Живопись.

Время останавливается. Голубые глаза с наслаждением пожирают сантиметр за сантиметром желанного тела, словно бы созданного из фарфора. Это не иллюзия или красивая метафора, вырванная из романа. На постели в небрежно принятой позе лежит еще мальчишка, юнец. Его грудь еле заметно приподнимается, когда воздух наполняет легкие. Ангельский образ, воистину. А голубые глаза продолжают впиваться пристально. Без зазрения совести. На губах появляется и застывает легкая улыбка, осветляющая лицо. Крепкие жилистые руки скрещиваются на груди. Щеки Юрия слегка покрасневшие. Глаза боязливо осматривают потолок. К несчастью, идеально белый. Все тело напряжено, хотя ранее последовала просьба расслабиться. Просьба больше похожая на приказ. Ощущается чей-то пристальный оценивающий взгляд. Жан-Жак, наверняка, выискивает недостатки. И они, безусловно, где-то есть. Лерой всем сердцем любит искусство. Особое место наравне с музыкой и балетом занимает живопись. Пусть по нему и не скажешь. Иной раз он подолгу задерживается возле «Купальщицы» Густава Курбе, изучая линии выведенного женского тела. Изучая оттенки и полутона, которыми художник оживил свое полотно. А сейчас солнце оживляет его полотно. Все в точности как на картине. Не написанной, но воссозданной из давних образов. Воссозданной живой человеческой натурой. Конечности Юрия затекают, но двинуться возможности нет. Он пытается посмотреть на Джей-Джея. Однако положение не позволяет. Фигурист чувствует, как член начинает приподниматься. Его губы слегка дрожат, воспаленные недавним поцелуем. Волосы опрятно спутанные разметались по подушке. От прохлады в комнате набухают соски. Жан-Жак продолжает смотреть. Чуткий взгляд художника улавливает малейшую перемену в своем творении. Солнце все играет тенями и светом. А возбуждение подбирается медленно. Оно хватает и самого Жан-Жака, щекоча нервы, перехватывая дыхание. Но он тянет остановившееся время. Мучает мальчишку и наслаждается сам. Пальцы нервно сжимают собственное плечо. Поза Юрия – изломанная кукла. Или мгновение перед сном. Или мгновение перед мукой. Он ощущает, как смазка каплями сочится из дырочки, спускается к мошонке. Кожа на щеках краснеет. Кадык нервно опускается-поднимается. Шевелиться нельзя. В горле собирается комок. Все под внимательным взором Джей-Джея. Неназванного короля Джей-Джея. Терпение у него железное. И чувствовать, как томительно ноет член, показывая красноватую головку, сил хватает. Чересчур невинное, покорное тело, занявшее постель, разжигает желание. Желание снова проверить неоднократно проверенное. Испробовать то, что было испробовано. Насладиться криками уже слышанными. Лерой чувствует порывистое возбуждение Юрия. Он его хочет. А блондин то сжимает, то разжимает тонкие губки, боясь даже облизнуться. Комок грозит перейти в слезы. Напряженные нервы желают разрядки. Выдох чуть громче обычного. Зажмуренные глаза. По коже в золоте солнца солоноватая дорожка, похотливо слизанная скользким языком. Лерой сжимает головку указательным и большим пальцами. Горячо шепчет: - Ни движения, понял меня? Короткий жалкий всхлип. Губки соблазнительно приоткрываются. Вопреки желанию, двигаться запрещено. И Юрий готов взмолиться, только бы дали толкнуться бедрами, почувствовать удовлетворение. Но вместе с накатывающим удовольствием приходит тянущая боль в паху. Жан-Жак наблюдает. Присматривается. Дышит сначала в самую шею, затем проводя языком по выступающей косточке ключицы. Головка Плисецкого течет, не переставая, и краснеет. А затем огрубевшие подушечки начинают ее массировать. Отчего темнеет в глазах, не хватает воздуха. Но двигаться нельзя. Только протяжный жалобный стон вырывается, заполняя тишину огромной комнаты. Голоса не хватает. Но рваные стоны все чаще срываются в пустоту солнечного света. Тонкие плаксивые. Словно его насилуют. Отчасти это правда. Ведь разрешения двигаться Лерой еще не давал. Канадец полно ощущает чувства Юрия. Мимика, звуки, легкая дрожь дают понимание происходящего с мальчишкой. От этого улыбка превращается в слегка безумную. Жан-Жак останавливает дрочку вовремя, перебираясь полностью на кровать. Он раздвигает нелепо сложенные ноги российского фигуриста, облизывая пальцы. Сразу два. У Юрия глазки мутные от похоти, слезящиеся от страха и напряжения. Он просит. Умоляет. Пальцы входят свободно, раздражая простату, и заставляют прогнуться в спине. А затем скользят, задевая стенки. - Жан, - имя жалостно растягивается скачущим голосом. Так невозможно поймать нужную интонацию. Лерой водит языком по груди. По животу. По щекам и ушам. Хватая ненасытным поцелуем розоватые губки. После пальцев Юрия заполняет член. Жан-Жак вгоняет его полностью. Ощущая, как внутри Плисецкого тепло и узко. Глаза закатываются от блаженства. Фигурист плавно двигает бедрами, ловя сквозь тяжелое дыхание свое имя. Юрия уносит. Нега растекается по телу волнами в темпе Жан-Жака. Блондин просто не может не кричать, невинно умоляя о еще большем. Но Лерой имеет мальчишку в свое удовольствие, изменяя порой характер движений. Он кончает Плисецкому на лицо и на грудь, сотрясаясь от накрывшего оргазма. Но кончает только после того, как это делает Юрий. А у того ротик послушно раскрывается и ловит белое семя… Жан-Жак Лерой тайно обожает живопись. Пусть по нему и не скажешь. Иной раз он подолгу задерживается возле «Купальщицы» Густава Курбе, изучая линии выведенного женского тела. Изучая оттенки и полутона, которыми художник оживил свое полотно.