться!       Он ошалело смотрит на Шерлока в чёртовом красном плаще, замеревшего в дверном проёме, и издаёт неясный звук, показывая, что договариваться он не согласен. Вздыхает тяжело, забирается обратно на диван. Ложная тревога.       — Ты создан для большего, чем спасение пары жизней в день! — объявляет Холмс торжественно и встаёт посреди комнаты.       Джон просто так галлюцинации — а это уж точно она, он слишком хорошо знает истинного Холмса — сдаваться не собирается, поэтому хватает ноутбук (это реальная вещь, она точно материальная) и ставит его себе на колени. Мигает в такт вертикальной палочке. Ждёт, через сколько исчезнет наваждение.       — Вообще-то, это тоже много. Мне хватает, — всё же замечает он, когда понимает, что рождённая его заскучавшей фантазией копия Шерлока, довольная-предовольная, уходить в этот раз не желает. Он в своей квартире, уходить ему тоже особо некуда.       Западет в голову пугающее подозрение, что стоящий перед ним — это несколько изменённый оригинал. Не порождение разума, а настоящий человек.       Шерлок, как будто догадываясь о направлении, в котором текут мысли Джона, напоминает о себе:       — Ты можешь спасать сотни тысяч жизней в день.       — Я, кхм… Я физически не могу столько осилить.       — А кто сказал, что физически? — Шерлок подмигивает. — Собирайся, Джон, мы берёмся за дело более крупных масштабов: мы будем спасать Землю.       — Что это значит?       — Это значит, что мы переезжаем!