reference

Ньют впервые замечает шрамы Криденса, когда тот протягивает руку за чашкой, предусмотрительно отставленной подальше от свитков с домашкой по зельеварению (Снейп задал, как обычно, чересчур много скучного конспектирования, а Ньют, как обычно, взялся за нежеланное задание в последний вечер перед занятием). Шрамы морщат бледную кожу вдоль кисти, слегка высовываясь из рукава. Их два (видимых), и непонятно, сколько еще скрывается под мантией. В животе Скамандера становится холодно и неуютно, как на улице в этом склизком ноябре, и он сглатывает, непроизвольно дернувшись, и опускает взгляд в конспект. Перо расчертило бумагу черной линией поверх ровных строчек. Впрочем, это, в отличие от полос на руках Криденса, легко поправимо. Ньют не знает, как заговаривать о подобном. Они не так уж долго общаются - пару месяцев, и для них обоих процесс сближения довольно-таки тяжек - к тому же Ньют почти не имеет близких друзей, а еще не будет ли это нежеланным вторжением в личное пространство - и не повесит ли на место Криденс завесу отчуждения, едва начав открываться?.. Вечера/ночи, проведенные вместе за уроками в чемодане, оставленном в спальне Хаффлпаффа (соседи давно привыкли к тому, что Ньюту порой нужно чуть больше личного пространства, чем позволяют возможности Хогвартса), становятся приятно привычными, и просто приятными становятся расширенные глаза Криденса, когда Скамандер притаскивает ему с кухни яблочный штрудель, помогает с домашкой или позволяет погладить серую кошку, найденную на маггловской улице Лондона во время каникул. Ньют не хочет, чтобы этот мальчишка страдал. Ньют хочет видеть, как в его глазах прыгают рыжие и желтые огоньки от свечей, расставленных повсюду в комнате (рождественское настроение весело ловить за хвост еще в середине осени), Ньют хочет, чтобы Криденс улыбнулся ему, хотя сам не всегда может поднять глаза. В день, когда выпадает первый снег, он видит легкие пушистые белые комочки из окна класса, а через сорок минут они с Криденсом встречаются в холле после уроков совершенно случайно, столкнувшись нос к носу, и Ньют улыбается очень широко - Криденс смотрит на его веснушки, и его смелости почти хватает на то, чтобы поднять взгляд выше - к глазам; потом случаются пальцы Ньюта на его собственных, и страх резко дубасит изнутри грудной клетки, но не от прикосновения, а от осознания, что хаффлпаффец может нащупать на его руках бороздки шрамов или испачкаться в крови (утро не задалось, утро очень сильно не задалось, и было страшно, и сидеть в углу туалетной кабинки, обхватив голову руками и закусив синий галстук, чтобы не было слышно хрип, и качаться туда-обратно туда-обратно туда-обратно - всё было страшно, а вымещение страха на запястьях приносило облегчение, пусть слабое и временное, но). А сейчас сказать что-то не получается, и Криденс просто отдергивает ладонь. Улыбка Ньюта гаснет - в голове райвенкловца начинает стучать "это всё ты ты ты ты опять ты всё из-за тебя ему грустно из-за тебя ты не нужен не нужен не нужен", и сквозь пелену слёз, застилающую глаза, он еле слышит ньютово "что случилось?", и хватается за желтый свитер так, будто в мире больше ничего нет, и потерять Ньюта, потерять возможность держаться за Ньюта сейчас приравнивается к мгновенной гибели. Теплые руки мягко обнимают его, не смыкаясь на спине, оставляя возможность легко уйти, и эта ненавязчивая забота так приятно невозможна, что слёзы начинают течь ещё сильнее, и сбивается дыхание, а мир уезжает куда-то вправо и вниз, но остаются руки и шёпот "я рядом, рядом, я никуда не денусь", который даёт больше уверенности, что стоит жить - хотя бы ради этого - больше, чем всё, что случалось в холодной и страшной жизни до Хогвартса. Ньют уводит его к кухне - в гостиную, где по дороге до спальни кто-то накидывает на Криденса плед, а кто-то суёт Скамандеру кувшин с глинтвейном - и в чемодан, чтобы усадить уже не плачущего, но с трудом дышащего и сжавшегося насколько возможно Криденса на потрепанный широкий диван в углу комнаты, садится в полуметре и делает глоток вина с пряностями, запивая сомнение в правильности своих поступков. В сознании мечется мысль, не стоит ли оставить райвенкловца в одиночестве (социальные контакты - всё-таки слишком сложно), но в итоге к Ньюту приходит Несси, и он перекладывает ее серое маленькое тело на колени к немного успоковшемуся Криденсу, потому что животные-то уж точно умеют подбадривать лучше, чем он сам, и продолжает чесать кошку за ухом, чтобы не сбежала. Бэрбоун осторожно касается её шерстки тоже, и Несси мурчит, как паровоз, а Ньют осторожно хихикает, когда его ладони слегка касаются пальцы Криденса. Они сидят на диване несколько часов, потихоньку потягивают глинтвейн, передавая кувшин друг другу, и изредка неловко переговариваются (в основном это "хочешь есть? - нет, спасибо", "может, подушку найти? - нет, спасибо" или "тебе не холодно? - нет, спасибо"). Потом сонный Криденс постепенно съезжает на плечо к Ньюту, и теплота в животе у того разлетается по комнате золотистыми бабочками. Он осторожно гладит друга по голове, и - в третий раз за день - чувствует пальцы Бэрбоуна на своей руке. Так они и засыпают - сидя, прижавшись друг другу под клетчатым пледом девчонки с третьего курса, и Ньют думает о том, что хочет помочь Криденсу справиться со всем этим, и быть рядом, держать его руку и обнимать, делясь теплом и пониманием того, что он нужен и важен. Через пару часов Ньют открывает глаза и видит напротив чужие - ясный темный взгляд. Ньют улыбается. Поцелуй - едва заметные касания губ - затягивается секунд на двадцать, после которых Криденс порывисто утыкается лбом обратно в плечо Ньюта, и Скамандеру виден легчайший из всех возможных намёк на улыбку в уголке рта райвенкловца.